Ознакомительная версия.
Наконец, совершенно особое место занимают работы французского лингвиста Г.Гийома, создателя особой лингвистической дисциплины – психосистематики языка. Г.Гийом сосредоточивается на анализе языка не под углом зрения отношения «человек – человек», а в плане отношения «человек – мир (универсум)». По Гийому, именно благодаря «отношениям всех и каждого к миру» люди могут общаться друг с другом (Гийом , 1992, с.161). Таким образом, его взгляды близки к концепции «образа мира».
Перейдем к предшествовавшим появлению психолингвистики и в известной мере обусловившим это появление психологическим идеям конца ХIХ – первой половины ХХ века.
Их краткую характеристику мы начнем с так называемой «гештальт-психологии» (Gestalt – от нем. «образ»), представленной такими громкими именами, как М.Вертгеймер, В.Келер, К.Коффка, в известной мере К.Бюлер и К.Левин (первый был близок гештальтизму, но занимал самостоятельную позицию, а второй с течением времени отошел от ортодоксального гештальтизма). Гештальтисты разделяли мир переживаний и физический мир, лежащий «за» переживаниями. Мир переживаний они в свою очередь рассматривали с двух точек зрения: как физиологическую реальность (мозговые процессы) и как психическую (феноменальную) реальность сознания. Сознание понималось как динамическое целое, «поле», единицей анализа которого и считался «гештальт» – целостная образная структура, несводимая к сумме составляющих ее ощущений.
Наиболее интересные для нас работы гештальтистов принадлежали, впрочем, не перечисленным только что ученым, со временем ставшим классиками психологии, а психологам, так сказать, второго эшелона. Например, в экспериментах О.Нимайера ( Niemeyer , 1935) было показано, что при восприятии предложения его грамматическая структура с самого начала воссоздается как единое целое, как гештальт. Но особенно важна высказанная О.Дитрихом идея: «Не только язык, но и каждый отдельный акт речи и понимания речи не простая, но, напротив, крайне сложная психофизиологическая функция, и отсюда следует расчленение не только языка в целом, но прежде всего именно этих актов на различные слои, каждый из которых имеет свою относительную ценность в рамках каждого рассматриваемого случая» ( Dittrich , 1925, S.25 – 26). Позже эта идея получила конкретное психофизиологическое обоснование, в частности, в яркой работе Ф.Кайнца «К построению языка» ( Kainz , 1957). Между прочим, именно О.Дитрих еще в 1913 году высказал мысль о необходимости особой научной дисциплины (он называл ее «психологией языка»), не совпадающей ни с собственно психологией, ни с лингвистикой ( Dittrich , 1913). Упомянутый только что Ф.Кайнц, автор многотомного труда «Психология языка», в России почти не известен (см. о нем Леонтьев , 1967, с.69 – 71).
К.Бюлер заслуживает отдельной характеристики, так как, по словам Р.Якобсона, его книга «Теория языка» «все еще остается, быть может, самым ценным вкладом психологии в лингвистику» ( Якобсон , 1985, с.385). Эта характеристика дана Т.В.Булыгиной и автором данной книги в их вступительной статье к русскому переводу этой книги К.Бюлера ( Бюлер , 1993), к которой мы для экономии места и отошлем читателя.
Второе важное направление в мировой психологии в начале ХХ века связано с так называемой бихевиористской («поведенческой») психологией. Ее виднейшие представители на раннем ее этапе – Дж.Уотсон и Э.Торндайк.
Бихевиористская психология во многом солидаризуется с материалистической психологией, и не случайно она считает одним из своих предтеч великого русского физиолога И.П.Павлова. Она признает только объективные методы исследования психики, включает психику в общий контекст жизнедеятельности человека и считает ее обусловленной внешними воздействиями и физиологическими особенностями организма. С этим спорить трудно. Но, провозгласив объективность методов психологии, бихевиористы заявили, что если что-то в психике не поддается непосредственному наблюдению и измерению, то этого «что-то» вообще не существует. «Поскольку при объективном изучении человека бихевиорист не наблюдает ничего такого, что он мог бы назвать сознанием, чувствованием, ощущением, воображением, волей, постольку он больше не считает, что эти термины указывают на подлинные феномены психологии… Все эти термины могут быть исключены из описания деятельности человека» ( Уотсон , 1927, стлб.435).
Отказавшись от дуализма и считая психику продуктом внешних воздействий, бихевиористы понимают эти воздействия исключительно как стимулы, извне воздействующие на организм, а содержание психики человека низводят до совокупности реакций организма на эти стимулы и связей стимулов с реакциями, возникающих благодаря тому, что та или иная реакция оказывается полезной для организма. «Человеческая жизнь складывается из определенных положений или ситуаций, с которыми мы сталкиваемся, из определенных ответов или реакций, которыми мы отвечаем на данные положения, и из определенных образующихся связей между бесчисленным множеством воздействующих на нас положений и соответственно таким же бесчисленным множеством вызываемых ими реакций» ( Торндайк , 1935, с.21).
Конечно, обойтись только наблюдаемыми феноменами бихевиористы не могут, особенно при трактовке таких сложных форм поведения, как речевое. Поэтому в бихевиористскую теорию очень скоро было введено понятие «промежуточных переменных», опосредствующих реакции организма на те или иные стимулы. Но в «классическом» бихевиоризме они не имеют никакого содержательного смысла, т.е. являются операциональными фикциями: «…Единственные значения, которые в настоящее время имеют эти теоретические промежуточные конструкции, даны уравнениями, которые связывают их с определенными экспериментальными переменными… Такие уравнения образуют определение этих терминов» ( Spence , 1948, p.74 – 75) [8] .
Впрочем, такая радикальная позиция характерна именно для классического, раннего бихевиоризма. Позже, не отказываясь от принципиальной схемы «стимул – реакция», бихевиористы пришли к реалистической психофизиологической интерпретации «промежуточных переменных». В частности, таковы были уже в 1950-е гг. взгляды одного из основоположников психолингвистики – Чарлза Осгуда (см. Osgood , 1957).
Можно сказать, образцом бихевиористского подхода к речи являются работы американского лингвиста Леонарда Блумфилда. Они существуют и на русском языке ( Блумфилд , 1965; 1968), и с ними легко ознакомиться. Язык для Л.Блумфилда – простая количественная прибавка к другим стимулам, лингвистические формы просто обеспечивают более тонкую, специфичную и тонкую координацию, чем другие средства, но качественно он от других стимулов не отличается и есть лишь «…форма поведения, благодаря которой индивидуум приспосабливается к социальной среде» ( Weiss , 1925, p.52) [9] .
Своеобразное явление в позднем бихевиоризме представлял собой Б.Скиннер, известный как специалист по обучению, но являющийся и автором теоретического труда «Речевое поведение» ( Skinner , 1957). См. о его взглядах ( Леонтьев , 1967, с.23 – 25).
Если не считать Б.Скиннера и еще некоторых бихевиористов «старого закала», бихевиоризм в целом за первую половину ХХ века испытал совершенно определенную эволюцию. Охарактеризуем ее словами знаменитого американского лингвиста Уриэля Вейнрайха: «Мысль, психические процессы остаются все так же табу. Но считается возможным говорить о “скрытых состояниях”, “целевом поведении” и даже (о тень Уотсона!) выражать мысль, что “цель речи – передавать идеи”… Может быть, и многие из нас, лингвистов, придут в один прекрасный день ко взгляду на речь как на осмысленную коммуникативную деятельность, а не только как на продукт набора формальных правил» ( Weinreich , 1953, p.279).
Одним словом, «так естественно допустить немножко разумного между стимулом и реакцией» ( Миллер , Галантер , Прибрам , 1965). Психолингвистика как раз и возникла из этого «естественного допущения».
Возникновение психолингвистики. Психолингвистика первого поколения. Сам термин «психолингвистика», по-видимому, впервые прозвучал в статье американского психолога Н.Пронко ( Pronko , 1946). Как отдельная наука она возникла в 1953 году в результате межуниверситетского семинара, организованного в июне – августе Комитетом по лингвистике и психологии Исследовательского Совета по социальным наукам в Университете Индиана. Вдохновителями этого семинара были два психолога с мировым именем – Чарлз Осгуд и Джон Кэролл – и литературовед, фольклорист, семиотик Томас Сибеок. Его участниками были в основном лингвисты, причем самого высшего класса – все они к настоящему времени получили мировую известность, – и психологи, тоже отнюдь не рядовые [10] . За девять летних недель они написали книгу, в которой суммировали основные теоретические положения, принятые в ходе дискуссий всеми участниками, и основные направления экспериментальных исследований, базирующиеся на этих положениях (Psycholinguistics, 1954) [11] . Нам в данном пособии еще не раз придется возвращаться к этой книге, и пока достаточно констатировать, что в основе концепции, изложенной на ее страницах, лежат три основных источника.
Ознакомительная версия.
