(Вегенер назвал ее Пангеей), но за миллиарды лет раскололась на существующие сегодня континенты. Атлантический океан моложе, чем принято считать, и продолжает расти. Животных, эволюционировавших в соседстве друг с другом, разнесло по разным уголкам планеты. Поверхность земли двигается — неуловимо, но постоянно.
Идея Вегенера не снискала одобрения. Геологи беспощадно высмеивали «континентальный дрейф», как его называли. Вегенер был в их сфере пришлым, и они возмущались, как он посмел критиковать давно укоренившиеся убеждения, да еще опираясь на такую сомнительную теорию. Подводя итог всеобщему возмущению, один исследователь описал идею о континентальном дрейфе как «горячечный бред людей с тяжелыми случаями заболевания движущейся корой и чумой блуждающего полюса». Немногие встали на сторону Вегенера, образовав маленький лагерь геологических «мобилистов», но традиционалисты все же отстояли статичную землю. Роллин Чемберлен, редактор Journal of Geology, писал: «Если мы поверим в гипотезу Вегенера, нам придется забыть все, чему мы учились в последние семьдесят лет, и начать сначала». Когда Вегенер умер, его теория все еще валялась в мусорной корзине научной истории.
Несколько десятков лет спустя ученые открыли литосферные плиты — участки земной коры, по размеру превышающие континенты и раздвигаемые потоками магмы. Северо-Американская и Евразийская плита разъезжаются приблизительно со скоростью роста ногтей; за всю мою жизнь это составило около девяноста сантиметров. Вегенер, ученый-аутсайдер с безумной идеей, в итоге оказался прав. Геологию переписали, признав, что даже неподвижные с виду вещи могут двигаться.
Сейчас все согласны, что небо и земля постоянно изменяются, но в отношении себя мы более упрямы. Разумеется, мы стареем, наши кости теряют подвижность, волосы седеют, но наша природная сущность остается прежней.
О ее расположении до сих пор ведут споры. Теологи помещали ее в бессмертную душу, а более приземленные философы видели ее в характере и добродетели. С современной научной точки зрения все природное в человеке имеет полностью биологическое происхождение, коренящееся в генах и закодированное в организме.
Где бы ни обреталась наша природа, ее полагают постоянной и незыблемой. Я называю это убеждение «психологическим фиксизмом» — по аналогии с тем, как геологи считали континенты фиксированными. Фиксизм дает ощущение надежности. Точно известно, что представляют собой окружающие и мы сами. Но это загоняет нас в рамки: мошенники всегда будут мошенничать, а лгуны всегда будут лгать.
Согласно френологии, псевдонауке XIX века, каждая умственная способность заключена в отдельной квартире нейронной недвижимости. Кронциркулями френологи измеряли выпуклости и впадины черепа и определяли степень добросердечия и совестливости. Такого рода фиксизм был на руку поборникам господствовавшей социальной иерархии [44]. Френолог Чарльз Колдуэлл колесил по югу Америки, провозглашая, что мозг выходцев из Африки создан быть угнетенным. Всякие прочие оперировали мнимыми биологическими истинами, пытаясь доказать, что женщины неспособны к образованию, бедные сами виноваты, а преступники неисправимы. Как наука френология была несостоятельна, но как идеология очень удобна.
К началу XX века нейронауки изжили френологию, но представление о неизменности нашей природы осталось. Исследователи знали, что человеческий мозг развивается скачками на протяжении всего детства, причем не просто растет, а образует завораживающе запутанную структуру. А потом вроде бы прекращает меняться. С доступными тогда инструментами нейробиологи не нашли изменений после взросления. Это согласовалось с общепринятым мнением о человеческой природе и стало догмой. Ученые пришли к убеждению, что хотя порезы заживают, нейроны, утраченные после сотрясения мозга, в результате старения или на мальчишниках, не восстанавливаются.
Основоположник современной нейробиологии Сантьяго Рамон-и-Кахаль описал это так: «В мозге взрослых нейронные пути фиксированные, конечные и неизменные. Они могут умереть, но не могут возродиться. Суровый закон исправит только наука будущего» [45].
Менять закон науке не пришлось, оказалось достаточно осознать его ошибочность. Одно из первых в череде открытий сделали примерно тридцать лет назад во время изучения певчих птиц. Каждую весну самцы вьюрков и канареек сочиняли новые мелодии для соблазнения потенциальных супруг. Ученые обнаружили, что, заучивая репертуар, птицы отращивали тысячи новых клеток мозга в день [46]. В последующие годы новые нейроны находили у взрослых крыс, землероек и обезьян.
Скептики все еще сомневаются в том, что мозг продолжает развиваться у взрослых. Главный прорыв неожиданно принесла холодная война. В первые годы противоборствующие страны регулярно тестировали ядерное оружие, вплоть до договора 1963 года о запрете испытаний. Уровни радиоактивного углерода (углерода-14) — изотопа, который образуется при ядерной детонации, — подскочили, а потом так же быстро упали. Радиоактивный углерод проникает в растения и животных, которых мы едим, а через пищу в клетки нашего организма. Нейробиологи, в том числе Кирсти Спольдинг, этим воспользовались. По примеру археологов Спольдинг датировала клетки мозга по уровню углерода-14, отмечая год их рождения. И неожиданно обнаружила, что новые нейроны образуются на протяжении всей жизни [47].
Иными словами, мозг никак не запрограммирован. Он меняется, и преобразования в нем не случайны. Исследования с МРТ систематически подтверждают, что мозг формируют наши переживания, решения и привычки. В результате обучения игре на струнных инструментах или жонглированию увеличиваются части мозга, контролирующие движения рук. Из-за хронического стресса или депрессии атрофируются части мозга, связанные с памятью и эмоциями [48].
За много лет корабль фиксизма дал еще не одну течь. Чем пристальнее ученые высматривали признаки неизменности «человеческой природы», тем меньше их находили.
Вернемся к интеллекту. Фрэнсис Гальтон утверждал, что он врожденный и постоянный.
Но сто лет спустя, в 1987 году, психолог Джеймс Флинн заметил непонятную тенденцию: за предыдущие сорок лет IQ среднестатистического американца поднялся на четырнадцать баллов [49]. В последующие годы ученые других стран тоже зафиксировали подобные явления. Что особенно важно, интеллект менялся в разных поколениях одной семьи. Эти сдвиги определенно не генетического происхождения, они отражали новые решения и привычки — например, в питании или образовании.
Это предположение подтверждается тем, что IQ бедных детей после усыновления благополучными семьями поднимается минимум на десять баллов. А в ходе недавнего анализа IQ более шестисот тысяч человек психологи установили, что за каждый год обучения IQ увеличивается на один балл и не снижается на протяжении жизни [50].
Наша личность меняется значительнее, чем кажется [51]. После ухода из родительского дома молодые люди становятся более нервозными. Вслед за вступлением в брак повышается интроверсия, а на первой работе развивается добросовестность.
Конечно, меняться можно и сознательно. Психотерапия помогает бороться с нервозностью, стать экстравертивнее, добросовестнее, чем раньше, и новые черты сохранятся по крайней мере год после терапии. Личность не загоняет нас в определенную колею, она отражает каждый наш выбор.
Науке о человеческой природе пора последовать примеру геологии и отречься от фиксизма. Мы не статичные и не косные, наш мозг и разум трансформируются
