плохим. Таким образом, чувство вины назначается руководящим принципом жизни. Хороший человек выполняет повседневные задачи, постоянно определяя степень их хорошести, которая, в свою очередь, зависит от того, насколько виноватым человек будет чувствовать себя после их выполнения.
Хороший человек склонен брать на себя огромную ответственность за самочувствие и благополучие других и всегда переживает, не обидел ли кого-то, не забыл ли о ком-то. Он обычно убежден, что единственный смысл жизни заключается в служении другим, – потому что подсознательно уверен, что это служение является видимым доказательством его добродетели, либо потому, что однажды ему напрямую внушили, что забота о других – главное для человека.
Эти ложные убеждения, прочно укорененные в системе ценностей хорошего человека, зачастую вынуждают его предавать себя, побуждая жертвовать собой во имя возможности спасать, исцелять и помогать другим, что в конечном итоге приводит к тому, что человек позволяет злоупотреблять своей «добротой», – и все это время он определяет себя как хорошего и доброго по отношению к другим.
ХОРОШИЕ ЛЮДИ ЗАЧАСТУЮ НЕСЧАСТНЫ В ЖИЗНИ, ИХ МУЧАЮТ ВНУТРЕННИЕ КОНФЛИКТЫ И ДЕПРЕССИЯ; ОНИ ПОДВЕРГАЮТСЯ БОЛЬШИМ СТРЕССАМ, ЧТО, КАК ПРАВИЛО, ПРИВОДИТ К ВОЗНИКНОВЕНИЮ ЗАБОЛЕВАНИЙ.
Они терпят плохое обращение с собой, а иногда буквально погибают от рук своих мучителей. Как минимум они тянут непосильную ношу ответственности, которая им не принадлежит, но никакой альтернативы не видят.
К счастью, от такой самоидентификации можно избавиться. Как мы увидим, для этого нужно научиться отличать правду от лжи, прислушиваться к внутренним системам управления и снова обрести свое истинное «Я».
Как происходит отождествление с добродетелью
В целом, когда люди упоминают добродетель, они имеют в виду что-то вроде доброты: не быть слишком эгоистичными, не иметь дурных намерений, не превозносить себя, ну и, пожалуй, иметь сострадание и эмпатию. Но эти вещи обычно не уточняются, а люди, ими обладающие, просто называются хорошими. Родители, ежедневно отправляя ребенка в школу, машут ему рукой и кричат: «Веди себя хорошо!», на самом деле имя в виду: «Не нарывайся на неприятности, делай то, что говорит учитель!» Но вслух произносят лишь первое, не уточняя, но ребенок слышит в этом какой-то неоспоримый посыл – о том, что его ценность как-то зависит от того, сможет он или нет быть хорошим.
Однако не будем придираться к словам – даже если бы родители на самом деле говорили: «Делай так, как скажет учитель», дети все равно бы чувствовали, что они изначально что-то должны, что их собственная натура как-то определяется пожеланием родителей. А большинство родителей мечтают о том, чтобы их ребенок был хорошим (в своих фантазиях видя его почти идеальным), как бы они ни представляли себе его внешний вид, движения, речь, поступки, мысли и чувства. И не столько слова, сколько вот эти представления родителей влияют на то, что ребенок усвоит в детстве.
Дети не усваивают сами слова – слова служат лишь для закрепления изначально усвоенной информации. Дети усваивают все то несказанное, что видят там, где проводят младенческие и детские годы: выражения лиц, язык тела и все то, что «витает в воздухе», – какие-то неразрешенные родительские проблемы, не осознаваемые ими и поэтому легко проецируемые на детей. Дети воспринимают все это как зеркало, в которое они смотрят, чтобы самоопределиться; то, что они видят, завораживает их, и они пытаются подражать этому, усваивая как необходимые для жизни навыки.
И действительно, все эти вещи, с которыми мы отождествляем себя в детстве, становятся необходимым условием выживания, мы привязываем к ним свое ощущение бытия, и поэтому того, кто отождествляет себя с добродетелью, приводит в ужас сама идея избавиться от этой самоидентификации. Такого человека характеризуют три признака:
1) он верит, что поступать иначе, чем он, плохо;
2) в глубине души он хочет поступать иначе, но боится, что тогда будет считаться плохим, то есть недостойным;
3) он догадывается, что само ощущение бытия для него зависит от поддержания этой самоидентификации.
Самоидентификация – очень странный и интересный феномен, о котором уже написано множество томов психологической литературы. Мне нравится простота определения транса выживания, сформулированного Фирманом и Джила на основе концепции семейного транса Джона Брэдшоу, представленной в книге «Первичная травма» (1997). Вот как они описывают это.
«В семейном трансе… семья является унифицирующим центром, который вынуждает всех членов к строго определенной самоидентификации, или роли. Находиться в семейном трансе – значит настолько тотально отождествлять себя со своей ролью в семье, что иные важные аспекты личного опыта остаются неосознанными. В трансе от членов семьи требуется скорее послушание, нежели искренность… и ни у одного маленького хрупкого ребенка нет возможности отказаться от этого… Ребенок цепляется за возможность ощутить себя в безопасности и причастным к семье этим единственным доступным способом… и платит за это возможностью быть искренним» [1].
Большинство наших родителей просто не видели перед глазами примера того, как человек может жить, будучи искренним в своих проявлениях, и, следовательно, не знают, как быть с искренностью собственных детей. Как я уже говорила в самом начале, не следует винить родителей за это, ведь подобные неэффективные методы воспитания применялись из поколения в поколение. Однако коллективные представления о процессе воспитания заметно изменились на протяжении прошлого века в сторону большей осознанности и эмпатии по сравнению со всеми предыдущими веками. Этот эволюционный процесс будет продолжаться и приближать нас к пониманию того, как оставаться искренними, побуждая к тому же окружающих. Но пока еще многие, если не большинство родителей, до сих пор верят, что это их долг – вырастить ребенка таким человеком, который будет соответствовать их представлениям о добродетели.
Те свойства, которые соответствуют образу добродетельного человека, большей частью не осознаются самими родителями и в результате легко проецируются на ребенка. И родитель, и ребенок признают этот образ как неоспоримый факт, поэтому родитель следит за соответствием ему ребенка, не замечая, каков тот на самом деле. По мере взросления отождествление с тем, что не является истинным, становится для ребенка главным способом как выживания, так и обретения чувства принадлежности обществу. В последующих главах мы рассмотрим эту проблему подробнее.
Большинство из нас в той или иной степени отождествляет себя с понятием добродетели. Кроме того, для многих отказ от этого отождествления приравнивается к эмоциональному или даже физическому отчуждению от родителей – в силу интуитивного понимания, что родительская любовь была обусловлена тем, насколько они могли нами гордиться. Эту любовь можно было испытать только одним способом – набраться смелости и хотя бы отчасти стать искренними; если в этом случае
