Карл Юнг - Очерки по психологии бессознательного (сборник)

Ознакомительная версия.

4. Попытки высвободить индивидуальность из коллективного психического

Тождество с коллективным психическим становится для субъекта невыносимым, и, чтобы освободиться от такого состояния, он начинает искать радикальные меры. Здесь для него открываются две возможности. Первая возможность заключается в попытке регрессивно восстановить первоначальную персону, попытаться укротить бессознательное с применением редуктивной теории, например, заявив, что это не что иное, как вытесненная инфантильная сексуальность, которую, по сути, лучше всего было бы заменить нормальной сексуальной деятельностью. Такое его объяснение опирается на явный сексуальный символизм, свойственный языку бессознательного, и на его конкретное истолкование. Или же субъект придерживается «теории власти», принимая «богоподобие» в смысле «маскулинного протеста», инфантильного желания власти и столь же инфантильного стремления к безопасности и всемогуществу. Бессознательное можно объяснить и как архаическую коллективную психологию первобытного человека; такое объяснение исчерпывало бы не только сексуальный символизм и стремление к «богоподобной» власти, но также и религиозные, философские и мифологические аспекты и тенденции, унаследованные в бессознательных содержаниях.

Вывод из этих рассуждений во всех случаях и всегда будет один и тот же: бессознательное – это нечто признанное инфантильным, ненужным, бессмысленным, невозможным. Бессознательное в этом случае есть не что иное, как пережиток; оно не может вызвать в нас ничего, кроме смиренного пожимания плечами; ценности за таким явлением нельзя признать никакой. Если мы желаем спокойной благоразумной жизни, то нам следует вернуть коллективному психическому изъятый сегмент, который называется персоной, спокойно прекратить анализ, а также по возможности вовсе забыть о существовании бессознательного. Здесь остается смотреть на происходящее глазами Фауста:

Это было бы прекрасным разрешением проблемы, если бы человек действительно мог избавиться от бессознательного, изъять из него либидо и лишить его действенной силы. Но мы знаем по опыту, что бессознательное лишить энергии нельзя, оно продолжает действовать, ибо в нем скрыт источник либидо, дающий нам изначальные психические элементы, мысли-чувства или чувства-мысли, т. е. не дифференцированные еще зародыши идей и зародыши чувств. Ошибочно было бы думать, что с помощью той или иной теории или же магического метода можно окончательно изъять либидо из бессознательного и до определенной степени освободиться от него. Какое-то время можно жить с такой иллюзией, но в один прекрасный день придется сказать опять-таки словами Фауста:

Анализ не может исчерпать бессознательного до дна, не может заставить его остановиться. Никто не властен победить бессознательное и надолго лишить его действенной силы. И если бы для разрешения нашей проблемы мы пошли по вышеописанному первому пути, то неминуемо впали бы в самообман и не достигли ничего, кроме вторичного вытеснения.

Мефистофель оставляет путь открытым, им нельзя пренебречь, так как он является реальной возможностью для некоторых людей. Он говорит Фаусту, который болен «магическим безумием» и весьма желает избегнуть кухни ведьм:

[Любой, кто посчитает возможным жить такой жизнью, никогда не подвергнется такой опасности.]

Второй путь ведет к отождествлению с коллективным психическим. Такому отождествлению соответствует симптом «богоподобия», но теперь уже превращенного в систему. Иными словами, субъект считает себя счастливым обладателем той великой, единой истины, которую и надлежало открыть, обладателем того конечного знания, в котором заключается спасение всех народов. Такая психическая установка, может быть, есть еще не мегаломания (мания величия) в буквальном смысле слова, а лишь общеизвестная смягченная форма так называемого профетического (пророческого) вдохновения. Для субъектов со слабой психикой, у которых часто непомерно развиты честолюбие, тщеславие и неуместная наивность, это является настоящим искушением, которому они нередко поддаются. Доступ к коллективному психическому является для индивида обновлением жизни независимо от того, приятно это обновление или нет. Люди хотят удержать это обновление; одни – потому что этим повышается их «чувство жизни»; другие – потому что надеются на богатый урожай нового знания. В обоих случаях люди не хотят отказаться от сокровищ, скрытых в коллективном психическом, и всячески стараются удержать за собой новые элементы, присоединившиеся к изначальной разумной жизни. Для достижения этой цели отождествление с коллективным психическим кажется наилучшим способом, ибо растворение персоны в коллективном психическом влечет за собой желание сочетаться с этим «океаном божества», забыться и раствориться в нем. Такое мистическое переживание свойственно всем людям с тонко развитой психикой. В равной степени каждому из нас присуща «неудержимая тоска по матери», томительное стремление вернуться назад к тому источнику, из которого мы вышли.

Раньше[187] я уже останавливался на вопросе о корнях неудержимой регрессивной тоски, которую Фрейд считает, «инфантильной фиксацией», или «желанием инцеста»; я указывал на то, как ценна и необходима такая тоска. Особенно ярко это выступает в мифах: мифы всегда рассказывают нам о том, как самый сильный и самый прекрасный из всех человек – народный герой – предается регрессивной тоске и нарочно подвергается опасности, сам идет в пасть чудовища, поглощается бездной-матерью и возвращается к своему первоисточнику. Но он не даром герой; поэтому он не дает чудовищу окончательно поглотить себя; напротив, он побеждает чудовище, и не один раз, а много. Только после преодоления коллективного психического мы приобретаем истинное сокровище – добываем неоценимый клад, завладеваем непобедимым мечом, магическим талисманом, одним словом, находим то, что в конкретном мифе является желанным благом. Тот, кто отождествляется с коллективным психическим или, выражаясь символическим языком, позволяет чудовищу поглотить себя и без остатка растворяется в нем, тот хотя и получает сокровище, охраняемое драконом, но не по собственной воле и лишь во вред себе.

[Не следует поэтому преуменьшать опасность принесения жертвы коллективному сознанию. Идентификация является шагом назад, еще одной глупостью, на вершине которой отвергается принцип индивидуации. При этом последний вытесняется и укрывается завесой индивидуальных деяний, хотя только в этом туманном тщеславии индивид и может обнаружить то, что принадлежит непосредственно ему самому. Но в действительности индивид обнаруживает там не свое собственное начало, а скорее вечные истины и заблуждения коллективного психического. В коллективном психическом истинная индивидуальность теряется.]

Идентификация с коллективным психическим оказывается, таким образом, ошибкой, которая хотя и в другой форме, но заканчивается так же разрушительно, как и в первом случае, который привел к выделению персоны из коллективного психического.

Ознакомительная версия.