Вильгельм Райх - Анализ характера

1. «Я тебя люблю, но боюсь, что меня накажут за это» (любовь — страх).

2. «Я ненавижу тебя, потому что мне не разрешается тебя любить, но боюсь выразить свою ненависть» (ненависть — страх).

3. «Я не знаю, люблю я тебя или ненавижу» (любовь — ненависть).

Складывается следующая картина генезиса психических противоречий. Во-первых, мы имеем дело с противопоставленностью эго внешнему миру, что позже обнаруживаем в противопоставлении нарциссизма объектному либидо. Это основа первой внутриличностной противопоставленности, проявляющейся в форме антитезы либидо (движение, направленное во внешний мир) и тревоги, представленной первым и основным бегством в нарциссизм от неудовольствия внешнего мира обратно в эго. Выбрасывание и втягивание ложноножек у простейших представляет собой гораздо больше, чем чистую аналогию с выпусканием и впусканием либидо. Неудовольствие, создаваемое внешним миром, приводит к оттягиванию либидо назад или тревожному уходу в себя (уход в нарциссизм). Напряжение, вызывающее неудовольствие, возникает из-за неудовлетворенных потребностей, что, наоборот, заставляет обратиться во внешний мир. Если внешний мир обеспечивает лишь удовольствие и удовлетворяет, тревоги не возникает. Если же он вызывает неудовольствие и грозит опасностью, влечение к объектному либидо дополняется его противоположностью — стремлением к нарциссическому уходу, наиболее примитивное выражение такого ухода — тревога. Либидинальная тяга к миру и нарциссическое бегство от него — это только выражение примитивного функционирования, которое присуще каждому без исключения живому организму. У простейших оно представлено в форме двух противоположных направлений течения плазмы: одно — от центра к периферии, а другое — от периферии к центру.[54] Бледность при испуге, дрожь при тревоге соответствуют прохождению катексиса от периферии тела к центру, что обусловлено сокращением периферических сосудов и расширением центральных (застой тревоги). Тургор, цвет и теплота периферических тканей, кожи при сексуальном возбуждении противоположны состоянию тревоги и соответствуют как психически, так и физиологически движению энергии по направлению от центра к периферии, а следовательно, к внешнему миру. Эрекция пениса и увлажнение вагины представляют собой выражение такого течения энергии в состоянии сексуального возбуждения; съеженный пенис и сухая вагина, наоборот, выражают противоположное направление катексиса и телесной жидкости от периферии к центру.

Первая антитеза между сексуальным возбуждением и тревогой является только интрапсихическим отражением базовой антитезы между индивидом и внешним миром, которая затем становится психической реальностью внутреннего конфликта «я хочу — я боюсь». Тревога всегда представляет собой первый признак внутреннего напряжения, независимо от того, обусловлена ли она фрустрацией удовлетворения, пришедшей извне, или течением энергии, катектируемой к центру организма. В первом случае мы имеем дело с застоем тревоги («актуальной тревогой»), а в последнем — с «реальной тревогой», которая также ведет к застою, а следовательно, к тревожности. Таким образом, обе формы тревоги (застой тревоги и реальная тревога) основаны на одном и том же феномене: центральном застое энергии. Различие состоит в том, что застой тревоги является непосредственным выражением застоя, в то время как реальная тревога с самого начала есть только ожидание опасности. Она становится аффективной тревогой во вторую очередь, когда течение катексиса к центру вызывает застой в центральном вегетативном аппарате. Исходная реакция «бегство-обратно-в-себя» позже принимает более раннюю филогенетическую форму бегства, которая состоит в увеличении расстояния до источника опасности. Это зависит от развития двигательной системы (мышечное бегство).

Помимо бегства в форме прикрытия собственным телом и мышечного бегства высшие организмы обладают другой важной реакцией: устранение источника опасности. Она не может принимать никакую иную форму, кроме деструктивного импульса.[55] Избегание застоя или тревоги, которое возникает при нарциссическом бегстве, это, по сути дела, не что иное, как особый способ миновать напряжение или устранить его. На этом уровне развития стремление к миру может быть только двух видов: либо для удовлетворения потребности (либидо), либо для того, чтобы избежать состояния тревоги, устранив источник опасности (деструкция). На основе первой антитезы либидо и тревоги возникает другая, а именно, антитеза либидо («любви») и деструкции («ненависти»). Каждая фрустрация удовлетворения инстинкта оборачивается игрой, будь то первый «собрат» либидо, тревога или деструктивный импульс, генетически более ранний и нацеленный на избегание тревоги. Есть две формы характера, которые соответствуют этим способам реагирования: истерический характер, который избегает опасности, и компульсивный характер, который стремится разрушить источник опасности. Мазохистский характер не имеет генитального объектного либидо так же, как и прямого деструктивного импульса, нацеленного на устранение источника опасности. По этой причине он вынужден возрождать внутреннее напряжение с помощью обходных маневров, скрытого требования, направленного к объекту любви, для того, чтобы каким-то образом сбросить либидинальное напряжение. Совершенно ясно, что эти попытки всегда обречены на провал.

Функция второй пары антитетичных импульсов — либидо и деструкции — претерпевает новое изменение, потому что внешний мир отрицает не только либидинальное удовлетворение, но и удовлетворение деструктивного импульса. Из-за угрозы наказания каждый деструктивный импульс оказывается перегруженным либидо, которое снова усиливает стремление к нарциссическому бегству. Это порождает четвертую антитезу между деструкцией и тревогой. Хотя она целиком лежит на поверхности, адлеровская индивидуальная психология никогда не проникала дальше, вглубь. Процесс формирования новых противоположных влечений, возникающих в результате конфликта между прежними влечениями и внешним миром, продолжается. С одной стороны, каждая фрустрация либидинального влечения придает силу деструктивному импульсу, что легко может обернуться садизмом, сочетающим в себе и деструктивное, и либидинальное влечение. С другой — деструктивные импульсы усиливаются устойчивой склонностью к тревоге и попытками деструктивным способом сбросить напряжение, эту тревогу порождающее. Поскольку, однако, каждое из появляющихся стремлений вызывает карательные реакции со стороны внешнего мира, то развивается «порочный круг», исходной точкой которого служит первая вызванная тревогой фрустрация либидинального импульса. Сдерживание деструктивных импульсов, вызванное угрозой из внешнего мира, не только усиливает тревожность и делает разрядку либидо еще труднее, чем раньше; оно еще вызывает новую антитезу. Деструктивный импульс, направленный во внешний мир, так или иначе оборачивается против себя, таким образом, добавляя «пару» — самодеструкцию к деструктивному импульсу, а мазохизм — садизму.

Чувство вины является результатом конфликта между любовью и ненавистью, направленными на один и тот же объект. Динамически это соответствует интенсивности сдерживаемой агрессии, которая сильна настолько, насколько велика сдерживаемая тревога.

Общая картина психических процессов, полученная на основе клинического опыта, показывает следующее: 1) Мазохизм является более поздним продуктом развития. Его редко можно встретить раньше трех— или четырехлетнего возраста, и по этой причине он не может быть проявлением первичного биологического импульса. 2) Все те феномены, рассматривая которые можно прийти к выводу о существовании инстинкта смерти, являются признаками и результатами нарциссического (не мышечного) бегства от мира. Импульс к нанесению себе вреда есть результат деструкции, обращенной на себя; ухудшение физического состояния, порожденное хроническими невротическими процессами обусловлено хроническим нарушением сексуальной экономики, хроническим эффектом несброшенного внутреннего напряжения, которое имеет физиологическую основу: это — результат постоянного психического страдания с объективной основой, но без субъективного желания. Сознательное стремление к смерти, к не-бытию («нирвана»), возникает только при условиях генитальной фрустрации и беспомощности; это — не что иное, как крайняя форма выражения покорности, бегства от реальности, которая превращается в крайнее неудовольствие, в ничто. Это ничто, вызванное приматом либидо, осмысливается в терминах другого вида либидинального удовлетворения, неким пребыванием под защитой заботливой матери или в ее утробе. Всякое оттягивание либидо из внешнего мира в эго, то есть каждое явление нарциссической регрессии, приводится в качестве доказательства существования инстинкта смерти. На самом деле это не что иное, как реакции актуальной фрустрации удовлетворения голода или либидинальных потребностей с помощью внешнего мира. Анализ показывает: если эта реакция полностью развивается даже при отсутствии актуально исходящей из внешнего мира фрустрации, то она является ранней инфантильной фрустрацией либидо, которая неизбежно влечет за собой бегство от мира в эго и создает психическую структуру, позже лишающую личность способности извлекать пользу из возможного удовольствия, предоставляемого внешним миром. К примеру, меланхолия, столь часто используемая в качестве доказательства существования инстинкта смерти, показывает, что суицидальные импульсы вторичны. Во-первых, они составляют фрустрированную надстройку оральности, которая в конце концов начала полностью сдерживать генитальную функцию, став точкой фиксации, а во-вторых — деструктивный импульс, сдерживаемый и направленный на себя, не может получить иного пути выражения, кроме самодеструкции. Если человек разрушает себя, он делает это не потому, что «хочет» или у него есть такая биологическая потребность, а потому что реальность вызывает внутреннее напряжение, которое становится нестерпимым и может разрешиться только путем самодеструкции. Так же как внешний мир превращается только в неспособную удовлетворить внешнюю реальность, инстинктивный аппарат превращается в неспособную удовлетворить внутреннюю реальность. Однако поскольку конечный мотив жизненной силы представляет собой напряжение с перспективой релаксации, то есть удовольствия, организм, лишен-ный'этих возможностей, как внутренне, так и внешне, будет желать прекращения своего существования. Самодеструкция становится последней и единственной возможностью получить релаксацию. Итак, можно сказать, что даже в желании умереть выражен принцип удовольствия-неудовольствия.