Теперь посмотрим, в чем заключается закон изменчивости инстинктов, который может быть сформулирован так: многие инстинкты созревают в известном возрасте и затем мало-помалу исчезают. Поэтому, сталкиваясь в период наибольшего развития данного инстинкта с соответствующими ему объектами, мы приобретаем привычку реагировать на эти объекты определенным образом. Привычка сохраняется у нас и тогда, когда первоначальный инстинкт уже исчез. Если же нам не удалось столкнуться с соответствующими данному инстинкту объектами, то у нас не образуется никакой привычки, и впоследствии, встречаясь в жизни с этими объектами, и животные, и люди не реагируют на них так, как они инстинктивно реагировали бы в более раннюю пору жизни.
Без сомнения, деятельность этого закона имеет ограниченную область. Некоторые инстинкты гораздо менее преходящи по сравнению с другими (инстинкты, связанные с питанием и самосохранением, почти неизменны); другие периодически то пропадают, то возвращаются с новой силой, например инстинкты случки и выведения детенышей. Впрочем, закон изменчивости инстинктов хотя и не имеет абсолютного значения, однако широко распространен в животном мире. Это лучше всего видно на частных примерах. В приведенных нами выше фактах отношение кур и телят к человеку было обусловлено тем, образовывалась или не образовывалась у них соответствующая привычка в течение первых дней жизни, и потому понятно, отчего инстинкт следования за кем-нибудь и привязанности через несколько дней исчезал и заменялся инстинктом бегства от опасности. Преходящий характер инстинкта привязанности у цыплят можно наблюдать по их отношению к наседке. Спалдинг держал несколько цыплят, пока они не подросли, в стороне от матери, и вот что он о них рассказывает: «Цыпленок, не слышавший в течение первых восьми дней жизни призывного крика матери, начинает относиться к нему совершенно безразлично, как к постороннему звуку. <…> Про одного из цыплят я наверное знаю, что, будучи продержан первые десять дней жизни в стороне от матери, он начал дичиться ее. Наседка гонялась за ним, всячески стараясь приманить его, но он упорно уклонялся от курицы, вбегая в дом или бросаясь к первому встречному человеку. Цыпленок упорно продолжал это делать, даже когда его неоднократно стегали прутиком и вообще жестоко обращались с ним. Его посадили на ночь под наседку, но утром он опять покинул ее».
Инстинкт сосания у всех млекопитающих зрелый уже в момент рождения и ведет к привычке брать грудь, привычке, которая у людей может сохраняться благодаря ежедневному упражнению гораздо долее обычных 12–18 мес. Но сам по себе инстинкт этот преходящ, и нелегко заставить взять грудь ребенка, которого в первые дни жизни почему-либо кормили с ложки, не давая ему вовсе груди. То же наблюдалось и на телятах. Если корова околела, или она не имеет молока, или не дает теленку сосать первых два дня и приходится кормить его из рук, то трудно заставить его сосать молоко, когда к нему приставят новую кормилицу, Та легкость, с какой можно путем искусственного кормления отучить животное кормиться от матери, показывает, что инстинкт сосания должен впоследствии совершенно исчезнуть.
Тот факт, что инстинкты отличаются преходящим характером и что проявления позднейших инстинктов могут модифицироваться под влиянием привычек, сложившихся от действия более ранних инстинктов, представляет гораздо более философское объяснение природы инстинкта, чем предположение об их «искажении» или «о выходе их из границ обычной нормы».
Я имел случай наблюдать шотландскую таксу, которая родилась в декабре на земляном полу конюшни и через шесть недель была перенесена в дом с коврами на полу. Там, будучи четырех месяцев, щенок нередко необыкновенно старательно пытался закапывать на ковре разные предметы (например, перчатки), с которыми играл и возился до полного изнеможения сил. Он начинал царапать ковер передними лапами, бросал изо рта предмет в якобы вырытую на ковре яму, засыпал его кругом воображаемой землей и уходил прочь, преспокойно оставив предмет лежать на ковре. Разумеется, все старания были тщетны… В этом возрасте мне случалось наблюдать за подобными действиями раз пять-шесть, впоследствии они никогда не повторялись. В данном случае первоначальный инстинкт исчез, так как отсутствовали условия, которые могли бы превратить его в постоянную привычку. Но предположим, что в распоряжении собаки имеется кусок говядины вместо перчатки, что собака находится не на ковре, а на рыхлой земле, что животное не обеспечено постоянным пропитанием. Тогда, по всей вероятности, у собаки на всю жизнь сделалось бы обыкновением зарывать излишек пищи в землю. Кто может поручиться, что чисто инстинктивная сторона в стремлении зарывать в землю пищу у дикой собаки не отличается столь же преходящим характером, как и у описанной нами таксы?
Оставляя в стороне низших животных и обращаясь к человеку, мы видим, что закон изменчивости инстинктов подтверждается на изменчивости интересов и страстей в течение нашей жизни. У ребенка вся жизнь заполнена играми, сказками и ознакомлением с внешними свойствами вещей; у юноши на первом плане — систематический ряд телесных упражнений, чтение романов, товарищество, пение, любовь и дружба, природа, путешествия и приключения, наука и философия; у взрослого человека — политика, самолюбивые планы, стремление к наживе, ответственность перед другими и эгоистические поползновения в житейской борьбе за существование. Если ребенок одинок в ту пору, когда потребность в играх и спорте бывает очень велика, не учится играть в мяч, грести, править парусами, кататься на коньках, ловить рыбу, стрелять, то весьма возможно, что и во всю остальную жизнь он не почувствует желания приняться за эти развлечения. Может быть, он впоследствии будет иметь немало удобных случаев выучиться всему этому, но 99 % вероятности, что он останется ко всему равнодушен и отступится перед необходимостью сделать первые шаги по новому пути, а между тем в более раннем возрасте одна перспектива этой необходимости привела бы его в восторг.
Половое влечение ослабевает от чрезмерного воздержания; но хорошо известно, что его своеобразные проявления обусловлены почти всецело тем образом жизни, какой ведет индивид в ранний период полового созревания. Влияние дурной среды в этот период делает человека на всю жизнь никуда не годным существом; целомудрие в юности благоприятно отражается на половых отношениях в более зрелом возрасте. Главным правилом педагогики должно быть следующее: куй железо, пока горячо; нужно сообщать ребенку знания и развивать в нем способности к различным искусствам, предупредив тот момент, когда интерес к изучаемому начнет в нем ослабевать; отзывчивость на разнообразные проявления жизни и интерес к различным предметам будут иметь важное значение в течение всей последующей жизни ребенка. В течение жизни бывают моменты, благоприятные для развития тех или других наклонностей — умения рисовать, собирать зоологические и ботанические коллекции и т. п.; затем наступает пора знакомства с гармонией механических отношений, с удивительными законами физики и химии; позднее у юноши возникает интерес к психологическому самонаблюдению, к таинственным проблемам метафизики и религии; наконец, человек знакомится с мировой мудростью в самом широком смысле этого слова, становясь деятельным участником житейской борьбы.
В каждой области перечисленных нами родов деятельности мы быстро достигаем пресыщения, чисто познавательный интерес к изучаемому предмету ослабевает, и в тех случаях, когда изучение не связано с каким-нибудь исключительным личным интересом, в наших духовных силах устанавливается равновесие и мы продолжаем жить, не расширяя области наших интересов и пользуясь запасом знаний, полученных в более раннюю пору, когда потребность в приобретении знаний и привычек отличается особенной живостью и интенсивностью. На практике у большинства людей запас идей, приобретенный до 25 лет, составляет весь их умственный багаж до конца жизни, если не считать той деятельности, которую они избрали своей специальностью. Мы не можем приобретать новые запасы идей. Если нам приходится в зрелом возрасте приниматься за изучение совершенно незнакомых вещей, то мы всегда испытываем чувство неуверенности в себе и не решаемся составлять определенного мнения относительно малознакомого предмета. Наоборот, то, чему мы выучились в годы живой восприимчивости и инстинктивной любознательности, всегда остается для нас привычным. По отношению к таким объектам мысли у нас постоянно сохраняется чувство близкого знакомства, благодаря которому даже тогда, когда нам не вполне удается овладеть изучаемым предметом, у нас есть сознание нашей власти над ним, и потому в хорошо известной нам области мы никогда не чувствуем себя сбитыми с толку. Исключения здесь только подтверждают общее правило.
