62
Естественно, доктор Райнхарт чувствовал себя немного виноватым, оставив жену и детей без малейшего намека на то, когда он вернется, но он проконсультировался со Жребием, и тот посоветовал ему не думать об этом. Затем, через четыре месяца после того, как он ушел из дому, случайная Прихоть выбрала одну из его случайных прихотей и приказала ему вернуться в свою квартиру и попытаться соблазнить жену.
Миссис Райнхарт встретила его в два часа дня в стильном новом брючном костюме, которого он никогда раньше не видел, и с коктейлем в руке.
— У меня сейчас гость, Люк, — сказала она тихо. — Если хочешь со мной увидеться, возвращайся к четырем.
Это была не совсем та встреча, на которую рассчитывал доктор Райнхарт после четырех месяцев таинственного исчезновения, и пока он собирался со своими умственными способностями, чтобы нанести соответствующий ответный удар, обнаружил, что дверь аккуратно закрыли у него перед носом.
Два часа спустя он предпринял еще одну попытку.
— А, это ты, — сказала миссис Райнхарт тоном, которым она, скажем, могла бы приветствовать водопроводчика, вернувшегося с новым инструментом. — Заходи.
— Спасибо, — с достоинством сказал доктор Райнхарт.
Его жена прошла впереди него в гостиную и предложила ему сесть, а сама оперлась на новый письменный стол, заваленный бумагами и книгами. Доктор Райнхарт театрально стоял посредине комнаты и пристально смотрел на жену.
— Где ты был? — спросила она равнодушным тоном, обескураживающе близким к тому, как если бы она задала своему сыну Ларри тот же вопрос после его двадцатиминутного отсутствия.
— Жребий велел мне уйти от тебя, Лил, и… ну, я и ушел.
— Да. Я так и думала. Чем ты сейчас занимаешься?
Потеряв дар речи на несколько секунд, доктор Райнхарт, тем не менее, ухитрялся не сводить с жены пристального взгляда.
— У меня сейчас много работы по групповой дайс-терапии.
— Как мило, — сказала миссис Райнхарт. Она отошла от стола, встала напротив новой картины, которую доктор Райнхарт никогда раньше не видел, и бросила взгляд на какие-то письма, лежавшие на столике под картиной. Потом снова повернулась к нему.
— Часть меня скучала по тебе, Люк. — Она тепло улыбнулась ему. — А другая часть — нет.
— Да, и у меня то же самое.
— Часть меня сходила с ума, — продолжала она, хмурясь. — А часть меня, — она снова улыбнулась, — часть меня радовалась.
— Правда?
— Да. Фред Бойд помог мне выкинуть из головы сумасшедшую часть, ну и я осталась… с другой частью.
— Как Фред это сделал?
— Через два дня после того, как ты ушел, когда я плакала и жаловалась и была в ярости где-то с час, он сказал мне: «Тебе следует рассмотреть вариант самоубийства, Лил». — Лил замолчала, улыбнувшись воспоминанию. — Это вроде как привлекло мое внимание, так сказать, и он продолжил: «И еще брось Жребий, чтобы узнать, должна ли ты попытаться убить Люка».
— Добрый товарищ, старина Фред, — заметил доктор Райнхарт и принялся нервно расхаживать взад-вперед перед женой.
— Другой вариант, который он предложил, — что я развожусь с тобой и пробую выйти замуж за него.
— Один из моих настоящих друзей.
— И еще, что я не развожусь с тобой, но начинаю спать с ним.
— Нет больше той любви, как если кто положит жену лучшего друга своего…
— Потом он прочел мне страстную искреннюю лекцию о том, как я позволила своей компульсивной привязанности к тебе ограничивать себя всеми возможными способами, позволила ей заморить все творческие и одаренные воображением «я», которые иначе могли бы жить.
— Мои собственные теории обернулись против меня.
— Так что я бросила Жребий, и с тех пор мыс Фредом наслаждаемся друг другом.
Доктор Райнхарт перестал расхаживать и с удивлением посмотрел на жену.
— Что именно это означает? — спросил он.
— Я пытаюсь излагать деликатно, чтобы ты не расстроился.
— Спасибо огромное. Ты серьезно?
— Я консультировалась со Жребием, и Он велел мне быть с тобой серьезной.
— Ты и Фред теперь… любовники?
— Так это называют в романах.
Доктор Райнхарт некоторое время смотрел в пол (там был новый ковер, смутно отметилось в его сознании), потом опять на свою жену.
— И как оно? — сказал он.
— Очень даже ничего, собственно говоря, — ответила Лил. — Как раз недавно ночью…
— Э-э-э… нет, Лил, детали, правда, не обязательны. Я… гм. Я… ну, что еще новенького?
— Я поступила этой осенью в Колумбийский университет на юридический.
— Ты… что?
— Я дала Жребию на выбор мечты всей моей жизни, и они решили, что я стану адвокатом. Ты разве не хочешь, чтобы я развивалась?
— Но юридический! — сказал доктор Райнхарт.
— Ох, Люк, несмотря на все твое якобы освобождение, ты по-прежнему видишь во мне беспомощную красивую особь женского пола.
— Но ты же знаешь, что я не выношу адвокатов.
— Верно, но тебе приходилось с ними спать?
Доктор Райнхарт потрясенно покачал головой.
— У тебя должно быть разбито сердце, ты должна обезуметь от горя, быть полной тревоги, беспомощной, отчаявшейся, неспособ…
— Ох, кончай это дерьмо, — сказала миссис Райнхарт.
— Это Фред научил тебя так разговаривать?
— Не будь ребенком.
— Верно, — сказал доктор Райнхарт, неожиданно рухнув на диван — который, как он с радостью отметил, остался тем же, что и в его прошлой жизни. — Я горжусь тобой, Лил.
— Можешь кончать с этим тоже.
— Ты проявляешь настоящую независимость.
— Не беспокойся, Люк, — сказала миссис Райнхарт. — Если бы мне нужна была твоя похвала, я не была бы независимой.
— Ты носишь лифчик?
— Если тебе приходится спрашивать, оно не стоит того, чтобы спрашивать.
— Жребий велел мне опять соблазнить тебя, но я даже не знаю, с чего начать. — Он посмотрел на нее, а она опять оперлась о свой новый стол. Она курила, ее локти остро торчали, и она не так уж была похожа на мышку — Я не настроен получить коленом в пах.
Миссис Райнхарт бросила кубик на стол, посмотрела на него и тихо сказала мужу:
— Уходи, Люк.
— Куда?
— Просто уходи.
— Но я тебя еще не соблазнил.
— Ты попытался, и у тебя не вышло. Теперь ты уйдешь.
— Я не видел моих детей. Как мой дайс-мальчик Ларри?
— Твой дайс-мальчик Жребия Ларри в полном порядке. Когда он днем вернулся из школы, я сказала ему, что ты, может, заскочишь, но у него был важный матч по тач-футболу[143], и ему пришлось убежать.
— Он живет по воле Жребия, как хороший мальчик?
— Не очень. Он говорит, что учителя не станут считать решения Жребия законным оправданием тому, чтобы не делать домашние задания. А теперь уходи, Люк, ты должен идти.
Доктор Райнхарт посмотрел за окно и вздохнул. Потом он бросил кубик на диван и посмотрел на нее.
— Я отказываюсь уходить, — сказал он.
Миссис Райнхарт вышла из комнаты и вернулась с пистолетом.
— Жребий велел мне заставить тебя уйти. Поскольку ты бросил меня, юридически ты не имеешь права находиться в этой комнате без моего разрешения.
— Ах-х-х, но мой Жребий велел мне попробовать остаться.
Миссис Райнхарт бросила кубик на стол.
— Считаю до пяти и, если ты не уберешься, буду стрелять.
— Не глупи, Лил, — с улыбкой ответил доктор Райнхарт. — Я не…
— Два, три…
— …Делаю ничего, что заслуживает таких крайних мер. Мне кажется…
БАХ!! Грохот пистолета сотряс всю комнату. Доктор Райнхарт не заставил себя долго ждать: вскочил с дивана и ринулся к двери.
— Дыра в диване является… — начал он, пытаясь улыбнуться, но миссис Райнхарт вновь проконсультировалась со Жребием и начала считать до пяти. Судя по всему, имея лишь ограниченное желание дослушать счет до конца, доктор Райнхарт на предельной скорости бросился к двери и скрылся.
Следует признать, что мысль о проникновении в волосатый мужской анус или об аналогичном проникновении в меня несла в себе всю прелесть постановки или получения клизмы на кафедре перед лицом Американской ассоциации практикующих психиатров. Мысль о том, чтобы ласкать, целовать и брать в рот мужской пенис смутно напоминала мне о том, как в возрасте шести-семи лет меня заставляли есть вареные макароны.
С другой стороны, возникающие время от времени фантазии о том, чтобы стать женщиной, извивающейся под каким-то трудноразличимым мужчиной, были волнующими — пока трудноразличимый мужчина не обрастал бородой (бритый или нет, не важно), волосатой грудью, волосатыми ягодицами и уродливым пенисом с разбухшими венами. Тогда я терял интерес. Быть женщиной могло — в случайных фантазиях — быть волнующим. Быть мужчиной, имеющим «сношение» с любым конкретным мужчиной, казалось отвратительным.
