Древнегреческое слово «филия» (philia), часто переводимое как «дружба», не имеет точного соответствия ни в русском, ни в английском, ни в немецком, ни во французском языках. Оно обозначает не только «дружбу», но и «дружественность», «расположение», «любовь», вообще «сближение», «соединение», доходящее до полного слияния и отождествления. Существительное «филия» достоверно впервые появляется у Геродота, обозначая не личные отношения, а мирный договор, союз между государствами. Что же касается раннегреческих философов, например, Эмпедокла, то «филия» у них обозначает универсальную космическую силу, соединяющую не только людей, но и природные элементы.
Слово philos («друг») по своему происхождению местоимение, имеющее значение обладания — «свой». У Гомера это слово фигурирует и как прилагательное, и как существительное, причем по смыслу оно более многозначно и менее психологично, чем современное понятие «друг». Так, например, назывались все те, кто живет в доме Одиссея, кого он может считать своими. Женщина становится «своей» для мужа не потому, что он ее любит, а потому, что он приводит ее в свой дом и отныне она принадлежит ему. Чужой человек оказывается «своим», если его принимают в члены семьи или племени.
В первую очередь это слово означало кровных родственников, затем вообще близких, далее — доброжелателей и соратников. Здесь прослеживается определенная линия развития — от «своего» к «другому», но «близкому», причем слово приобретает не только констатирующий, но и оценочный смысл, известную эмоциональную нагрузку, выражая идею взаимной поддержки, связи, союза. Им нарекаются люди, на которых можно положиться в окружающем ненадежном мире.
Желая выразить высочайшую степень своей привязанности друзьям, гомеровские герои постоянно уподобляют их родственникам — родителям, братьям. Ахилл над телом Патрокла «словно отец сокрушается, кости сжигающий сына». Выражая свою скорбь, он говорит:
Нет, не могло бы меня поразить жесточайшее горе,
Если б печальную весть и о смерти отца
я услышал…
Герои одного из самых древних и широко распространенных античных мифов Кастор и Полидевк (Диоскуры), считавшиеся воплощением и покровителями дружбы, не только неразлучные друзья, но и братья-близнецы — сыновья Зевса (в другом варианте — Посейдона). Связь понятий дружбы и родства сохраняется и в древнегреческой трагедии, поэзии, прозе. Короче говоря, у древних греков, как и у других народов, первоначальные формы и термины дружбы связаны с родством.
Но в гомеровской Греции уже существует вид дружбы, принципиально не связанный ни с кровным, ни с искусственным родством. Это воинское товарищество очень похоже на описываемые этнографами ритуализованные личные отношения.
Эпический синкретизм еще не знает разграничения общественных и личных отношений. «Боевые соратники», «спутники» гомеровского Одиссея, как правило, его «друзья», а «друзья» — это те, с кем он делит свои труды, дела и походы. «Друзьями» в «Илиаде» называются все, кто делает общее дело; вожди и дружинники, господин и его служители, воины-союзники, люди, связанные узами гостеприимства. Одно и то же слово обозначает и дружбу между двумя людьми, и союз между двумя народами. Вместе с тем дружеские отношения различаются по степени расположения и любви. Так, Ахиллу ближе всех Патрокл, а после него — Автомедон и Алким.
И все же основу эпической дружбы составляют не чувства, а действия, проявления взаимной поддержки. Подобно описанным Лукианом скифским побратимам, гомеровские друзья — Патрокл и Ахилл, Главк и Сарпедон — связаны прежде всего взаимными воинскими обязательствами. Они сражаются бок о бок, живут в одном шатре, делят стол и постель. Такие отношения ставятся выше всех прочих связей и обязанностей. Оскорбленный Ахилл не участвует в битвах против троянцев, и соотечественники не осуждают его за это, а только просят о помощи. Но он, не задумываясь, кидается мстить за смерть Патрокла.
Для гомеровских героев привязанность к другому есть аспект любви к себе. Как справедливо подчеркивает французский исследователь Ж. К. Фрэсс, в то время эти чувства еще не противопоставлялись. Однако экспрессивные функции дружбы не подчеркивались культурой не потому, что их не было, а потому, что они молчаливо подразумевались.
В классической Греции картина постепенно усложняется. Разложение общинно-родовых связей, появление классов и государства существенно ослабляют узы родства, так что свободно выбранные дружеские связи все чаще не совпадают с родственными. «Не все родные — друзья тебе, но лишь те, у которых с тобой общая польза», — замечает Демокрит. Первоначальное единое понятие родства и дружбы расчленяется. Эта же мысль своеобразно выражена в игре слов у Еврипида: «Брат стал врагом и все-таки остается близким» (Финикиянки, 1448)[2]. (Здесь обыгрывается двойное значение слова «филос» — «друг».)
Дружба, основанная на свободном выборе и личной склонности, теперь даже противопоставляется родственным отношениям. На вопрос Ифигении при виде связанных Ореста и Пилада: «Вы братья? Мать одна носила вас?» Орест гордо отвечает: «Да, братья мы — сердцами, но не кровью» (Ифигения в Тавриде, 497–498). Если у гомеровских героев родственные отношения остаются важнейшим эталоном близости, то Еврипид ставит дружбу выше родства:
Добывайте друга, люди, недостаточно родных.
Верьте: если слит душою с нами чуждый, то его
Мириады близких кровью не заменят одного.
(Орест, 804–806)
Потеряв свою связь с родством, дружба стала более избирательной и рациональной. Она приобрела характер политического товарищества. Понятие «политическая дружба» распространяется и на межличностные отношения. Друзьями теперь называют приверженцев, единомышленников, людей, объединенных общими интересами. Такое понимание дружбы сохраняется и в дальнейшем: когда римские авторы говорят о «друзьях Гракхов» или «друзьях Августа», они имеют в виду не интимную личную привязанность, а политический союз. Но этот союз уже не институционализирован, а вытекающие из него взаимные обязанности друзей менее определенны. Расширение сферы индивидуального усмотрения в отношениях дружбы постепенно переводит проблему из социальной в нравственно-психологическую плоскость.
Отражая эти социальные сдвиги, софисты развивают рационалистическую концепцию дружбы, выводя ее из утилитарных соображений взаимной пользы и совпадения интересов. Но наряду с прославлением полезности и необходимости дружбы учащаются жалобы на ее неустойчивость, предупреждения против коварства и неверности друзей.
Разумеется, такие жалобы встречались и раньше. Уже Эсхил грустно замечает, что «немногим людям свойственно друзей счастливых чтить и не завидовать» и что «преданность и дружба так же призрачны, как отраженье в зеркале обманчивом» (Агамемнон, 824–825, 830–831). Неверность и предательство друзей — одна из любимейших тем Феогнида.
На фоне ненадежности и инструментальности «политической дружбы» институционализированная дружба приобретает значение обращенного в прошлое идеала. Причем этот идеал наполняется качественно новым, несвойственным реально существовавшим ранее отношениям дружбы содержанием.
Распространение культа героической дружбы, в которой наряду с традиционной верностью все сильнее подчеркиваются эмоционально-экспрессивные ценности, свидетельствует как раз о проблематичности, неустойчивости межличностных отношений. С одной стороны, сами общественные отношения стали более сложными, текучими, мобильными, а с другой — дифференциация внутреннего мира личности рождает множество эмоциональных нюансов, неизвестных более примитивной культуре. Институционализированная дружба первобытного общества однозначна, в ней нет полутонов. Дагомеец точно знает (обязан знать), кто из его ритуальных друзей, «братьев по ножу», является первым, ближайшим, кто — вторым и чем он обязан каждому из них. Греку периода классической античности подобная ясность уже заказана. Его взаимоотношения с другими людьми и сопутствующие им чувства противоречивы. Живя в атмосфере социального и личного соперничества, он уже познал чувство психологического одиночества и испытывает потребность разделить свои переживания с кем-то другим, найти душу, родственную собственной.
Тесей у Еврипида, мотивируя свою непоколебимую верность попавшему в беду Гераклу, ссылается в первую очередь на традиционные обеты, законы гостеприимства и т. д.
Та дружба, что ветшает,
Мне ненавистна. Как?
У друга за столом
Отведав брашен сладких, в дни невзгоды
Его корабль покинуть?
(Геракл, 1224–1227)
Вместе с тем в разговорах о дружбе все больший упор делается на психологическую близость, необходимость не только помогать другу, но и разделять его чувства: «Скажи мне, царь, иль я достоин не был с тобой делить, как друг, твою печаль?» (Алкеста, 1009–1010) u.
