«Я не справлюсь сама, – призналась она. – Я безнадежна и очень беспокоюсь из-за денег». Она начала пить по вечерам: «Я хочу водку с тоником на ужин. Мне неохота готовить». Когда я повторила ее слова, чтобы отразить ее боль, Кейли отпрянула от меня и села на свои ладони: она всегда так делала, когда боль становилась невыносимой. Я беспокоилась о ней и Дэреле. Я знала, что Кейли страшилась просить о помощи. Знала я и то, что ее друзья и родственники не хотели вмешиваться, хотя она очень нуждалась в них. Я видела, что Кейли все больше замыкалась в себе. «Я не хочу беспокоить свою семью, хотя мой брат постоянно рядом», – сказала она. К моему облегчению, она сообщила, что ее мать заботилась о Дэреле. Я представила свою дочь в таком же обезумевшем состоянии и поняла, какой стресс испытывала мать Кейли. Присматривая за Дэрелом, она оказывала дочери единственную возможную поддержку. Еще одним источником поддержки Кейли была работа: она трудилась три дня в неделю по несколько часов. Наверное, ей мало что удавалось сделать, но сам факт работы позволял передохнуть от тотального горя. К счастью, ее руководительница относилась к ее горю с пониманием. Я мысленно благодарила эту добрую женщину, которая оказалась более чуткой, чем многие.
Очень часто Кейли не хотела приходить на сеанс. Она не видела смысла в наших встречах. Когда она появлялась, то ее огромная печаль иногда переходила во вспышки ярости: «Я не могу спать без него. Я всегда прижималась к нему по ночам, а теперь там холодное пустое место… Без Митчелла моя жизнь потеряла смысл». Все же Кейли понимала, что должна взять себя в руки ради Дэрела. Она боялась за сына и постоянно представляла, что умрет и Дэрел найдет ее труп. Я чувствовала ее невыраженную ярость, молчаливую и беспощадную, заражавшую все остальные чувства. Из ярости рождался огромный страх в те моменты, когда Кейли чувствовала беспомощность. Она пыталась бороться, но страх переходил в легко воспламеняющуюся ярость. В итоге Кейли рвала подушки и топила свой гнев в алкоголе. Со временем она поняла, что ей становилось легче после того, как она поплачет. Однажды она два дня подряд сидела дома и рыдала, после чего ей стало легче. Она гордилась тем, что обошлась без бутылки. Меня порадовало, что Кейли позволила слезам выполнить свою функцию: облегчить накопившуюся печаль.
Кейли ненавидела непредсказуемость своих эмоций и то, как боль делала ее чувства «уязвимыми и маленькими». «У меня в груди большая черная штука, которая душит меня». Мне захотелось узнать, не было ли другой эмоциональной раны, о которой я не знала. Защитные механизмы, сформировавшиеся в раннем возрасте, заключали ее эмоции в ловушку и ослабляли их. Она боролась с чем-то, выключая эмоции, чтобы отгородиться от мира. Мне хотелось понять, какие условия могли сформировать такие железные защитные механизмы, но я знала, что время касаться этой темы еще не пришло. Тем не менее Кейли говорила со мной и в ходе беседы познавала себя: этот механизм работал.
Наша работа медленно продвигалась, хотя Кейли не могла довериться мне полностью: ей все еще было страшно. Она стыдилась своих глубоких чувств и боялась, что я могу навредить ей. Она поражалась своему решению приходить на сеанс каждую неделю. По ее словам, это не было похоже на нее. Но именно тогда, когда я решила, что Кейли сформировала механизмы борьбы, она слетела с катушек. Она похудела, твердила, что хочет «исчезнуть». Она казалось более хрупкой, чем когда-либо. «Я чувствую себя одинокой и потерянной, – призналась она. – Я пью каждый вечер». Алкоголь временно блокировал ее страх, но потом лишь усиливал его.
Однажды утром я пришла на работу и обнаружила Кей-ли сидящей на полу в коридоре рядом с моим офисом. Она вся сжалась в комок и рыдала. Она проплакала весь сеанс и продолжала повторять: «Я не вижу смысла жить. Я хочу убить себя». Кейли почти не смотрела мне в глаза, и я начала волноваться, пытаясь подобрать такие слова, чтобы она восприняла их. Через полчаса Кейли спросила: «Можно мне уйти?» Мне хотелось крикнуть: «Нет!», но я сказала лишь: «Мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась, чтобы мы нашли способ помочь тебе. Но если ты хочешь, то, разумеется, можешь идти». Она ушла.
Я запаниковала. Я действительно боялась, что она может покончить с собой. Я сразу же позвонила своему начальнику, и мы разработали план: в первую очередь нужно было узнать, с кем находился Дэрел. Я решила, что на нашем следующем сеансе, который должен состояться через неделю, я сосредоточусь на совместной работе, чтобы обеспечить ее безопасность. Я должна была задать ключевые вопросы: «У тебя появлялись суицидальные мысли?», «Насколько нам нужно переживать из-за этого?», «Как ты думаешь, нужно ли обратиться за медицинской помощью ради твоей безопасности?» Я успокоилась, как только проработала систему, которая бы позволила конструктивно взаимодействовать с Кейли. Но когда я не дозвонилась до нее, то занервничала. Обычно она отвечала, а если не могла говорить, то отправляла сообщение. Я позвонила ей на следующий день, но Кейли снова не ответила. Моя тревога усилилась. Я позвонила ей снова в понедельник, и к моему огромному облегчению, Кейли взяла трубку. Я сказала ей, что беспокоилась о ней и Дэ-реле после нашего последнего сеанса. Она призналась, что в пятницу выпила слишком много, но позвонила другу, и он отвез ее в больницу. Ей промыли желудок и отпустили на следующий день. Ее родители присматривали за Дэрелом всю неделю, видя, в каком она стрессе. Однако они понятия не имели, что Кейли может так далеко зайти и выпить слишком много. Меня обеспокоил тот факт, что в больнице ее не отправили к психиатру и не провели осмотр. Мы договорились встретиться в среду.
К счастью, у меня был Кит – спокойный и «сверхпрочный» преподаватель по кикбоксингу, с которым мы встречались по средам. Он наносил сильный удар, но мой удар был еще сильнее. Я выкрикивала ругательства, и это всегда смешило его. Я должна была выплеснуть свой страх и напряжение. Удовольствие от ощущения силы в моем теле приносило огромное облегчение, словно я начисто промыла свои искореженные внутренности.
Кейли пришла в среду. Она была одета в серое и выглядела напряженной. Я призналась ей в своем беспокойстве и выразила сожаление из-за ее боли. Я была рада, что с ней все в порядке. Я снова спросила о Дэреле. Кейли рассказала, что он по-прежнему оставался с ее родителями, которые заботились о нем. Мы вместе попытались разобраться, почему она много выпила.
