случайное прикосновение, напряжение, с каким его ждут, резкая, иногда даже действенная реакция, если извинения не последовало, злоба и ненависть, которые изливаются на «обидчика», даже если неизвестно, точно ли он им является, – весь этот узел душевных реакций на прикосновение незнакомца доказывает, что здесь затронуто что-то очень глубокое, вечно бодрствующее и настороженное, что никогда не покидало человека с той поры, как он уяснил границы собственной личности. Даже сон, где человек гораздо беззащитнее, слишком легко нарушается такого рода страхом.
И только в массе человек может освободиться от страха перед прикосновением. Это единственная ситуация, где этот страх переходит в свою противоположность. Для этого нужна плотная масса, где тело прижато к телу, которая плотна также в своей душевной конституции, то есть такая, где человеку безразлично, кто на него «давит». Кто отдал себя на волю массы, не боится ее прикосновений. В идеальном случае в ней все равны. Различия не считаются, даже половые. Кто бы на тебя ни напирал, он такой же, как ты сам. Его ощущаешь как самого себя. Вдруг все оказывается происходящим как будто бы внутри одного тела. Вероятно, этим объясняется, почему масса всегда старается стать как можно плотнее: она хочет максимально подавить свойственный индивидууму страх перед прикосновением. Чем сильнее люди сжаты, тем более они чувствуют, что не боятся друг друга. Массе, следовательно, присуще обращение страха прикосновения. Облегчение, которое по ней распространяется и о котором мы еще будем говорить в другой связи, достигает исключительно высокой степени при ее наибольшей плотности.
Глава 2
Открытая и закрытая массы
Столь же загадочное, как и универсальное явление – внезапное возникновение массы там, где перед этим было пусто. Стояло пять, может, десять, может, двенадцать человек, никто ни о чем не объявлял, никто ничего не ждал – и вдруг все вокруг черно от людей. Люди текут отовсюду, кажется, все улицы стали с односторонним движением. Многие даже не знают, что случилось, спроси их – им нечего ответить, но и они спешат оказаться там же, где остальные. В их движении решимость, весьма отличная от обыкновенного любопытства. Они словно подталкивают друг друга в одном и том же направлении. Но к этому дело не сводится. У них есть цель. Она есть раньше, чем они в состоянии ее осознать, и цель эта – самое черное, то есть то место, где больше всего людей.
Об этой экстремальной форме спонтанной массы можно сказать многое. Там, где она возникает, то есть в подлинном своем ядре, она вовсе не так спонтанна, как это может показаться на первый взгляд. Но в остальном, если отвлечься от тех пяти, десяти или двенадцати, с кого она начинается, она действительно такова. Раз возникнув, она стремится стать больше.
Жажда роста – это первое и высшее свойство массы. Она старается втянуть в себя каждого, кто в пределах ее досягаемости. Влиться в нее может каждый, кто выглядит человеком.
Естественная масса – это открытая масса: ее росту вообще не положено предела. Домов, дверей, замков она не признает; те, кто замыкается, ей подозрительны. Открытость здесь можно понимать в любом возможном смысле, масса открыта всюду и во всех направлениях. Открытая масса существует, пока растет. Перестав расти, она начинает распадаться.
Масса распадается так же внезапно, как возникает. В этой спонтанной форме она крайне восприимчива. Открытость, обеспечивающая рост, – одновременно ее слабое место. В ней постоянно живет предчувствие распада. Она старается его избегнуть благодаря быстрому росту. Пока это удается, она втягивает в себя всех и вся; когда все втянуты, она должна распасться.
Противоположностью открытой массе, которая может расти до бесконечности, которая существует везде и именно поэтому привлекает всеобщий интерес, является закрытая масса.
Закрытая масса отказывается от роста и делает упор на структуру. Что в ней прежде всего бросается в глаза, так это граница. Она прочно обосновывается: ограничивая себя, она создает себе место. Пространство, которое она заполняет, именно для нее предназначено. Его можно сравнить с сосудом, куда наливают жидкость: заранее известно, сколько туда войдет. Внутрь пространства есть специальные проходы, как угодно туда не попадешь. Граница внушает уважение. Она может быть из камня, из прочных глыб. Для ее преодоления может потребоваться акт приема в члены сообщества, может быть, придется платить за вход. Когда пространство заполнено, допуск прекращается. Даже если публика продолжает прибывать, главное – это плотная масса, пребывающая в закрытом пространстве; те, кто толпятся снаружи, по сути дела, к ней не принадлежат.
Граница препятствует неупорядоченному приращению, но она же затрудняет и замедляет распад. Теряя в возможностях роста, масса приобретает в постоянстве. Она предохраняет себя от внешних воздействий, которые могут быть враждебными и опасными. Но особенно она рассчитывает на повторение. Благодаря перспективе нового собрания, масса каждый раз возрождается после распада. Помещение ждет ее, оно вообще ради нее и существует, и, пока оно есть, масса может собраться, как раньше. Это – ее пространство: даже если сейчас отлив, его пустота напоминает о времени прилива.
Важнейший процесс, протекающий внутри массы, – разрядка. До момента разрядки массы практически не существует, лишь разрядка создает массу в подлинном смысле слова. Это момент, когда все, кто принадлежит к массе, освобождаются от различий и чувствуют себя равными.
Из различий особенно важны те, что характеризуют человека внешне, – различия звания, сословия и состояния. Человек как единичное существо их всегда осознает. Они давят на каждого, отделяя людей друг от друга. Человек занимает свое надежное безопасное место и при помощи правовых норм держит на расстоянии всех, кто к нему приближается. Он как ветряная мельница на просторной равнине. Отовсюду видно, как энергично крутятся лопасти, а между нею и следующей мельницей – только огромное пустое пространство. Вся жизнь складывается из дистанций: дом, где человек держит свое достояние и себя самого, положение, которое он занимает, звание, к которому стремится, – все служит созданию расстояний между людьми, их сохранению и увеличению. Свобода глубинного порыва от одного человека к другому подавляется. Побуждения и отклики иссякают как ручьи в пустыне. Никому нельзя слишком близко, никому – на тот же уровень. Жесткие иерархии, установившиеся в каждой области никому не позволяют всерьез коснуться вышестоящего или снизойти до нижестоящего, – разве что напоказ. В разных обществах баланс этих дистанций различен. Где-то упор делается на происхождение, где-то – на богатство, где-то – на род занятий.
Здесь не ставится задача изобразить эти
