рассказу, в сущности, только у мужа, как кажется, – было видение символического характера, за которым последовали пророческие сны, и Потапкин узнал, что ему дан дар понимания Св. Писания. Не строившись на Кавказе, да и неспособный, вследствие своего психического заболевания, он вернулся в Супонево, но уже получив наставления чисто хлыстовского характера. Прежде он совершенно принимал учение Василия Д. и подчинялся беспрекословно его проповеди. Теперь он порвал с ним, стал сам читать и толковать другим Св. Писание (он полуграмотный), но – читать нечто такое, чего в Св. Писании нет; он стал проповедовать призвание Св. Духа и заманчивую подкупающую доктрину автоматизма: человек может призвать в себя Св. Дух, который входит в него и управляет им, как машиной, уничтожая всякую волю; вследствие этого человек перестает быть ответственным за свои поступки, да и поступки его, даже самые постыдные или порочные, с точки зрения мирской нравственности, – святы и беспорочны, как совершаемые Св. Духом. Затем идет обычая проповедь чистоты и непорочности, вследствие которой супружеские отношения являются „мерзостью“ и блудом; но люди, познавшие высшую истину, связываются новыми, духовными узами братства, любви, и любовь связывает братьев и сестер, которые в силу этой любви уже могут и должны совершать половой акт. Этот акт полового общения („Христова любовь“) приобщает членов к новой истине, и потому он есть символический обряд, обязательный… Одним словом, рядом символических звеньев цепь приводит к беспорядочным и безразборным половым актам, к „свальному греху“.
Не должно, однако, думать, чтобы у Потапкина эта доктрина сложилась в стройное целое, в систему; у него она излагается в нелепых утверждениях параноика, уже перешедшего в слабоумие; это – бессвязный параноический бред, пересыпанный религиозными текстами и мистическими формулами. Но и этой, совершенно безумной, патологической проповеди было достаточно, чтобы сильно подействовать на патологически пораженное уже население, жаждущее чего-то духовного и совершенно лишенное его, дико невежественное и психически крайне неустойчивое. Потапкин обратил в хлыстовство свою жену Пелагею, слабоумную с индуцированным параноическим бредом, свою сестру Евдокию Г., живущую с ним на одном дворе и Матрену Морозову. Эти три женщины имеют важное значение в диагнозе патологического характера всего супоневского движения».
Нечего и говорить, что движение это грозило быстро распространиться на очень большое число лиц, если бы несвоевременно принятые меры со стороны властей. О характере и внешних проявлениях этого движения, между прочим, красноречиво говорят ниже следующие строки:
«Несколько женщин, как мы видели, „приняли плоть и кровь“ от Осипа Потапкина, то есть имели с ним сношение как религиозный акт, но еще большее число, не дойдя до этого, присутствовали на радениях, принимали участие в них. Радения эти с сильными движениями, под такт пения, хлопанья в ладоши и притоптывания ногами, с целованиями, призываниями Св. Духа, доводили их до страшной экзальтации, от которой они были не в силах отказаться. Они стремились на эти собрания, им „не сиделось дома“, их „тянуло“ туда, „им было тошно“ без этих возбуждений орфизма. И вот, несмотря на запрещение и побои отцов, братьев, мужей, несмотря на насмешки и цинические попрёки посторонних, они по ночам убегали к Потапкину и оставались там до рассвета. „Если бы не возвращение Василия Д., у них у всех дело дошло бы до блуда“, – говорила одна из выздоровевших; „как в чаду была“, – говорит другая; „точно угар был“, – говорит третья. „У Потапкиных на радениях женщины вставали и ходили, при этом пророчили, целовались, пели и снимали с головы при этом платок и распускали волосы“. Почти все „плакали навзрыд, радовались“; многие „падали, бились“, представляли и другие истерические явления.
Из принявших плоть и кровь от Потапкина женщин некоторые признают это, большая же часть сознается, что принимали участие в радениях, пророчествах, но умалчивают о половых сношениях. Когда жена Потапкина, слабоумна с индуцированным помешательством женщина, рассказывает эротические сцены, где они были действующими лицами и сношение их с Осипом в присутствии других „сестер“, смотревших на это, – они молчат, злобно взглядывая на нее или отвертываясь и видимо тяготясь воспоминанием об этом периоде их жизни.
Это воспоминание сделалось для них особенно тяжелым с того времени, как Потапкин, признанный умалишенным на распорядительном заседании суда, был возвращен к себе в дом, следовательно, признан действительно неответственным, как „сумасшедший“, без всякого мученического венца».
Что касается характеристики психического состояния второго виновника этой эпидемии, Осипа Потапкина, то лучше всего она определяется содержанием его письма к директору Орловской психиатрической больницы, куда Осип Потапкин был отдан на испытание. Из этого письма здесь приведем только начало:
Заголовок: «1-я Христос воскрес. Я пишу сам Святой Дух, это писание от самого живого Бога присланное, и вот скажется, для кого оно, это писание, является.
Это оно для тебя, главный врач и начальник всему каменному построенному дому и над теми, кто живет и кто кончины ждет.
Вот посадили сюда Иисуса в сем каменном месте; и вот он тут тоже проведет сорок дней своего поста. А вот я, Дух Святой, теперь говорю тебе, главный врач (пропускаются повторения и бессвязные вставки частиц), чтобы ты не томил меня, Духа Святого, в этом каменном гробе… Теперь я пишу тебе, Дух Святой, чтобы ты не держал тут живого Бога и Христа (это он сам). Почитай в этом святом писании, кем оно (его письмо) и чьей мудростью написано и возьми в свою голову, кто эту премудрость может сочинить и кому она должна открыться. Вот слухай меня Духа Святого, что я тебя для твоей пользы наставлю, и что теперь нужно сделать с этим домом… (идет совершенно бессвязное рассуждение). Вот тебе приказ от меня, Духа Святого»…
В дальнейших письменных и устных заявлениях Осипа Потапкина еще больше бессвязности, в которой, однако, везде и всюду сквозит бред величия.
Надо только удивляться, как столь явные бредовые идеи не распознаются окружающими лицами, чему объяснение может заключаться только в особой внушаемости этих лиц, воспринимающих слышимое ими без всякой критики и рассуждения. В Супоневской эпидемии, как, впрочем, и в малёванщине, открывается, между прочим, в населении, принимающем уродливые формы нового учения без критики и соображения, ясная дегенеративная почва, сопутствуемая малокровием и истощением и даже эндемическим зобом. Но кроме особых физических условий во всех подобного рода эпидемиях должна, без сомнения, играть немаловажную роль и психическая почва, характеризующаяся крайним невежеством, неудовлетворенностью духовных потребностей населения, отсутствием нравственных руководящих начал и недостатком умственного развития, граничащих с патологическим слабоумием. Эта-то почва наряду с благоприятствующими физическими причинами и создает условия необычайной внушаемости отдельных лиц населения, воспринимающих на
