Они рассчитывали встретить пустое здание и десяток охранников.
А встретили сотни инвалидов на костылях и с орденами. Которые неделю ждали на улице своей очереди сдать заявление на получение денег — и вот, наконец, они почти у заветного окошка. И ту же, рядом — сотни молодых парней, также не питающих к налоговой полиции никаких теплых чувств.
И всем им плевать на закон и уговоры. Они за свои кровные тут стоят. И не уйдут, сколько ни уговаривай.
Если попытаться применить силу — что будет, неизвестно. Соотношение сил один к ста, а то и больше. Вне зависимости от исхода, будет грандиозное побоище между налоговой полицией и рядовыми гражданами, И не просто гражданами, а инвалидами и женщинами. С человеческими жертвами, без них не обойдется. Начатое притом налоговой полицией.
Совершенно ясно, что вина за эти жертвы легла бы именно на налоговую полицию, а не на фирму и тем более не на вкладчиков.
А конкретно — на того руководителя, который бы отдал приказ начать применение силы.
В старые времена за такие дела под суд шли. Сейчас, может, суда и не будет (хотя тоже еще вопрос), но что данный руководитель слетит — это уж точно.
Короче, такого руководителя, который взял бы на себя ответственность отдать приказ применить силу, не нашлось.
А без очистки здания налоговая полиция ничего опечатать не может. Соответственно, закрыть фирму нельзя. Физически.
Соответственно, повода к возникновению массовых беспорядков нет. Что и требовалось получить.
Конечно, сотрудники налоговой полиции — для проформы, наверное — попытались поуговаривать вкладчиков очистить здание.
Что им отвечали инвалиды-фронтовики и их жены — вряд ли можно написать даже на заборе. Не выдержит.
Тем не менее было очевидно, что, хотя физического закрытия фирмы (с опечатыванием) и не произойдет, но ее деятельность будет — по всей видимости — приостановлена.
Известие даже не о закрытии, а о приостановлении деятельности фирмы в момент, когда внутри находится налоговая полиция, могло подвигнуть толпу на штурм здания. Здесь, кстати, могло сработать уже сформированное нами к тому моменту в среде вкладчиков мнение «нам надо защищать МММ всеми силами». Если бы толпа решила «защищать» фирму таким способом, это опять-таки привело бы к беспорядкам с жертвами, но тут уже вина была бы возложена на фирму. Последствия неоднократно описаны выше.
Для недопущения взрыва негативных эмоций в толпе, направленных уже не против МММ, а непосредственно против налоговой полиции — которые, тем не менее, могли привести к штурму офиса с целью «выгнать налоговиков» и последующим беспорядкам с возможными жертвами — было крайне необходимо укрепить доверие к оператору установки — «лицу фирмы».
Сделано было следующее. Когда стало известно, что налоговая полиция уже подъехала к зданию, а другой отряд направлен по месту жительства Мавроди для его ареста, вещание шло не прекращаясь, вкладчикам рассказывалось абсолютно все (кроме эвакуации), что происходило в здании и те сведения, которые удавалось получить по телефону о событиях на квартире Мавроди. Таким образом, с одной стороны, создавался в буквальном смысле эффект сопричастности любого вкладчика с судьбой МММ и Мавроди, а с другой — давалось понять, что фирма в осаде, но жива и продолжает бороться, защищать себя и, соответственно, всех вкладчиков, которых, кстати, тогда именовали только как «акционеров АО МММ», подчеркивая этим общность проблем.
Следует отметить и то, что оператор вещания — профессиональный пропагандист — в этой ситуации резко изменил тональность вещания. Если раньше вещание шло достаточно бодрым, веселым тоном, с прибаутками, в достаточно вольной разговорной манере, с рассказыванием «баек» из жизни вкладчиков, с непременным упоминанием о кормлении Черномырдина (около офиса МММ приблудился крупный черный пес, которого вкладчики тут же обозвали Черномырдиным, и этот пес был популярным героем многочисленных местных анекдотов), то сейчас тон вещания стал резким, сухим, жестким, выдерживался стиль прямого репортажа.
Выглядело все, например, вот так:
«Мне сообщили, что налоговики заняли первый этаж. До нас им добираться примерно час — раньше не дойдут.
Нас тут много... У меня еще есть время говорить с вами.
Только что звонили из квартиры Мавроди. Сообщили, что идет подготовка к штурму квартиры нашего президента. Сергей Мавроди находится в своей квартире и отказывается ее покидать. Сергей Мавроди заявил, что считает все действия против МММ и его лично незаконными.
Мне передали, что налоговики требуют прекратить вещание.
Сергей Мавроди уверен, что суд его оправдает.
В офисе проводится обыск. Обыск происходит без понятых, описи имущества не ведется. Девушек-операционисток водят в туалет в сопровождении вооруженных автоматчиков.
Мне передали требование прекратить вещание. Налоговики находятся только на втором этаже. Я буду говорить с вами, пока они не войдут в наши помещения...»
И далее — в аналогичном стиле. То есть происходило полное отождествление интересов вкладчиков и фирмы, отождествление общего риска: вкладчики рисковали потерей денег, Мавроди стоял перед арестом, а сотрудники фирмы — перед вполне реальными дулами автоматов. Оператор вещания — «лицо фирмы» — отчетливо представляя собственный риск, связанный с невыполнением требований налоговой полиции о прекращении вещания, тем не менее вещание продолжал, понимая необходимость максимального закрепления эффекта единства с вкладчиками, так как в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств можно было надеяться, что «на голосе» удастся сорганизовать толпу.
Наконец, налоговики добрались и до наших помещений. Естественно, вещание было прекращено. Сразу. На полуслове. Без предупреждения.
В этот момент пришло сообщение об аресте Мавроди.
Спектр методов, которые мы могли применять в этой ситуации, был крайне ограничен. Вещание исключалось, налоговая полиция этого не позволяла. Выход сотрудников из здания также был невозможен.
В этой связи был применен следующий прием.
Сначала целенаправленно было произведено некоторое разжигание страстей. Это понадобилось для того, чтобы получить разрешение на возобновление вещания.
В первую очередь сработало внезапное прекращение вещания. Сотрудники милиции передавали налоговикам, что толпа возбуждена, требует какой-либо информации. Подпускать нас к микрофону налоговики не хотели, а мы, в свою очередь, и не особенно стремились.
И тогда был применен один из приемов: на толпу, привыкшую и доверявшую одному вполне конкретному голосу, был выдан так сказать, голос «противника» — представителя налоговой полиции.
Представителю налоговой полиции, который изъявил желание обратиться к вкладчикам с уговорами, была «радушно» предоставлена наша звукоусилительная установка. Правда, там были две тонкости. Первая — при вещании требовалось держаться от микрофона не ближе чем на определенном расстоянии (около 30 см), иначе он начинал «фонить». Вторая — из помещения радиоузла не было слышно, как идет вещание.
Так вот, представителю налоговой полиции со словами «микрофон у нас слабенький» порекомендовали говорить прямо в него.
Какой снаружи шел звук, представить нетрудно. Реакцию толпы на него — тоже.
Второй прием.
В беседе с представителем налоговой полиции была затронута тема нашего влияния на вкладчиков. Мы объясняли, что во избежание эксцессов должны продолжать вещание именно мы. Налоговик — грамотный профессионал, в прошлом, как выяснилось, весьма высокопоставленный сотрудник КГБ, выразил сомнение в степени нашего влияния на вкладчиков. Мы предложили ему проверить на конкретном примере.
Представитель налоговой полиции сделал ошибку, согласившись появиться с нашим оператором, тем самым «лицом» фирмы, в знакомом всем вкладчикам окне, причем на заднем плане маячили автоматчики охраны. Лишенное возможности что-либо сказать «лицо фирмы» просто подняло руки над головой в знак приветствия.
В общем, как потом сообщали съемщики реакции в толпе, картинка получилась — лучше не придумаешь. «Лицо фирмы» — женщина, которую к тому времени в лицо знали практически все вкладчики, молча стоит в окне с поднятыми руками. Рядом с ней крупный мужик в официальном сером костюме, а за спиной двое автоматчиков в масках и камуфляже...
Сказать, что толпа взорвалась, значит, не сказать ничего. Спонтанное скандирование: «МММ, мы с тобой!» , отдельные выкрики: «Ребята, держитесь!», ругань и нецензурщина в адрес налоговиков... Когда кричат пятнадцать тысяч человек — это впечатляет...
Обстановка стала накаляться.
В этой обстановке представитель милиции (а не налоговой полиции), отвечавший за правопорядок, почуял опасность, на что мы и рассчитывали. А поскольку у нас уже были к тому моменту хорошие личные взаимоотношения, и он видел, как мы работаем, то он обратился прямо к нам с просьбой принять меры. Мы ответили, что это зависит не от нас, а от налоговой полиции. Тогда представитель милиции заявил, что вопрос с налоговой полицией он берет на себя, и под свою ответственность разрешил нам «поставить какую-нибудь музыку».
