Чудные дела творятся в нашем обществе: составляющие человеческих отношений — общность вкусов, фантазий, мечтаний, надежд на будущее и прошлых неудач — вызывают у людей скорее смущение, чем желание лечь друг с другом в постель. Люди больше стесняются нежности, которая идет рука об руку с психологической и духовной обнаженностью, чем физической наготы половой близости.
Новые пуритане
Третий парадокс заключается в том, что наша хваленая половая свобода превратилась в новую форму пуританства. Я пишу это слово с маленькой буквы, потому что не хочу, чтобы это явление путали с истинным пуританством. То пуританство (вспомним страсти Эстер и Диммсдейла в Алой букве Хоуторна) имеет с нынешним мало общего.10 Я говорю о пуританстве, которое пришло к нам от наших викторианских бабушек и дедушек, вместе с индустриализацией, и возведением нравственных и эмоциональных перегородок.
Я считаю, что нынешнее пуританство состоит из трех элементов. Первый элемент — отчуждение от тела. Второй — отделение эмоции от разума. Третий — использование тела как машины.
Новое пуританство считает слабое здоровье синонимом греха.11 Когда-то грехом считалось удовлетворение своих сексуальных желаний; теперь грех — это неполное сексуальное самовыражение. Современный пуританин считает, что не выражать свое либидо аморально. По обе стороны океана дела обстоят следующим образом: "Вряд ли можно найти более угнетающее зрелище, — пишет лондонская Times Literary Supplement, — чем прогрессивный интеллектуал, готовый лечь с кем-нибудь в постель из чувства нравственного долга… Самым великодушным пуританином в мире является человек, проповедующий спасение посредством правильно направленной страсти…".12 Раньше женщина чувствовала себя грешницей, когда оказывалась в постели с мужчиной; теперь она чувствует себя виновато, если после определенного количества свиданий она все еще удерживается от этого; ее грех состоит в "подавлении своих эмоций", в отказе "дать". И партнер, который всегда является вполне просвещенной личностью (или, по крайней мере, притворяется таковой), ни за что не желает смягчить это ее ощущение вины и откровенно сердится на нее (если бы она могла ему достойно возразить, то ей было бы гораздо проще справиться с этим конфликтом). Но при этом партнер великодушно остается рядом с ней и с каждым свиданием он готов бескорыстно помочь ей освободиться от своего греха. И в этом случае, ее "нет", разумеется, только усиливает ее ощущение вины.
Все это, разумеется, означает, что люди не только обязаны учиться исполнению своей сексуальной партии, но в то же самое время, должны быть готовы исполнять ее, не поддаваясь страсти и не принимая на себя всякие неуместные обязательства — последнее может быть истолковано как нездоровая претензия к партнеру. В викторианскую эпоху человек искал любви без секса; современный человек ищет секса без любви.
Однажды я развлечения ради набросал импрессионистский эскиз отношения современной просвещенной личности к сексу и любви. Мне хотелось поделиться с читателем своим представлением о том, кого я считаю "новым снобом".
"Новый сноб кастрирован не обществом. Подобно Оригену, он сам себя кастрировал. Секс и тело являются для него уже не чем-то само собой разумеющимся, а орудиями, которые нужно оттачивать, подобно тому, как телеведущий оттачивает свой голос. Новый сноб выражает свою страсть в страстном поклонении нравственному принципу отказа от любой страсти, любви ко всем и каждому, которая тем самым теряет силу для кого бы то ни было. Он смертельно боится необузданных страстей, а уздой для них становится именно теория полного самовыражения. Проповедуемая им догма свободы — это его орудие подавления; а его принцип полного либидозного здоровья, полного полового удовлетворения — это его отрицание эроса. Старый пуританин боролся с сексом и при этом был человеком страсти; наш новый пуританин борется со страстью и при этом является человеком секса. Его целью является укрощение тела, превращение природы в своего раба. Исповедуемый новым снобом железный принцип полной свободы — это вовсе не свобода, а новая смирительная рубашка. Он поступает так только потому, что боится своего тела и дремлющей в его природе страсти, боится примитивных желаний и своей способности к воспроизводству. Это современный бэконианец, стремящийся покорить природу, умножить свои знания с целью упрочения своей власти. И именно с помощью полного самовыражения вы получаете власть над половым влечением (так рабов заставляли работать до изнеможения, чтобы у них не было сил даже думать о бунте). Для нас секс становится таким же орудием, каким для пещерного человека были лук и стрелы, палица или топор. Секс — новое орудие, Machina Ultima".*
* Здесь: последнее средство (лат.).
Это новое пуританство пробралось в современную психиатрию и психологию. В некоторых книгах по консультациям для семейных пар утверждается, что при обсуждении полового акта терапевт должен пользоваться исключительно словом "трахаться" и должен настаивать на том, чтобы им пользовались и пациенты; дескать, любое другое слово вызывает скованность у пациентов. Дело здесь не в слове самом по себе; конечно же, чистое вожделение, животное, хотя осознанное, самозабвенное плотское удовольствие, которое вполне уместно называть таким образом, не может быть выведено за рамки спектра человеческих ощущений. Но вот что интересно — употребление некогда запрещенного слова теперь становится обязанностью — во исполнение долга нравственной честности. Отказ говорить о биологической стороне совокупления, разумеется, способствует скованности пациента. Но его скованности также способствует и употребление слов вроде "трахаться" как определения сексуального события, когда целью наших поисков является близость двух людей, о которой они должны помнить завтра и еще отнюдь не одну неделю. В первом случае скованность призвана служить сокровенности, во втором — это симуляция откровения на службе у отчуждения личности, ее защита от тревог, внушаемых близостью. Если первый тип скованности был проблемой во времена Фрейда, то второй тип стал проблемой современности.
Новое пуританство несет с собой обезличивание всего нашего языка. Мы уже не занимаемся любовью, а "имеем секс"; мы уже не ложимся в постель, а "уламываем" кого-нибудь или (Боже, спаси нас и наш язык) нас "уламывают". Это отчуждение становится настолько нормальным явлением, что в некоторых психотерапевтических учебных заведениях молодых психиатров и психологов учат, что использование во время приема слова "трахать" имеет чисто "терапевтическое" значение; что пациент наверняка подавляет какие-то эмоции, если он говорит "заниматься любовью"; стало быть, нашей священной обязанностью (вот оно воплощенное новое пуританство!) является доведение до его сведения, что он исключительно "трахается". Все так горят желанием сбросить последние оковы викторианской стыдливости, что позабыли, что разного рода человеческие ощущения обозначаются разными словами. Большинство людей, скорее всего, испытывают различные формы половых отношений, обозначаемые различными терминами, и им не составляет труда разобраться, чем они отличаются друг от друга. Я не собираюсь оценивать различные типы ощущений; любой из них относится к соответствующему типу отношений. Любой женщине иногда хочется, чтобы ее подхватили на руки, похитили, вызвали в ней страсть тогда, когда ей поначалу этого совсем не хочется, как в знаменитой сцене между Ретом Батлером и Скарлет О'Хара в Унесенных ветром. Но если всю жизнь ее только "уламывают", то, поверьте, ее ощущение отчуждения и отвращения к сексу не за горами. Если терапевт не принимает во внимание эти разные типы ощущений, то он будет уродовать и усекать сознание пациента и будет способствовать сужению диапазона телесных ощущений пациента, а также его или ее способности к глубоким отношениям. И в этом заключается главный недостаток нового пуританства: оно чудовищно ограничивает чувства, лишает любовный акт его безграничного разнообразия и богатства, способствует эмоциональному обнищанию.
Нет ничего удивительного в том, что новое пуританство сеет откровенную враждебность между членами нашего общества. И эта враждебность, в свою очередь, часто выражается словами из области секса. Мы говорим презрительно "отъебись" или "пошел на хуй", чтобы показать человеку, что совершенно в нем не нуждаемся. В данном случае, биологическое вожделение подвергается reductio ad absurdum.* И в самом деле, в современном языке ругательства вроде "хуй" и "ебать" представляют собой самый распространенный способ выражения откровенной враждебности. И я думаю, что это не случайно.
