Ознакомительная версия.
Только со ступени индивидуализации (от 20 до 40 лет) можно говорить о принципиальной возможности духовного саморазвития. Этот период является поворотным в жизни человека и связан он с труднейшим поиском своей укорененности в мире, с выработкой собственного мировоззрения, со становлением подлинного авторства в определении и реализации своего собственного способа жизни (кризис юности: «В чем смысл моей жизни?»). Обособляясь от образа себя в глазах ближайшего окружения, преодолевая профессионально-позиционные и политические детерминации поколения, объективируя многие свои качества как «не-Я», человек становится ответственным за собственную субъектность, которая зачастую складывалась не по воле и без ведома ее носителя. В духовно-практической сфере бытия, которая и является коррелятом ступени индивидуализации, формулой субъектности может быть: «Я аутотентичен!», или, говоря словами М. Лютера: «На том стою и не могу иначе!»
Ступень универсализации (от 45 до 65 и более лет). Кризис взрослости, с которого начинается данная ступень, – это кризис самости в ее родовой, культурной и исторической определенности. Здесь впервые открывается потенциальная эквивалентность человека Миру, что позволяет ему выйти за пределы сколь угодно развитой индивидуальности как таковой и войти в область соборных жизненных смыслов и духовных ценностей как «в свое другое» («Я – Ты»). Событие как видимая форма единства со многими другими уходит внутрь, становится эзотеричной, приобретая подлинно личный (уникальный, единственный в своем роде) характер: целостность, объемность, глубину и суверенность. Зрелость как всеобщая форма событийности человека и его мира в целом и как предельная ответственность его за этот мир выводит человека за пределы мерного и пограничного в сферу подлинно вселенского и универсального События, о котором апостол Павел мог сказать: «И уже не я живу, но живет во мне Христос!»
Таким образом, даже на этом – предельно обобщенном – уровне описания ступеней развития субъективного духа становится понятным, что в нашем духовном развитии не все мы можем «от себя», но – и не все происходит «без нас».
Раздел VII. ДУХОВНОЕ БЫТИЕ ЛИЧНОСТИ
Основные темы и понятия раздела
• Смысл жизни как психическая реальность.
• Духовные способности.
• Духовные состояния.
• Духовность и душевность.
• Личность и нравственность.
Устои нравственной жизни и деятельности[76]. Н. Я. Грот
Все предполагаемые религией, философией и позитивной наукой устои нравственного поведения: любовь к Богу и к ближнему, вера в правду и совершенство, надежда на вечное блаженство и страх вечной кары, с одной стороны; сострадание и жалость, стремление к счастью и идея нравственного долга; наконец, чувство самосохранения и родовой инстинкт, идеи пользы и общего блага – все это факты душевной жизни субъекта, состояния и свойства нашего внутреннего «я». ‹…›
Предметом настоящей речи и будет попытка вновь поближе разобраться в вопросе, в каких же сторонах человеческой природы надо искать истинных устоев нравственной жизни и деятельности человека… Задачею нашей будет – попытаться дать новое освещение этической проблеме «об основаниях нравственного поведения» на почве психологической, а основным мотивом для пересмотра вопроса является сомнение в удовлетворительности его решения учениями современной утилитарной и эвдемонистической морали – морали пользы и счастья.
Основная точка зрения этой морали состоит в том, что в конце концов источником нравственной деятельности является стремление человека к счастью, хотя бы самому высокому и благородному, вытекающему из поступков любви и сострадания, из усиленной работы умственной, духовной, – причем идея пользы есть только объективное выражение для субъективной идеи счастья. ‹…›
Вопрос в том, к счастью ли, хотя бы не нашему, а только чужому, направляется так называемая нравственная наша деятельность «во имя долга?»[77]. И это мы узнаем лучше всего из анализа тех нравственных поступков, в которых мы непосредственно соприкасаемся с другими существами и отдаем им себя в жертву, – из поступков, внушенных любовью, жалостью, состраданием.
Самый яркий образчик таких поступков – это деятельность матери и вообще родителей по отношению к детям: здесь всего менее можно сомневаться в искренности мотивов любви и жалости. Мать нежно и с самоотвержением любит своих детей, кормит их, холит, воспитывает, учит. Нет сомнения, что она, как мать, часть которой они составляли, искренне, хотя и эгоистически, желает счастья своим детям, но можно ли утверждать, что нравственная точка зрения ее в этой деятельности должна состоять в том, чтобы доставить детям немедленно или в будущем наибольшее возможное счастье?. Истинно любящая и разумная мать стремится сделать детей хорошими, а не довести их до счастья, которое и не в ее руках, и хорошую мать не остановит в ее работе мысль, что ее дети будут несчастны: лишь бы они были разумными нравственными существами. Добрая мать, хотя и с рыданиями, посылает взрослого сына на трудный подвиг, где его, может быть, встретит смерть. ‹…›
Какой же общий положительный признак и внутренний смысл можно найти в нравственных поступках, внушаемых любовью и состраданием, если они не направлены к счастью других существ? Во всех них мы замечаем одну несомненную черту: они непосредственно и прежде всего клонятся к сохранению и спасению жизни других существ, независимо от вопроса о их счастьи, причем нравственный поступок, по общему убеждению, становится тем более нравственным, чем более – ради спасения и сохранения чужой жизни – ставится на карту собственная жизнь любящего и жалеющего. ‹…›
…Непосредственная задача каждой личности – создать или поддержать, сохранить или спасти возможно больше других жизней, хотя бы с пожертвованием своей собственной единичной жизнью. ‹…›
Какая же психическая сила лежит в основе этой мировой любви? Как назвать ее? Очевидно, в каждом индивидуальном живом существе есть, рядом с индивидуальной волей к жизни, общая мировая воля к жизни – «всеобщая душа», как говорили древние. Как бы мы ее ни назвали – мировой волей, сверхиндивидуальной душой или духом, инстинктом самосохранения мира, или творческим началом, созидающим жизнь, – все равно. Эта сила в нас есть, это – реальная сила, подлинный деятель и фактор нашего нравственного поведения. Условимся пока называть ее «мировой волей к жизни» и рассмотрим теперь ее главные признаки и проявления.
Одна основная черта этой силы, этого деятеля, как мы видели, есть наклонность ее к творчеству, к творческому созиданию и поддержанию жизни вне индивидуума. Другая существенная черта – это ее враждебность индивидуальной воле к жизни, эгоизму, самосохранению. Но можно ли допустить в человеке две воли, две силы жизни? Конечно, нет. Очевидно, одна должна составлять часть и проявление другой, но не большая меньшей, а меньшая большей. Несомненно, что индивидуальная воля к жизни есть только частное проявление и частная форма «мировой воли к жизни», созидающей и поддерживающей множество жизней через индивидуума, но вне его. ‹…›
Счастья конкретных существ, т. е. отдельных людей, никто при этом (т. е. занимаясь научной, художественной, религиозной деятельностью. – Прим. сост.) не имеет в виду, ибо все эти деятели творческой воли, когда творят, не знают, кому и когда пригодятся их дела и дадут ли они людям счастье или нет. Не думали служить счастью человеческому ни Шекспир, ни Гёте, ни Пушкин, ни Джордано Бруно, Декарт или Кант; ни Коперник, Ньютон и Дарвин, ни апостол Иоанн, ни Будда и Лютер. Одни служили красоте, другие искали правды, истины, блага. Возможные практические последствия высоких подвигов, во имя идеала, обыкновенно лежат вне сферы кругозора творческих гениев и нравственных проповедников.
Но если мировая творческая воля, направленная к созиданию и упрочению жизни, проявляется и во всяком бескорыстном, духовно-идейном созидании, то именно в нем мы замечаем ясно признак, который не открывается непосредственно в делах любви и сострадания, в творении и спасении жизни отдельных существ. В идейном творчестве тоже замечается стремление к бесконечной полноте и совершенству воплощений творческой воли к жизни, отчего художник, ученый, философ творит до конца, пока есть силы, вечно недовольный прежде созданным; но вопрос идет по большей части о созидании и поддержании жизни высшей на счет низшей, жизни духовной на счет материальной. К этому направляется не только творчество религиозное и художественное, но и философское и научное. Религия прямо ставит задачу – спасти душу, духовную жизнь человека; искусство, воплощая красоту, ведет к подъему в человеке лучших его чувств и стремлений; философия ищет идеала мудрости и внутренней гармонии личности; наука проповедует эволюцию и, жертвуя животным ради человека, ищет разъяснения и способов укрепления в последнем его высших, человеческих свойств.
Ознакомительная версия.
