ИСТОКИ МИССИОНЕРСКОГО КРИЗИСА
Византия
Миссиология — это размышления о том, как мы смотримся в глазах не-христиан. В чем правда и в чем неправда этих не-наших представлений о нас. Как можно изменить эти представления.
Школы таких исследований в Православии нет. Миссия была и есть, миссиология только зарождается.
В частности, потому, что хотя миссия и была в нашей истории, но традиции миссии в Православии не было.
Миссия, чтобы стать традицией, должна являть себя не разрозненными фактами внехрамовой проповеди, не связанными между собой и разбросанными по разным столетиям и странам, а златой цепью преемственности, передачи опыта и наставничества в миссионерстве. Если даже такая традиция и была, она в XX веке была раздавлена.
Вот ряд вопросов, значимых для исследователя православного миссионерства:
1) Была ли традиция православного миссионерства?
2) Если да, то была ли она зафиксирована?
3) Были ли сохранены конкретные средства миссии, включая аргументы проповедника?
4) Была ли эта традиция самовоспроизводима? Была ли преемственность, предполагающая научение более поздних миссионеров более ранними?
5) Есть ли сегодня возможность войти в эту преемственность?
6) Как Церковь относилась в минувшие века и относится сейчас к миссионерским страницам своей истории и жизни?
7) Как перенести былые миссионерские находки в сегодняшний день? (Простой пример: все православные согласны в том, что свв. Кирилл и Мефодий верно сделали, что перевели Литургию на понятный славянам язык [1]. Но что значит сегодня быть верным заветам славянских апостолов — служить на славянском языке IX века или на языках, понятных современным людям? Являемся ли мы учениками Кирилла и Мефодия тогда, когда храним и воспроизводим их переводы молитв на старославянский язык, или же тогда, когда пробуем приблизить эти молитвы к пониманию современных людей? Кстати, Синод лишь в 1883 году разрешил наследовавшей святым братьям Русской Церкви служить литургии на языках инородцев [2]).
Признаюсь, для меня Православие — это то, чему меня учили в Московской духовной семинарии и академии. И вот я оглядываюсь и не вижу православной традиции подготовки к миссии и советов по ее осуществлению.
Для меня это печально. Я всегда радуюсь, когда есть возможность сделать что-то не по своей воле, переложить на кого-то бремя выбора. Я бы с радостью поступил так и в этом случае, но раз такого «Типикона миссионера» нет, то приходится рисковать.
Я преподаю миссиологию в Московской семинарии, и больше всего мне хотелось бы взять учебник, посвященный традициям миссионерства, стряхнуть пыль с издания прошлого века и начать зачитывать: миссионер должен делать раз, миссионер должен делать два. Но где же взять такой учебник? Где зафиксирована эта традиция?
Парадокс: христианство в первые века своего существования распространилось на полмира, сотни народов были обращены в христианство, но мы не помним, как это произошло. Миссионерскую память отшибло…
В наших современных семинариях «миссиология» — это совсем новый предмет. Еще в середине 90-х годов XX века его не было. От дореволюционной поры учебников и курсов по этой дисциплине до нас также не дошло.
Я, конечно, могу опираться на свой опыт, превращая курс своих лекций во «введение в кураеведение» [3], но мне жаль моих коллег из других семинарий — они находятся в еще более затруднительном положении. У нас едва не все публикации и диссертации по миссиологии — на тему истории миссии. Опять про апостола Павла, Кирилла и Мефодия, про Иннокентиев Иркутского и Московского, про Макариев Московского и Алтайского и Николая Японского. И преподаватель в семинарии обречен в стотысячный раз пересказывать истории этих восьми миссионеров.
Больше на пространстве двадцати веков и не найдешь предметов для изучения миссионерского православного опыта (а не для молитвенной памяти). Даже имена многих апостолов (!) забыты: «Имена апостолов Спасителя известны из Евангелий каждому; списка же семидесяти учеников никакого нигде нет» (Евсевий. Церковная история, 1,12). «Мы не можем перечислить по именам всех апостольских преемников, ставших по всей вселенной пастырями Церкви и евангелистами. Мы вспоминаем поименно только тех, о которых упоминается в апостольских, сохраненных доныне записях апостольского учения» (Там же, 1,37).
Более того, мы не знаем имен тех проповедников, которые совершили самую грандиозную миссионерскую революцию: они дерзнули «подарить» Христа не-евреям. «Между тем рассеявшиеся от гонения, бывшего после Стефана, прошли до Финикии и Кипра и Антиохии, никому не проповедуя слово, кроме Иудеев. Были же некоторые из них Кипряне и Киринейцы, которые, придя в Антиохию, говорили Еллинам, благовествуя Господа Иисуса» (Деян. 11,19 — 20). До этой минуты мы видим лишь проповедь к «эллинистам», эфиопскому евнуху и сотнику Корнилию, т. е. язычникам, принявшим иудаизм или с симпатией относившимся к нему. Теперь же впервые проповедь обращается к людям, вообще не знакомым с миром Библии. Это уже не прозелитизм, а именно миссия. Кто же эти «некоторые»? Не знаем…
От других миссионеров остались лишь имена, рассказы об их мученичестве или, напротив, реляции об их победах. Но не их проповеди.
Наконец, в тех случаях, когда до нас доносятся
