Все вышеизложенное позволяет сделать следующее заключение. В конце Гражданской войны политическая обстановка на Дальнем Востоке отличалась крайней нестабильностью. Эта окраинная территория России стала последним оплотом сопротивления советской власти объединенных несоциалистических сил, главным итогом которого стало изменение идеологии Белого движения. В период с мая 1921 по октябрь 1922 г. в Приморье существовало государственное образование, поочередно возглавлявшееся двумя правительствами. Образованное в результате белого переворота так называемое «меркуловское» правительство вопрос о форме правления в России откладывало до Учредительного собрания, тогда как правительство Приамурского Земского края, возглавляемое генералом М. К. Дитерихсом, объявило своей целью восстановление монархии с царем из династии Романовых. Это означало, что на Дальнем Востоке над принципом «непредрешения», сформулированным Белым движением еще в 1918 г.{142}, одержал победу менее популярный лозунг о восстановлении в России монархического правления. Однако планам возвращения к власти представителя прежней династии не суждено было сбыться. Осенью 1922 г. Гражданская война закончилась окончательным поражением Белого движения, начался большой период антибольшевистского противостояния несоциалистических сил в эмиграции.
В период исхода последней волны беженцев из России положение Православной Церкви характеризовалось общностью взглядов большинства священнослужителей с защитниками прежней российской государственности и их заботой о своей пастве. События, предшествовавшие эмиграции архиереев, покинувших свои епархии в период Гражданской войны, свидетельствуют о том, что все четыре епископа эмигрировали под угрозой большевистских репрессий. За границей они были приняты как представители своей паствы, что представляется достаточным основанием для утверждения о бесспорности сохранения их епископских прав. Таким образом, в эмиграции создались условия, позволяющие иметь церковную организацию в форме самостоятельного епархиального управления.
Глава 2. Организация церковного управления на Дальнем Востоке (1920–1922)
1. Дальневосточные епархии и миссии Русской Православной Церкви Заграницей
После оставления Приморья многочисленные группы беженцев двинулись через русско-китайскую границу в Маньчжурию. С конца XIX в. в связи со строительством и эксплуатацией Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) часть китайской территории, примыкавшей к трассе КВЖД, имела статус экстерриториальности и являлась сферой русского влияния в Китае. Население полосы отчуждения составляли в основном российские подданные, которые играли заметную роль в жизни края. Административно-хозяйственным центром КВЖД стал Харбин – город, основанный русскими на китайской территории в 1898 г.
23 сентября 1920 г. китайское правительство обнародовало декрет о прекращении признания дипломатических и консульских представителей России в Китае{143}. 30 октября были утверждены «Правила административного подчинения проживающих в Китае русских граждан»{144}, согласно которым подданные бывшей Российской империи приравнивались к иностранцам, не имеющим прав экстерриториальности. Все русские административные учреждения перешли в китайскую юрисдикцию, полоса отчуждения КВЖД была выделена и переименована в Особый Район Трех Восточных Провинций (ОРВП). Главноначальствующему ОРВП были даны широкие полномочия, вплоть до назначения управляющего КВЖД{145}. Первым управляющим при китайских властях стал инженер путей сообщения Б. В. Остроумов, назначенный на эту должность в апреле 1921 г.
Перейдя границу, русские оседали в Харбине, Шанхае, Пекине, Тяньцзине, Мукдене, Дайрене, Чаньчуне и других уголках Китая. Довольно скоро в просоветских газетах стали появляться сообщения о «замыслах» белогвардейцев, которых было теперь так много за границей. Однако белоэмигрантские военные организации, целью которых была борьба с советской властью, появились здесь не сразу. Первые годы эмиграции стали для большинства белых воинов школой выживания в чужой стране. По сведениям генерал-майора Д. А. Лебедева, в 1920 г. в одном только Харбине насчитывалось до 5 тысяч офицеров, около 1,5 тысяч из них бедствовали, не имея никаких определенных занятий{146}. Воинской организации больше не существовало, сохранялась лишь внутренняя сплоченность русских людей, оказавшихся в положении простых беженцев. Их главной заботой стал поиск работы. Нужда, невозможность найти хоть какой-нибудь заработок впоследствии вынудила часть из них вернуться в Россию, кто-то смог уехать в Европу и Америку.
Больше всего беженцев оказалось в Харбине. Если учесть, что к 1917 г. в Харбине проживало около 100 тысяч человек, из которых свыше 40 тысяч были российскими подданными{147}, то к 1923 г. численность русской диаспоры возросла до 165 857 человек{148}, т. е. более чем в четыре раза. Согласно данным Харбинского комитета помощи русским беженцам, за период с 1918 по 1923 г. социальный состав зарегистрированных эмигрантов выглядел следующим образом: крестьяне – 40,6 %, мещане – 24,7 %, казаки – 15 %, рабочие – 7,1 %, дворяне – 2,4 %, почетные граждане, лица купеческого сословия, духовенство – 2,5 %. Более половины зарегистрированных лиц состояли на службе в Белой армии{149}.
До конца 1940-х гг. Харбин оставался центром русского дальневосточного зарубежья. По составу населения и укладу жизни это был дореволюционный российский город, бережно хранивший свои национальные традиции. Харбин состоял из семи районов, главными из которых были Новый город и Пристань. Новый город являлся административной частью Харбина, где располагалось Управление КВЖД, а также иностранные консульства и резиденции. На одной из площадей Нового города возвышался главный храм Харбина – Свято-Николаевский собор{150}, другую площадь занимал центральный железнодорожный вокзал с огромной иконой святителя Николая на стене. Пристань была торгово-промышленным и ремесленным районом, там находился речной порт и коммерческий центр. В 1903 г. в этом районе было открыто Харбинское подворье Пекинской Миссии, и в течение четырех лет Благовещенская церковь подворья была единственным храмом на Пристани{151}. Затем появились Софийская и Иверская церкви{152}. Пять других районов Харбина выглядели скромнее, но в каждом из них также имелись православные храмы.
В начале 1920-х гг., с учетом эмигрантов, на территории Маньчжурии насчитывалось до 300 тысяч православного населения и около 100 человек священнослужителей{153}. Храмы полосы отчуждения КВЖД первоначально входили в состав Российской Духовной Миссии в Пекине (с 29 мая 1903 г.), причт содержался за счет КВЖД, где был создан особый Церковный отдел (приказ по дороге от 1 июля того же года). В 1907 г. Святейший Синод принял решение об изъятии из ведения Пекинской Миссии 28 приходов полосы отчуждения и передаче их в юрисдикцию Владивостокской епархии{154}. Синодальное решение объяснялось тем, что приходы располагались на территории, прилегавшей к русской границе и являвшейся российской сферой влияния{155}. До 1921 г. храмы полосы отчуждения составляли два благочиннических округа – 13-й (железнодорожные церкви) и 17-й (военные церкви или церкви Охранной стражи{156}). 15 июля 1920 г. Охранная стража КВЖД была расформирована, и военные церкви перешли в ведение Церковного отдела дороги. В 1921 г. приходы 13-го и 17-го благочиний Владивостокской епархии были объединены в один благочиннический округ{157}. Таким образом, с 1907 по 1922 гг. храмы полосы отчуждения КВЖД в церковно-административном отношении подчинялись как Пекинской Миссии (подворья в Харбине и поселке Маньчжурия), так и Владивостокской епархии (благочиннический округ, включавший железнодорожные и военные церкви).
Если церкви полосы отчуждения окормляли в основном проживавших в Китае православных русских, то деятельность Российской Духовной Миссии в Пекине была направлена на распространение православия среди китайского населения{158}. Только в 1916 г. из язычества было крещено 706 человек, и по отчетам миссии к концу года православных христиан в Китае насчитывалось 6255. Накануне революции в ведении миссии состояло: два монастыря (мужской и женский в Пекине) и один скит близ Пекина; пять подворий: два в России (в Петрограде и Москве) и три в Китае – в Харбине, Дайрене и на станции Маньчжурия; 19 церквей и три часовни; 32 миссионерских стана; одна семинария и 21 школа{159}. В составе Пекинской Миссии числились: начальник миссии в сане епископа; три члена миссии (два архимандрита и один священник); в Успенском мужском монастыре – один архимандрит, 12 иеромонахов, пять священников (из них три китайца), четыре иеродиакона (один из них китаец), шесть диаконов (все китайцы), семь манатийных монахов (из них два китайца), два иподиакона (китайцы), три псаломщика, пять послушников (из них три китайца); в женском монастыре – две манатийные монахини (одна из которых китаянка) и четыре рясофорные послушницы (одна китаянка){160}.
