Вероятно, наиболее состоятельный взгляд — на электроны и Бога — тот, который помещает их где-то между иллюзией и несовершенными представлениями. Да, есть источник закономерностей, которые мы приписываем электронам, а электрон в том виде, в каком мы его себе представляем, — достаточно полезный заменитель этого источника, поэтому не следует принижать его, называя «иллюзией». Тем не менее наш образ электрона очень отличается от того, каким мы воспринимали бы этот источник, если бы когнитивный аппарат человека был способен полностью постичь его. Так и с Богом: да, существует источник нравственного порядка, у многих людей есть представления о Боге, служащие полезным заменителем этого источника; однако эти представления очень отличаются от того, каким мы увидели бы этот источник нравственного порядка, если бы человеческое восприятие было способно охватить его.
И мы возвращаемся в исходную точку. Некоторые люди сомневаются в том, что нравственный порядок действительно существует. Подобно Стивену Вайнбергу (глава 20), они могут сказать, что «где-то рядом» нет никакого нравственного порядка, независимого от нравственного закона, установленного нами. Однако важно понять, что именно с этого начинаются многочисленные споры: так есть в мире высший нравственный порядок или нет? Если есть, тогда люди, принимающие электроны всерьез, испытывают затруднения, отрицая законность попыток понять источник этого порядка, особенно если обратить внимание на то, что источник нравственного порядка не обязательно противоречит научному мировоззрению: ему незачем быть каким-нибудь необоснованно вмешивающимся в события антропоморфным Богом или некой мистической «силой», попирающей законы вселенной; возможно, законы вселенной, даже когда они действуют с обычной регулярностью, подчиняются высшей цели, потому что и были задуманы с учетом этой цели. (Или, возможно, «задуманы с учетом», ведь «творцом» вполне мог быть какой-нибудь метаестественный отбор. Насколько нам известно, вселенные развиваются благодаря определенному космическому естественному отбору, а вселенные, порождающие жизнь, которые развиваются, стремясь к вере в нравственную истину и строже следуя ей, воспроизводятся лучше, чем вселенные, которым недостает этого нравственного порядка и телеологического сдвига. [1090]) Что бы мы ни считали источником нравственного порядка — антропоморфного Бога, породившего естественный отбор, или механистический процесс отбора, породивший естественный отбор, или нечто среднее между ними, — суть в том, что если верить в существование нравственного порядка, тогда попытка верующего понять этот источник и установить связь с его источником выглядит обоснованной даже по меркам науки, независимо от того, насколько примитивны представления об этом источнике и косвенны средства установления связи с ним.
Во всяком случае, возможно, ощущение, что поддерживаешь контакт с личным богом, не такой уж косвенный способ установления связи с источником нравственного порядка. Пару страниц назад я утверждал, что люди, ощущая присутствие человекоподобного бога, обращаются к компонентам нравственной инфраструктуры, встроенной в них естественным отбором — к чувству долга перед другими людьми, раскаянию, когда им случается кого-то подвести, благодарности за подарки, и т. п. Все это в свою очередь опирается на базовые компоненты развившейся нравственной инфраструктуры, в том числе на само ощущение правильного и неправильного. Все эти элементы человеческой натуры, все эти ингредиенты ощущения контакта с личным и порой нетерпимым Богом, — продукт логики ненулевой суммы, осуществленной посредством эволюции; это способ естественного отбора направить нас к полезным отношениям; они олицетворяют «признание» естественного отбора, что сотрудничество с людьми (по крайней мере, с некоторыми) может служить нашим интересам. Напомним, что эта динамика ненулевой суммы занимает центральное место в «Логосе», основополагающей логике жизни, которую Филон Александрийский считал прямым продолжением Бога. Поэтому можно сказать, что эволюция человеческого нравственного аппарата в процессе естественного отбора представляла собой Логос в действии на конкретном этапе органического объединения; именно он позволил нашим давним предкам действовать сообща небольшими группами и подготовил условия для совместной работы в более крупных группах, в конечном счете — трансконтинентальных.
Если принять этот довод, если признать данную теологию Логоса, тогда ощущение присутствия личного бога приобретает парадоксальную обоснованность. С одной стороны, мы обращаемся к воображению; высшее существо, которое мы ощущаем «где-то рядом», в действительности является чем-то внутри нас. С другой стороны, это нечто, находящееся внутри нас, — проявление сил «где-то рядом», воплощение логики ненулевой суммы, которая опережает и превосходит отдельные личности, род логики, которую можно назвать божественной (по крайней мере, в этой теологии Логоса). В этом смысле ощущение контакта с трансцендентной божественностью является прочным.
Конечно, есть множество верующих — в сущности, большинство, — которые вообще не стали бы участвовать в этом споре. Они не хотят просто слышать, что некие представления о боге могут быть оправданными или что личный бог оправдан как частичное приближение к истине. Да, они хотели бы услышать, что их конкретные представления о Боге попадают прямо в точку. Что ж, если так, тогда эта книга не для них. (Может, подойдет Библия или Коран?) Самое большее, что мы можем сделать в интеллектуальных рамках данной книги, — предположить существование Бога в предельно отвлеченном смысле и защитить прагматичную веру в личного бога — как верную в том смысле, в котором верны и другие основополагающие убеждения, в том числе некоторые научные.
Бог — это любовь?
Есть люди, которые поступают двояко: придерживаются довольно абстрактных представлений о Боге и вместе с тем пользуются некоторыми психологическими привилегиями веры в более личного бога. Ключ к их успеху — выбор абстракции. Вероятно, наиболее распространенная из удачных абстракций — любовь: Бог есть любовь.
Верно ли это? Бог — это любовь? Как и все характеристики Бога, эта предполагает большую проницательность, чем та, которой я наделен. Однако она, несомненно, имеет отношение к идее, согласно которой любовь связана с тем Богом, чье существование допускается здесь, а также исходит от него.
Эта связь вытекает из связи любви с нравственным порядком, источником которого является Бог. Этот нравственный порядок проявляется посредством постоянно расширяющихся сфер действия фактора ненулевой суммы, который направляет людей к нравственной истине, гарантируемой обоюдным уважением. Как мы видели в главе 19, зачастую путь для этой истины прокладывает нравственное воображение, делая это путем расширения симпатии определенного рода, субъективного отождествления с ситуацией, в которой оказался другой человек. По мере усиления симпатия приближается к любви. Можно сказать, что любовь — это апофеоз нравственного воображения; она может способствовать наиболее интимному отождествлению с другими людьми и наиболее полной оценке нравственной ценности окружающих.
Иногда любовь в процессе движения к этой нравственной истине благоприятствует более приземленным истинам. Предположим, вы родитель и вы: (а) видите, как чужой ребенок лет трех плохо себя ведет, а потом (б) видите, как то же самое делает ваш ребенок, ровесник первого. Ваши предсказуемые реакции, соответственно: (а) «Какой невоспитанный ребенок!» и (б) «Вот что бывает, если пропустить дневной сон». Зачастую вторая реакция оказывается верной, в то время как первая — «невоспитанность» — не годится даже как объяснение. Так что в этом случае любовь ведет к истине. Как и в том случае, когда родитель, видя, что его ребенок работает на публику, предполагает, что причина этого позерства — неуверенность. Зачастую это объяснение оказывается верным — в отличие, скажем, от мысли «ребенок наших соседей такой ломака» — и к тому же придает человеческой натуре проницательность. Да, любовь способна исказить наше восприятие, что происходит сплошь и рядом. Как пример крайности поищите в Гугле Texas Cheerleader Мот (речь идет о матери девушки из школьной команды чирлидеров, заказавшей убийство матери ее конкурентки. — Прим. пер.) Тем не менее в лучшем проявлении любовь приносит более близкое к истине понимание окружающих, понимание с сопереживанием, приближающееся к нравственной истине уважения и даже почтения друг к другу.
