Впрочем, если речь идет об описании духовной реальности, то язык Библии неизбежно становится образным. Мы просто не можем описать невидимую духовную реальность иначе, как посредством символов.
Очень часто, толкуя о вещах, неуловимых чувствами, мы вынуждены употреблять слова, которые в прямом своем смысле обозначают вполне ощутимые предметы или действия. Когда мы говорим, что улавливаем смысл фразы, мы не думаем, что гонимся за смыслом и ловим его, как охотники. Все знают это явление, и в учебниках оно зовется языковой метафорой. Если вы думаете, что метафора — просто украшение, причуда ораторов и поэтов, то вы серьезно ошибаетесь. Мы просто не можем говорить без метафор об отвлеченных вещах. В труде по психологии и по экономике не меньше метафор, чем в молитвеннике и в сборнике стихов. Всякий филолог знает, что без них обойтись нельзя (Льюис К. С. Чудо// Собрание сочинений в 8 томах. Т. 7, 2000. С. 196–197).
Однако и эти образы имеют вполне определенный смысл.
Неправы те, кто думает, будто «выражаться метафорически» значит «говорить условно, не всерьез». Они правильно считают, что Христос выражался метафорически, когда велел нам нести крест; но они не правы, выводя из этого, что Он просто посоветовал нам пристойно жить и давать немного денег на бедных. Они правильно считают, что огонь геенны — метафора, но они не правы, выводя из этого, что речь идет «всего лишь» об угрызениях совести. Они говорят, что рассказ о грехопадении нельзя понимать буквально, но почему-то выводят отсюда (я сам слышал), что падшие люди, в сущности, стали лучше. Поистине разумнее решить, что если «у меня разбито сердце» — метафора, понимать ее надо в самом жизнерадостном смысле. Такие объяснения, честно говоря, я считаю просто глупыми. Для меня самые образные выражения христиан означают вещи потрясающие и «сверхъестественные», сколько ни очищай их от древних метафор. Они означают, что кроме физического и психофизического мира ученых есть и нетварная, безусловная Реальность, вызвавшая этот мир к Бытию; что у Реальности этой — свое строение, в определенной мере (но не в полной, конечно) выраженное в учении о Троице; что Реальность эта в каком-то земном году вошла в наш мир, стала одной из его тварей и произвела какие-то действия, которые мир сам по себе произвести не может; и, наконец, что это изменило наши отношения к безусловной реальности. Заметьте; бесцветное «вошло в наш мир» ничуть не менее образно, чем «сошел с Небес»; мы просто заменили вертикаль горизонталью. И так будет всегда, если вы попытаетесь подправить старый язык. Речь станет много скучнее, но никак не буквальное (Там же. С. 200–201).
Библия описывает не только духовную реальность, но и вполне конкретные события, происходившие в пространстве и времени. Можно ли сказать, что эти события описываются буквально и правдиво?
Да, действительно, исторические события происходили обычным образом и были описаны очевидцами правдиво — на обыденном уровне точности. Разница между образным и буквальным описанием довольно очевидна.
Говоря, что Христос — Сын Божий, никто и не думал внушить, что Бог производит потомство в нашем, земном смысле; и потому мы ничуть не обличаем христианство, называя это метафорой. Но когда говорят, что Христос превратил воду в вино, надо понимать это буквально: если это произошло, чувства могли воспринять это, язык — описать. Когда я говорю: «У меня разбито сердце», вы прекрасно знаете, что увидеть этого нельзя. Если я скажу: «У меня разбилась чашка», а она цела, — я или солгал, или ошибся. Свидетельство о чудесах, происшедших в Палестине в I веке, — или ложь, или миф, или исторический факт. Если они (или их большая часть) — ложь или миф, христианство обманывает людей вторую тысячу лет (Там же. С. 201).
Разве библейские рассказы о чудесах не противоречат общепризнанным научным фактам?
Библия содержит описание чудес, и в этом нет противоречия известным фактам. Никто и никогда не доказал, что чудес не бывает. Естественные науки занимаются не чудесами (то есть исключительными и невоспроизводимыми явлениями), а как раз тем, что повторяется регулярно и поддается воспроизведению в лабораторных условиях; поэтому вопрос о возможности чудес просто выходит за рамки компетенции естественных наук (более подробно об этом можно прочитать в процитированной выше книге К. С. Льюиса «Чудо»).
В то же время, если что-то в Библии кажется мне невероятным, не стоит торопиться объявлять это чудом. Тот, кто, опираясь на Библию, станет отстаивать чудесную беременность у иудейских патриархов, — просто неграмотен (как и тот, кто отвергает достоверность Библии, потому что «мужики не рожают»). Как правило, чудо описывается в Библии именно как чудо. Если же о чем-то весьма необычном в Писании говорится как о вполне обыденном событии, то стоит задуматься: «А правильно ли я понял то, что прочитал?»
Верно ли я понял, что в библейских повествованиях не всегда содержится полный и детальный отчет об исторических событиях?
Да, действительно, библейские авторы, как правило, не стремятся описать каждое событие всесторонне и полно. Заметим, что любой историк производит отбор фактов в соответствии с теми задачами, которые ставит перед собой, — о чем-то рассказывает, а что-то пропускает. Рассказывать буквально обо всем бессмысленно и невозможно.
Поэтому разные рассказы об одних и тех же событиях могут быть оба вполне достоверными. Сравним, например, повествования о событиях, последовавших за Рождеством Спасителя у евангелистов Матфея и Луки.
Лука описывает поклонение пастухов Младенцу Иисусу, Его обрезание, затем говорит о посещении Святым Семейством иерусалимского Храма и сразу после этого говорит об их возвращении в Назарет (Лк. 2:8-40). Матфей пишет о поклонении волхвов и бегстве из Вифлеема в Египет, с последующим возвращением в Назарет после смерти Ирода (Мф. 2:1-23). На основании этих рассказов мы можем восстановить следующую хронологическую последовательность событий: 1) Рождение Младенца и поклонение пастухов (вероятно, в ту же ночь); 2) обрезание Младенца — по прошествии восьми дней; 3) посещение Храма и пророчество Симеона — в сороковой день; 4) возвращение сперва в Вифлеем, куда спустя некоторое время (не более двух лет, ср. Мф. 2:16) пришли волхвы; 5) бегство в Египет; 6) возвращение в Назарет после смерти Ирода.
Мы видим, что Матфей не стал описывать обрезание Младенца и посещение Храма, а Лука одной фразой «возвратились в Галилею, в город свой Назарет» описал все передвижения Святого Семейства по маршруту Иерусалим — Вифлеем — Египет — Назарет, включая и то время, которое они прожили в Вифлееме до прихода волхвов, и период их пребывания в Египте. В данном случае для евангелиста Луки был важен лишь конечный пункт их путешествия (Назарет), а не маршрут, обстоятельства и время, проведенное в пути. Повествования обоих евангелистов правдивые; при этом ни один из них не дал полного отчета о первых годах жизни Иисуса (они и не ставили перед собой такой задачи).
Сказанное относится и к описанию духовной реальности. Одни места из Писания могут описывать лишь одну сторону Божьего характера (например, Его любовь); в других местах Библия говорит, например, о Его гневе. Здесь нет противоречия — Божий гнев и Божья любовь не исключают друг друга. (Заметим, что подобное сочетание можно встретить в пределах одной книги; апостол Павел говорит о гневе Божьем в первой главе Послания к Римлянам (1:18–32) и о Божьей любви и милости в следующих главах (см., например, 5:8, 8:31–39, 11:32). Общее представление о характере Бога мы можем составить, лишь сопоставляя все сказанное о Нем в Писании.
Вы признаете, что разные авторы по-разному описывали разные события. Каким же образом мы можем убедиться, что их рассказы не противоречат друг другу?
Как правило, те, кто говорит о противоречиях в Библии, обращают внимание не на богословие, не на описание духовной реальности, а на описание исторических фактов, имевших место в пространстве и времени. Именно здесь противоречия представляются очевидными и неразрешимыми. Однако более тщательное исследование показывает, что все такие кажущиеся противоречия можно разрешить.
Допустим, мне говорят: «Вот эти два (или больше) текста Писания противоречат друг другу». Чтобы убедиться в том, что противоречия нет, достаточно предложить такую картину событий, чтобы ее описание во всех упомянутых текстах было правдивым с точки зрения обычных («разговорных») требований к точности и полноте изложения. Такую картину событий, не противоречащую никакому библейскому тексту, мы будем называть реконструкцией. Если речь идет об исторических событиях, мы будем говорить об исторической реконструкции. Если речь идет о картине отношений между Богом и Его творением (в том числе человеком и разумными духовными существами), мы будем говорить о богословской реконструкции.
