И теперь мы понимаем, что атака на разум Ам Исраэль являлась, по существу, попыткой лишить народ его центрального места в творении. То, что выделяет эту центральную точку, - истинная духовность, кедуша. Отсюда и способ лишить нас силы стоять в центре - попытка разорвать нашу связь с кедушей, спускающейся из мира верхнего. Из этих общих фундаментальных идей выросли конкретные события Хануки. Мы знаем, чем завершилось противоборство леопарда и человека, тьмы и света: прошли годы, наполненные событиями значительными или менее значительными. Целая вечность отделяет нас от того времени. Человечество продолжает свое движение из начальной точки в конечную, но и сегодня центральное место по прежнему принадлежит Ам Исраэль.
А где эллинизм? Куда подевалось былое могущество греков? Тот народ спустился до уровня прочих народов, населяющих землю.
Человек - подобие Творца
(Третье царство)
Изучающий Талмуд и мидраши нередко наталкивается на высказывания вызывающе непонятные. Парадоксальность формы заставляет читателя остановиться и задуматься над тем, что же хахамим имели в виду, облекая мысль в такие, мягко говоря, странные слова. Тора требует от нас активной работы разума, и утверждение-загадка это одно из средств сбить мысль с ее привычно размеренного ритма.
Сейчас мы попробуем рассмотреть одно из утверждений такого типа. Оно касается третьего царства, когда, как известно, эллинизм противостоял учению Торы. По мере исследования вопроса перед нами откроются глубокие идеи, объясняющие суть столкновения греков и евреев, и в результате события того времени предстанут в новом и неожиданном свете.
В предыдущей главе говорилось, что Пятикнижие отождествляет царство греков с тьмой. Существует мидраш, поясняющий такое сопоставление: "Греки затемнили глаза евреев своими постановлениями и сказали: напишите на роге быка, что нет у вас доли в Б-ге Израиля". Первая часть мидраша была подробно рассмотрена, когда мы выясняли причины, которые побудили греков издать три указа, запрещавших соблюдение Шабата, освящение нового месяца и выполнение обрезания. Но как понимать распоряжение "напишите на роге быка, что нет у вас доли в Б-ге Израиля"? Кто должен писать? Какое отношение это имеет к "затемнению глаз"? При чем тут, в конце концов, бык? Почему, скажем, не на коже осла? А не лучше бы - для простоты - на пергаменте? Ясно, что перед нами одно из парадоксальных высказываний, требующих расшифровки.
Начнем с пояснения, которое приводит Раши. По выходе из Египта народ совершил самый серьезный грех: "И снял весь народ серьги золотые, которые в ушах их, и принесли Аарону. И взял он (их) из рук их, и придал им форму, и сделал из этого тельца литого. И сказали они: вот божество твое, Израиль, которое вывело тебя из земли Египетской" (Шмот 32:3-4). Оказывается, есть связь между тем далеким событием и тем, что произошло много сотен лет спустя в период третьего царства. Человеку вряд ли придет в голову сопоставить случившееся в Хануку со случившимся в пустыне. На помощь приходит мидраш, открывающий внутреннюю зависимость двух столь отдаленных во времени эпизодов истории нашего народа. Однако указание на связь событий само по себе не может удовлетворить пытливого человека. Он пойдет дальше и, опираясь на намек мидраша, попробует добраться до сути происходившего. И тогда приведенное хахамим сравнение Хануки с созданием тельца станет простым и понятным.
* * *
Итак, попробуем разобраться. Начнем издалека. Известно, что язык Пятикнижия предельно экономен. В этом смысле Пятикнижие несравнимо ни с какой книгой, являющейся продуктом творчества человека. Один из стандартных методов исследования Пятикнижия состоит в следующем. Когда обнаруживается слово, без которого можно было бы обойтись, задается вопрос: в чем причина его появления? Присутствие такого слова в Пятикнижии не означает, как в светской литературе, попытку придать языку яркость и убедительность.
Появление "лишнего" слова в Торе противоестественно, и если уж оно там оказалось, то не иначе как с целью либо научить нас новому закону, либо познакомить с не встречавшийся ранее идеей. Что говорить о слове! Появление дополнительной буквы или, наоборот, ее нехватка не рассматриваются как грамматический ляпсус, но служат для выявления целой концепции, причем далеко не тривиальной. В то же время, существует несколько мест, где Пятикнижие отступает от правила "экономии" букв или слов. Один из примеров: описание того, как раб Авраама Элиэзер искал невесту сыну своего господина. История рассказывается весьма подробно, с целым рядом деталей, что, на самом деле, еще не удивительно, ибо каждая из них несет в себе важную информацию об ее участниках. Что действительно странно, так это почти дословное повторение всей истории, когда Элиэзер рассказывает о событиях дня семье Ривки.
Конечно, если присмотреться внимательнее, то можно обнаружить в повторе нюансы, отличающие его от рассказанного ранее и заставляющие взглянуть на события под иным углом. Тем не менее сам факт повторения, безусловно, странен, неслучаен и нуждается в объяснении.
Р. Аха дает весьма неожиданный комментарий: "Разговор рабов праотцев превосходит Тору их сыновей". Простое понимание этого комментария, по-видимому, таково: краткость свойственна Пятикнижию при изложении законов Торы, полученной у горы Синай. Когда же дело доходит до рассказов слуг праотцев - Авраама, Ицхака и Яакова, это правило отменяется. И почему? В силу того, что рассказ слуг выше учения, пришедшего через Моше от Самого Творца? В это трудно поверить. Очевидно, что перед нами еще одно парадоксальное высказывание, нуждающееся в пояснении.
Речь слуг сравнивается с учением Торы. Чтобы проникнуть в смысл такого сопоставления, попробуем понять :начала, что скрывается за отдельными словами этого высказывания. Начнем с понятия "раб". Ухо нашего современника улавливает в этом термине, в первую очередь, не!то унизительное для достоинства человека. Но давайте отодвинем эмоции в сторону и обратимся к сути явления. С точки зрения социальной, раб целиком зависит от своего господина, на котором лежит, как правило, обязанность обеспечить раба всем необходимым: едой, одеждой, кровом и т.д. Кроме того, раб абсолютно подчинен своему господину на двух других уровнях: на уровне действия и на уровне разума. Вся активность раба, направленная на создание материальных ценностей, идет на благо хозяину - и в этом проявляется зависимость на уровне материальном. Духовное подчинение предполагает минимизацию своего "я" перед волей господина. В результате, направление мыслей раба определяется духовной ориентацией хозяина, и тогда, действительно, можно сказать, что один находится в рабстве у другого.
Такой взгляд на предмет позволяет лучше понять мотивы Сары, передавшей Агарь Аврааму. Заботясь о потомстве, она предложила мужу взять рабыню, а не постороннюю женщину. Согласно Мальбиму, вот каково было намерение Сары: сын служанки унаследует статус ее раба и, тем самым, будет считаться как бы ее собственным сыном. Идея комментария в том, что рабыня полностью подчинена своей госпоже. А поскольку состояние разума в момент зачатия существенно сказывается на потомстве, то Сара полагала, что духовное растворение служанки в госпоже перейдет и на ребенка и, в определенном смысле, его действительно можно будет назвать ее собственным сыном.
Расчет сам по себе выглядел правильным. Подтверждение - то, что впоследствии и Рахель, и Лея использовали ту же идею и имели, в силу этого, определенную долю в произошедших от служанок коленах: Дана, Нафтали, Гада и Ашера. Почему же потерпел неудачу план Сары? Ответ читаем в самом Пятикнижии: "И вошел он к Агари, и она зачала. Увидев же, что зачала, то госпожа ее лишилась уважения в глазах ее" (Берешит 16:4). Раши комментирует: "Сказала Агарь о Сарай (Сару в то время звали Сарай): эта не такая внутри, как снаружи. Выказывает себя праведницей, но не такая она, ибо не удостоилась зачать в течение стольких лет, а я забеременела с первого раза". Мы видим, что Агарь не проявляет себя как рабыня, а это моментально обрекает план Сары на неудачу. И не надо полагать, что только теперь, после случившегося, Агарь теряет свойство быть служанкой. Вне сомнения, неповиновение всегда было присуще ее природе, оно лишь не выходило наружу и являлось секретом не только для окружающих, но, скорее всего, и для нее самой.
