Евреи, отступившие от иудейства в 1759 году во Львове, были саббатианцами — последователями религиозного движения, вызванного мессианскими претензиями османского еврея Саббатая Цеви (1626-76). Саббатай впервые озвучил свои претензии на мессианский статус в 1646 году, но само движение, сформировавшееся вокруг него, начало набирать обороты лишь в 1665 году, когда юный каббалист, Натан из Газы (1643-80), «распознал» истинность его мессианских полномочий в мистическом видении. Вскоре после объявления Саббатая мессией, Натан – который быстро стал «одновременно Иоанном Крестителем и Павлом нового мессии» – составил комментарий на древний апокалиптический текст, который он, якобы, обнаружил в хранилище одной старой синагоги. Для того, чтобы противостоять раввинской оппозиции к многообещающему мессианскому перевороту, он обратился к символизму смешанного множества: современники мессии «должны восстать против него с упреками и хулениями – они есть “смешанное множество”, сыны Лилит, “сальник на печени“ [Лев. 3:4], лидеры и раввины поколения».
В своих последующих писаниях Натан разрабатывал учение о спасении, достигаемом одной лишь мессианской верой (в отличие от соблюдения заповедей), и расширил своё использование темы эрев рав, заявляя, что все евреи, полностью соблюдающие Закон, но отвергающие мессианские полномочия Саббатая, имеют души из смешанного множества. Как заметил Гершом Шолем, связывая символизм смешанного множества с эсхатологией и мессианскими таинствами, Натан объединил два различных мотива, которые функционируют отдельно в Зогаре. Для саббатианцев лакмусовой бумажкой для определения корня чьей-либо души стало не, как в Зогаре, благочестие и «соблюдение Торы ради неё самой», но вера в мессию Саббатая Цеви (или отсутствие таковой веры): сектанты «все более чувствовали себя истинным Израилем, гонимым смешанным множеством из-за их веры».
Радикальная дихотомия между мессианскими верующими и раввинскими скептиками получила дальнейшее развитие в Комментарии на Литургию Полуночного Бдения, составленную учеником Натана — рабби Исраэлем Хазаном из Кастории. Хаззан утверждал, что истинный мессия будет признан не еврейскими лидерами, которых он определял как потомство смешанного множества, а – простолюдинами. Отвержение Саббатая Цеви как мессии и непонимание намёков о нём в еврейских канонических книгах стали относить к своего рода метафизической слепоте, вырастающей из самого корня душ неверующих. Согласно мнению саббатианцев, «мнимые раввины» уже не могли утверждать о каких-либо правах на руководство еврейским народом, или претендовать на авторитетное истолкование еврейской традиции. Их учение было ложным, их мирская позиция основывалась на злоупотреблениях властью, их мнимое благочестие бесполезно и лишено глубокого смысла.
Когда Натан из Газы и Исраэль Хаззан составили свою полемику против раввинов, недоброжелатели нового мессии попытались побить саббатиан их же оружием. Рабби Яков Саспортас, выдающийся противник раннего саббатианства, слышал о тех заявлениях Натана. Возмущенный абсурдными утверждениями о том, что самые сливки из сливок раввинской элиты состоят из потомков смешанного множества, Саспортас провозгласил, что ими были не лидеры поколения, а сами саббатианцы, чьи души произошли из эрев рав. За короткое время символическое противостояние «смешанного множества» и «истинного Израиля» прочно вошло в лексикон споров между саббатианцами и их оппонентами. Это стало особенно заметно в восемнадцатом столетии и в документах, касающихся непостредственно Франка. В одном из первых сообщений о Львовском обращении Бер Биркенталь из Болешова сообщал, что «они называют нас [анти-саббатианцев] эрев рав, а свою фракцию они зовут махане [компанией, братством]». Наиболее значительный конкурент Франка за лидерство над всеми саббатианцами Восточной и Центральной Европы, Вольф Эйбешюц, так же определял конфликт между сектантами и раввинатом как борьбу между бне мехименута (детьми веры) и детьми эрев рав. По другую сторону баррикад, рабби Яков Эмден, наиболее ревностный анти-саббатианец того периода, интерпретировал крещение Франка как окончательное отделения эрев рав от избранного народа, так что очищенный Израиль может вкусить от Древа Жизни и достичь искупления. Вскоре после обращения франкистов, Эмден сочинил хвалебную поэму, прославляя Бога за «разделение между нечистым и чистым . . . между нами и смешанным множеством, которые пытались возвратить мир в допотопное состояние».
Вопрос был не только терминологический и выходил далеко за пределы взаимной клеветы. Дихотомия между истинным Израилем и смешанным множеством составляла основную концептуальную ось богословских споров, разрывавших иудаизм в восемнадцатом веке. Примерно через сто лет после появления Саббатая Цеви большинство дискуссий по поводу саббатианства (и вообще – еврейского инакомыслия) уже не вращались исключительно вокруг мессианства, не говоря уже о конкретных мессианских претензиях Саббатая. Напротив, споры сосредотачивались на пределах религии и условиях принадлежности к еврейскому народу. Каждая сторона рассматривала только свою версию иудаизма как легитимную и утверждала, что лишь она является истинным Израилем. Каждая партия клеймила другую как «потомство смешанного множества», безоговорочно отрицая её еврейство. Таким образом, дискурс смешанного множества пытался установить границы иудаизма и еврейского народа независимо от традиционных галахических критериев о том, кто считается евреем: в рамках этого дискурса определенные группы людей, возможно, были только «внешне» евреями для поколений, но, как говорили, оставались инородными в глубине своих душ. Очерчивая линию между теми, чьи души происходят от «детей Авраама» и теми, кто от эрев рав, саббатианский спор был нацелен на проведение различия между «настоящими» евреями и псевдо-евреями, «истинным» иудаизмом и ложной верой. Франкизм – движение, которое кристаллизовалось вокруг Якова Франка в 1750-х, было последним – и во многом наиболее драматичным – словом в этом споре.
