Александр Игнатенко - InterТеррор в России. Улики

Ознакомительная версия.

Наша комиссия выступила с законодательной инициативой в отношении ряда статей Уголовного кодекса РФ о терроризме. Мы предложили внести изменения, в соответствии с которыми преступник отбывал бы наказание не по месту жительства и не по месту совершения преступления, а где-нибудь в третьем регионе.

На Кавказе существует большой соблазн – отбить из тюрьмы своих. Тем более там тюрьмы в плохом состоянии, здания ветхие. Сейчас идет суд над единственным живым террористом, захватившим Беслан, – Кулаевым – и никто не задумывается, во сколько обходится охрана этого заключенного. Правоохранительные органы регулярно получают информацию о подготовке рейда по его освобождению. А нужно было судить Кулаева, скажем, где-нибудь в глухой деревне Архангельской области, где кругом болота, – пусть туда террористы попытаются сунуться, да они там же и утонут вместе со своим обмундированием.

Надо грамотно, без истерик подходить к этим вопросам и делать выводы из уроков. Повторю: к сожалению, после «Норд-Оста» должные выводы сделаны не были, работа наших спецслужб до сих пор строится по старым принципам. А вот бандиты, нападая на Беслан, учли все ошибки «Норд-Оста», даже противогазы с собой захватили на случай, если будет попытка газовой атаки. Они учатся, потому что от этого зависит их жизнь. При этом боевой ресурс террористов гораздо выше, чем ресурс правоохранительных органов, да и «запасных боевиков» у них больше. Это моя точка зрения как эксперта.

Как формируются бригады террористов? Собираются 10 человек, проводят какую-либо операцию, после этого в живых остаются два самых быстрых и метких, которые снова формируют группу. Таким образом создаются высокопрофессиональные отряды боевиков с большим боевым опытом. На Кавказе очень много таких спецов, которые уже лет 10 не вылезают из камуфляжа и не выпускают автомат из рук. Спецслужбы себе такого способа пополнения позволить, естественно, не могут.

Я разговаривал с одним из представителей МВД России и спросил его, что нужно сделать для стабилизации ситуации в Дагестане. Он ответил: «Нужна еще пара полков». А почему только пара? Давайте там двадцать полков развернем, и это будет комплексным решением? Но у нас и так самые насыщенные бронетехникой и оружием регионы это Чечня, Осетия и Ингушетия. Там шагу нельзя сделать, чтобы не встретить человека с ружьем. На это мой собеседник ответил, что на Кавказе очень остро стоит вопрос с безработицей, и люди идут убивать за деньги просто потому, что нет другой работы. Ответ настолько простой, что аж зло берет. Есть земля, вода, солнце и свободные руки. Или выращивать виноград в Дагестане разучились?

По-моему, единственная причина сложившейся ситуации – неграмотная организация. Я бы порекомендовал Патрушеву и Нургалиеву по очереди по две недели проводить, например, в Ингушетии. Сразу все в порядок приведут в регионе. По старой бюрократической традиции, когда приезжает начальник, даже травку стараются подстричь.

Ведь понятно, что террористы определили для себя главную цель – расчленение России. Бесланский теракт четко вбивает клин между православием и исламом, между ингушами, чеченцами и осетинами. Эти силы будут бить по самому неспокойному региону – Кавказу, но Кавказом дело не закончится, процесс перекинется на Ставропольский край, Ростовскую область, и «болезнь» будет разрастаться. Эти метастазы будут распространяться по всей России.

Главным инструментом в этом процессе будет национальный вопрос. И не только на Кавказе. Я являюсь представителем в Совете Федерации РФ Республики Марий Эл, где проживает значительное количество людей финно-угорской группы, и титульной нацией являются марийцы. Могу сказать, что очень заметны серьезные усилия иностранных «благотворителей», которые пытаются поссорить русских и марийцев.

Например, ПАСЕ пытается принять резолюцию о геноциде марийского народа. Инициаторами этой резолюции являются Финляндия и Эстония, которые лишили русских гражданства как такового на своей территории. Они так «пекутся» о марийском народе, у которого вообще-то сейчас в Республике Марий Эл на подъеме экономика, выплачиваются своевременно пенсии, зарплаты. Вот яркий пример двойных стандартов. Но с этим приходится считаться. Нет смысла бросать камни в бронированное стекло – все, чего можно таким образом добиться, – попасть в поле зрения милиционеров и видеокамер. Вот у нас этого бронированного стекла пока нет. И они чувствуют, что если посильнее ударить камнем, то стекло разобьется.

На самом деле для России сплав стольких национальностей на одной территории – это величайший плюс. У нас проживают представители огромного числа наций, народностей и конфессий. Если все объединятся, и эти консолидированные усилия будут направлены на построение по-истине мощного правового государства, то равных нам не будет во всем мире. Сейчас же это благо превращается в большой минус.

Поэтому, когда после трагедии в Беслане кардинально изменились правила политической игры в России, это было правильное решение. Я считаю, что предложения президента по укреплению вертикали власти были сделаны своевременно. Возможно, даже немного с ними Россия опоздала.

Давайте разберем все на примере Беслана. Что было бы, если бы террористы добились своего и президенты Ингушетии и Северной Осетии пришли к ним? Скорее всего, президентов просто убили бы. Это люди мужественные, и они все равно бы пошли, но какие последствия это могло за собой повлечь? В регионе началась бы истерия. По существовавшему на тот момент законодательству, демократические выборы в Осетии и в Ингушетии должны были бы состояться через три месяца. Я не знаю конкретные фамилии людей, которые могли бы победить, но хорошо знаю доминирующую политическую ориентацию в регионе. Победу одержали бы какие-нибудь «крутые» националисты, которые получили бы власть на волне народного гнева, пообещав отомстить.

Один политик, близкий к президенту, мне говорил, что в этом случае соотношение нападающих и обороняющихся в потерях составляло бы один к семи. Если осетины готовы на это пойти, то у ингушей есть братья-чеченцы. Понимаете, что могло бы произойти? Действуя исключительно в рамках демократии, мы бы полностью дестабилизировали ситуацию и потеряли контроль над Кавказом. Демократические институты – это хорошо, но существует очень тонкая грань. Мед сам по себе очень вкусный продукт, помогает от простуды. Можно съесть ложку или две. Но впихните в человека три килограмма меда, и он умрет. Любое вещество можно превратить в яд, если перебрать с дозировкой. Так и с демократией.

По прошествии года после трагедии уже для нас очевидно, что к 1 сентября 2005 года итогового доклада комиссии по расследованию трагедии в Беслане не будет – работа требует очень много времени и усилий. Обвинительное заключение по одному Кулаеву содержит 900 страниц.

Вообще такие комиссии быстро не работают, испанцы 14 месяцев работали по теракту в Мадриде. Но можно ли сравнить теракт в Испании и теракт в Беслане? Нельзя. Ни по каким параметрам они не совпадают. В Мадриде все произошло быстро – вспышка и трупы. А в Беслане – двое с лишним суток переговоров, страха, ужаса и крови.

Даже в США доклад по теракту 11 сентября был опубликован спустя 38 месяцев, потому что парламентская комиссия была создана через полтора года после трагедии и работала 20 месяцев. При этом необходимо учесть, что в США шло расследование деятельности «Аль-Каиды», ядро которой находится на другом конце света.

В нашем же случае речь идет о Северном Кавказе, где вообще взрывоопасно. Если не учесть какую-то деталь в докладе, это потом может отразиться на всем регионе. К тому же нашей комиссии пришлось заниматься тем, чем мы вообще не должны были заниматься. Мы работали с людьми, вникали в проблемы, организовывали помощь, потому что и это нужно было делать. После трагедии в Беслане не было масштабных действий родственников погибших, которые хотели бы отомстить. Комиссия до сих пор является гарантией того, что истина восторжествует, по сути, мы несем миротворческую миссию.

А этим должны были заниматься местные власти. Не мы, а они должны были говорить с собственным народом. Могу привести пример из собственной практики – звонит какой-нибудь начальник, просит приехать, поговорить с людьми, которые собрались на митинг. В результате приезжаю я один, а этого начальника нет. В следующей раз, когда меня пригласили, я специально не поехал, решил проверить, оказалось, и в этот раз от местной власти никто не явился.

Могу сказать одно – с людьми надо разговаривать. И вообще, в первый же день после трагедии надо было извиниться перед каждым потерпевшим лично. Не поздно сделать это и через год.

Ознакомительная версия.