Конец иерусалимского храма есть великий тайный знак, свидетельствующий, что все то, что со времен божественного праоткровения связало земное бытие с небесными иерархиями, в будущем обречено распаду. Все то, что как религиозный эффект давней соединенности с Богом издревле давало жизни земного человека смысл и опору, в будущем утратит силу. И в XX столетии мы видим это развитие, и оно все убыстряется. События такого рода, происходящие на протяжении эпох, спрессовываются в образах апокалипсиса, возвещенного на горе Елеонской, — образах, пророчествующих о человеческих и космических катастрофах. Особенность созерцающего сознания в том и заключается, что цепочки событий, далеко протяженные во времени, оно воспринимает в пожатой» пророческой перспективе. Видение на горе Елеонской отнюдь не обязательно следует толковать в смысле «скорого ожидания», и это подтверждают такие пассажи, как пассаж о «kairoi», «временах язычников», которые еще должны свершиться от разрушения храма до конца мира (Лк. 21:24), или как высказывание, что Евангелие должно быть проповедано по всей вселенной, прежде чем наступит конец (Мф. 24:14).
Второму пришествию Христа будет предпослано «знамение Сына Человеческого на небе» (Мф. 24:30). Небо опустеет, когда солнце и луна померкнут и не дадут света своего, и «звезды спадут с неба». Здесь тоже нет необходимости полагать, будто речь идет о единовременном событии. В этом образе сжато представлено постепенное возрастание бездуховности человеческого мира. Некогда «солнце, луна и звезды» были в своем явленном сиянии проявлениями космических духовных сил. Еще Павел говорит об индивидуальном излучении каждой звезды, которая имеет свою собственную «doxa», свою специфическую «ауру». «Иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе» (1 Кор 15:41). В благоговейном созерцании звезд человек некогда зрел «небесное воинство» — духовные иерархии в их священном порядке. Если смотреть на звездные миры с позиций материализма, угасшим духовным оком, то «солнце померкнет, и луна не даст света, и звезды спадут с неба». Однако на место праоткровения, принесенного из прошлого, от самого сотворения, для разбожествленного человечества теперь является совершенно новый подход к Богу. Как раз когда «во многих охладеет любовь» (Мф. 24:12), т. е. сила любви, которой человек прежде обладал по природе, начинает звучать страстный призыв к «человечности», слово «человечность» от скудости обретает звучность. Тем самым подготавливается новая восприимчивость к тайне «человека», каковая была воплощена во Христе Иисусе. В главе «Мудрость о человеке» мы уже коснулись того факта, что христианство до сих пор еще по-настоящему не осознало, как глубоко «humanum», «человеческое», связано с сущностью Христа. Именно поэтому наименование, которое Христос Иисус чаще всего применяет к самому себе — Сын Человеческий, — в богословских учениях христианской церкви вообще не рассматривалось. Можно понять это наименование буквально: идущий из мира божественного входит в человечество, вплоть до человеческой смерти, из которой Он восстает в новом облике, как новый Бог, несущий на себе крестные раны и прежде на небе не существовавший, а одновременно как истинный богоподобный человек, обретший новый масштаб воскресающего и возносящегося на небеса существа. Апостол Петр говорит о расторжении уз смерти, о возрождении Христа из смерти (Деян. 2:24). То, что здесь вновь родилось из смерти, могло возникнуть только в результате полного вхождения в существо земного человека — это в истинном смысле слова Сын Человеческий. Это грядущий человек, который превыше всего доныне существовавшего, — «высокое ‹…› обновление» [22].
В опустевших небесах является «знамение», «тайный знак» Сына Человеческого как новый грядущий идеал. За этой ступенью, до известной ступени еще абстрактной, следует подлинное конкретное созерцание, сам Христос предстает вновь отверзающимся духовным очам человечества. «И увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою (dynamis) и славою(doxa) великою». С ним приходят ангелы. Человек приобщается ко Христу, и его сознание пробуждается к созерцанию царств духовных иерархий. Ангелы «с трубою громогласною» «соберут избранных Его от четырех ветров…» (Мф. 24:31). Ангельское водительство будет становиться для людей все более ощутимым именно в том, как люди встречаются друг с другом «по велению судьбы». Находящиеся в духовном родстве узнают друг друга, с каких бы концов света они ни явились и невзирая на все существовавшие издревле преграды.
То, что «сосредоточено» в евангельских образах, «расцветет» событием, далеко протяженным как в пространстве, так и во времени. Представление о повторных земных жизнях не только не противоречит этим образам, но в конкретности исторического осуществления как раз придает смысл этой цельной картине.
Сжатие длинных цепочек событий в один-единственный образ дает ключ и к апокалипсису от Павла (1 Фес. 4:13–17). Павел исходит из вопроса об умерших и их соотнесенности с вторым пришествием Христа. Бог их «приведет с Ним». Усопшие, покинувшие во сне земное тело, обладают полным жизни бытием, поскольку Бог дает им возможность странствовать в ином мире в соединенности с Христом, в чьем духовном преображении они участвуют как «сопутники», «ведомые с Иисусом». Умершие во Христе будут участвовать и во втором пришествии Христа, при том прежде живущих на земле, так же как в «Фаусте» Гёте горные вершины «прежде всех узрели ‹…› [вечный. — Ред.] свет»**, который лишь позже озарит долины. Павел начинает со слова «keleusma» (1 Фес. 4:16) — «возвещение», точнее «приказ», «повеление», что-то вроде звучащего в духовных мирах «настала пора». Слышится «глас Архангела», наверно Архангела Михаила. В антропософском духовном созерцании Михаил играет важную роль. Его задача — в первую очередь спиритуализация сил мышления и воления, ныне решающе важных, но до ужаса скованных материализмом. Архангел должен подвести разум человека к божественному и подготовить для Христа поистине «совершеннолетнее», зрелое человечество.
К «гласу Архангела» присоединяется «труба Божия». Она упомянута и в апокалипсисе горы Елеонской: «И пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною» (Мф. 24:31). В Откровении Иоанна этот мотив раскрывается в образе Ангела, трубящего семь раз. В звуках трубы люди переживали властный пробуждающий призыв духовного мира- призыв, пронизывающий все существо человека. Метафизически «в» этих трех событиях — в «возвещении», «гласе Архангела» и «трубе Божией» — «Христос сойдет с неба».
Выше мы уже отмечали (см. с. 34), что слово «parousia» означает не столько «пришествие», сколько «присутствие». Воскресший Христос, Который сказал:»Я с вами во все дни», присутствует в настоящем. Его «пришествие» совершается в поле человеческого сознания, пробуждающегося к осмыслению этого, благодаря чему Христос впервые истинно «достигает» человека. Однако это принципиальное положение нужно все-таки дополнить еще одним аспектом: при этом пробуждении человека Христос, хотя уже присутствует в настоящем, со своей стороны тоже развивает некоторую активность. В гл. 28 Евангелия от Матфея, например, сообщается, что Воскресший пребывает с учениками на горе, но не все из учеников «доросли» сознанием до этого переживания. «И, увидев Его, поклонились Ему, а иные усомнились» (Мф. 28:17). Тогда явившийся им Христос, идя навстречу их недостаточной способности восприятия, предпринимает некоторые дополнительные шаги. «И приблизившись Иисус сказал им» (Мф. 28:18) — лишь теперь он может говорить, обращаясь к ним. Сходным образом воскресший Христос, явившись ученикам на берегу Тивериадского озера, совершает «движение навстречу» им. Рассказ Иоанна позволяет увидеть, что существуют степени просветленности сверхчувственного сознания. Ученики видят фигуру на берегу, но «не узнали, что это Иисус» (Ин. 21:4). Первым узнает Иисуса любимый ученик. «Это Господь», — говорит он (Ин. 21:7). Выйдя на берег, они обедают с Воскресшим. «Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты? зная, что это Господь» (Ин. 21:12). Здесь имеет место странное «промежуточное» состояние, парение между незнанием и знанием. Фр. Риттельмайер заметил однажды, что эта удивительная сцена обладает «запахом сновидения». Иисус «приходит» и «берет хлеб…» (Ин. 21:13). Как же Он «приходит», если уже сидит с учениками на берегу, у костра, и ест вместе с ними? В этом «приходит» мы опять-таки должны предположить аналогичное движение со стороны сверхчувственного к недостаточному земному сознанию. Итак, и при втором пришествии Христос тоже будет активно действовать — совершит движение к людям. Тем самым восполнится более пассивный аспект, заключающийся, согласно ст. 17:30 Евангелия от Луки, в том, что в день своего второго пришествия Сын Человеческий «apokalyptetai» — будет «открыт». И для этого «открытия» Он кое-что сделает Сам, по Своей собственной воле, что у Павла выражено словами «сойдет с неба» (1 Фес. 4:16).
