сохранили свою твердыню – город Сон [270].
После победы князь Чжоу, действуя как регент при юном царе, создал квазифеодальную систему. Каждый из князей и союзников Чжоу получил по городу шан в качестве личного феода, а Чжоу возвели себе на новоприобретенных восточных территориях новую столицу, Чэнжу. В Древнем мире для успешной передачи власти была очень важна преемственность, так что поначалу новый порядок, должно быть, не слишком отличался от старого. Как и шан, Чжоу наслаждались охотой, стрельбой из лука, скачками на колесницах и роскошными пирами; города Чжоу были организованы по образцу шан; Чжоу поклонялись предкам шан и продолжали почитать Ди, отождествляя его со своим собственным Верховным Богом, которого называли Небо (Тянь).
Кроме того, Чжоу приняли способ гадания, сложившийся, видимо, в последние годы династии Шан. В этой новой процедуре прижигание панцирей было заменено бросанием костей, вырезанных из стеблей тысячелистника. Четное и нечетное количество костей позволяло сконструировать шестьдесят четыре фигуры, состоящие из шести прямых или прерывистых линий; впоследствии эти гексаграммы стали символизировать все возможные силы космоса и наделяться собственным могуществом [271]. Таково было происхождение одной из шести китайских «Классических книг», собрания древних текстов, авторитет которых, как у любого писания, неоспорим. В каждом городе Чжоу использовался свой метод гадания по костям, но выжил только метод, принятый в столице: много столетий он был известен как «Чжоу-и» («Перемены Чжоу»), поскольку считалось, что знание гексаграмм дает некоторую власть над динамикой перемен. Со временем ритуалисты Чжоу составили краткие и загадочные пояснения к каждой гексаграмме: их авторство приписывали Князю Чжоу. В наше время понять изначальное значение этих «строк» практически невозможно; однако, как мы увидим далее, с течением времени у них появились десять пространных комментариев, описывающих вселенную как единство противостоящих друг другу и дополняющих друг друга сил. Эти комментарии добавлялись к основным утверждениям, как их «крылья», и в конце концов составили объемный трактат «И-цзин», «Классическую книгу перемен».
Слово «классический» здесь требует пояснения. Когда в XVII веке в Китай прибыли из Европы иезуитские миссионеры, они познакомились с китайским словом «цзин», придающему книге трансцендентный статус и ценность. Европейцы охотно переводили «цзин» как «писание», когда речь шла о буддистских или даосистских трудах, но, поскольку тексты, составившие конфуцианский канон, не укладывались в их понятие «религии», здесь переводили это слово светским «классический текст», вроде гомеровского эпоса. На Западе и сейчас принято рассматривать конфуцианство как светскую философию. Однако около трех тысяч лет сами китайцы обращались со своими классическими текстами как с писанием, получали в «цзин» опыт трансцендентного, находили, что эти книги открывают им доступ к священному и помогают ввести священное в их собственную жизнь [272].
Мы не знаем, как использовался Чжоу-и в ранний период Чжоу, хотя есть предположение, что изначально он состоял из оракулов, убеждавших Чжоу решительно атаковать Шан. Эти оракулы тщательно сохраняли и зачитывали во время ритуального воспроизведения битвы. Рассказывали, что система гексаграмм была открыта царю Вэню, когда он недолгое время был пленником царя Шан. Позже, когда Вэнь искал совета о том, как лучше вести войну с Шан, «линии» древних гексаграмм сложились в предостережение: «Не действуй», «Покойся в готовности» – и посоветовали Вэню сперва укрепить имеющиеся союзы и найти себе новых союзников. Однако в 5-й гексаграмме мы читаем: «Все благоприятно», а в гексаграмме 6-й – «Армия выступает в боевом порядке». Фраза «пересечь [Желтую] реку» встречается в «И-цзин» семь раз. Желтая река была и физическим, и психологическим препятствием: пересечь ее значило отрезать себе путь к отступлению. Ощущение нарастающего ожидания разрешается в 30-й гексаграмме («Суд»), заключительной гексаграмме первого раздела «И-цзин»: «Царь идет на войну. Торжество. Отрубленные головы, пленные солдаты. Нет вреда» [273].
Принято считать, что после своей победы Чжоу создали государственную систему образования (гуан сюэ) для подготовки сведущих чиновников и распространения новой идеологии, основанной на достижениях новой династии. Создателем гуан сюэ традиционно считают Князя Чжоу. Вполне возможно, что он действительно придал системе ритуалов шан более четкую моральную и политическую ориентацию [274]. Однако, разумеется, новая программа образования не могла возникнуть за одну ночь. На каком-то этапе придворные писцы и архивисты (ши) начали собирать официальные речи и объявления, в которых выражались государственные идеалы и принципы, приписываемые основателям династии Чжоу. Эти тексты, изначально выбитые на сосудах для жертвоприношений или вырезанные в «книгах» из скрепленных вместе бамбуковых или деревянных дощечек, со временем составили «Шу-цзин» («Классическую книгу документов»), известную также как «Шан-шу» («Самая почитаемая книга»). По всей видимости, сами основатели этих речей не произносили – они были составлены намного позже; еще позже, в IV и III вв. до н. э., в «Шу-цзин» были добавлены новые тексты на другом диалекте. Их иногда называют «поддельными»: однако, как мы уже знаем, древние писания постоянно обновлялись, а беспокойство о «подделках» – примета более поздних времен.
Впоследствии, оглядываясь в прошлое, китайцы описывали ранние годы династии Чжоу как золотой век; но в действительности о первом столетии правления Чжоу мы знаем очень мало, за исключением того, что в это время были завоеваны новые «варварские» территории и распахивались целинные земли. Трудно поверить, что Чжоу чем-то решительно отличались от своих предшественников – и маловероятно, что им удалось преодолеть системную несправедливость аграрного государства. Но одна из их инноваций оказала ни с чем не сравнимое влияние на китайскую культуру и заняла почетное место в «Документах». «Мандат Неба» – очень древний пример писания, предлагающего практическую, политическую программу действий. Наиболее полно эта программа выражена в «Объявлении Шао» – речи, якобы произнесенной Князем Чжоу, когда он состоял регентом при юном царе Чене, во время освящения новой столицы.
Князь говорил, что цари Шан сотни лет правили по благословению Неба (Тянь), но к концу своего правления развратились и сделались тиранами. Простые люди так страдали, что в тоске и муке воззвали к Небу – и Небо, «тяжко скорбя о жителях всех земель», отозвало мандат династии Шан на правление и решило передать его Чжоу, семейству, глубоко приверженному справедливости. Теперь царь Чэн стал «Сыном Неба». Для молодого человека это тяжелая ответственность. Мандат предписывает ему быть «внимательным к каждой мелочи», и называет особенно важным «жить в гармонии с мин» – «малыми сими». Небо отнимает свой мандат у жестоких правителей и передает более достойным, так что Чену не стоит расслабляться:
Вселившись в этот новый град, пусть император тщательно следит за своей добродетелью. Если император добродетелен, он может молить Небо, чтобы оно продлило его мандат. Правя страной, да не решится он, поскольку простые люди заблуждаются и поступают дурно, воздействовать на них суровыми уголовными наказаниями. Этим
