Умоляю, только не надо грузить меня сейчас ехидными вопросами о католиках и мусульманах, возгласами о присутствии «Бога в душе» и Его любви ко всем.
Сие к делу не относится.
Католики и мусульмане пусть живут, как живут. В своей культуре, в своей парадигме. Когда святителя Филарета Московского спросили: «Спасутся ли католики?» – он знаете что ответил? «Не знаю, спасутся ли католики. Знаю, что я спасусь только в Православии».
Итак, все мы, умные до невозможности, образованные, продвинутые дальше некуда и доросшие «дотуда, после куда уже некуда рость» (по словам Юлия Кима), имеющие на все собственную точку зрения, – все же крестим младенцев.
Вот и поймем – что им это дает? Какой наши дети получают с этого бонус?
Я уже сказала – Царствие Небесное. Так учит Церковь. Без крещения нет спасения (Мк. 16:16), без него нельзя принадлежать к Церкви Христовой и нельзя войти в Царствие Божие (Ин. 3:5).
А как это?
В самом первом приближении можно ответить так.
Цель крещения должна быть одна: соединение с Богом для вечной жизни. Это возможность после смерти попасть не в ад, «где плач и скрежет зубовный», а на небеса, где Бог и Его святые, где вечная – понимаете? навсегда! вечная! – радость. Мы довольно смутно представляем себе, что такое ад. Острим: там повеселее, чем в раю, и компания поинтереснее. Представляем себе скуку прогулок в райском саду и вечного сидения под неким цветущим деревом и широко зеваем. Не цепляет нас эта картинка!
Еще бы она нас цепляла. Мы же не понимаем, что ад – то место, где ты будешь вечно раздираем собственными страстьми, которые не в силах будешь удовлетворить. Ведь делать что-либо можно лишь телом, не так ли? Прикипел душой к еде вкусной, к утехам постельным – а как их реализуешь без тела? Никак. А они нарастать будут, не сомневайтесь. Это тут, на земле, можно учиться что-то в себе обуздывать. А там – нет. Период ученичества закончен, и душа живет тем, что наработала в земной жизни.
Хочу, хочу! ХХХХХочу!!!!!! Ххххххххххххххххоччччччччччччччччуу-умрууууууууууууууу! Нет, дорогой, не умрешь – а вечно будет твоя душа рваться, раздираемая все нарастающей жаждой: покушать, например. А что такое разжжение блудной страсти – кто это испытывал, даже в самой малой степени, тому не захочется это состояние, да навечно, да в миллионы раз умноженное…
Но это еще не все. Рай по-прежнему кажется нам малоинтересным, не так ли? Непривлекательным местом, где «тоска зеленая над нами крылья свесила», как пелось в одной старой студенческой песне?
Да, это так. Правда. Нет никакой радости в том, чтобы быть счастливым в неродном тебе месте. Если я не люблю деревню, то самые дивные красоты среднерусской природы, самая жаркая русская печка, самые колоритные картины оставят меня равнодушной, и я буду рваться всей душой, например, в горы.
Если не люблю море, терпеть не могу купаться, ненавижу острые камни пляжа и неизбежные окурки меж них – ничто не заставит меня радоваться поездке на юг. И так далее и тому подобное.
Так и в раю, не любя и не зная духовной жизни, делать нечего. Христиане просто любят Бога. Поэтому хотят быть с Ним вместе. И учатся этой любви – тут, на земле.
Одна знакомая сказала мне недавно: «Ты думаешь, святые, которые уходили в затвор, в пустыню, – любили себя истязать? Вот интересно-то одному-одинешеньку торчать посреди леса или на камне – да годами! Они что, думаешь, ненормальные были? Фиг вам. Нормальнее нас с тобой. Просто они такое счастье от общения с Христом испытывали, что куда угодно бежать готовы были, лишь бы им не мешали Его ощущать».
Чтобы понять, о чем она говорит, нужно хоть краешком души ощутить эту радость, не сравнимую ни с чем иным на белом свете. Хоть с полноготка. С булавочный укол. Так вот, там, в раю, – это счастье постоянно. И идет по нарастающей. По бесконечно нарастающей…
Это мы и даем своему ребенку в Таинстве Святого Крещения. Просто как потенциальную возможность. Получится? Не получится? Бог весть. Но вправе ли мы лишить его – этой возможности?
Второй вопрос – когда крестить? Чем раньше, тем лучше.
Зачем? Куда гнать коней?
Народ знает: все под Богом ходим. В какую секунду что случится – мы того не ведаем. Ну как завтра налетит шальная машина – и насмерть? И маму, и ребеночка. Младенцы безгрешны, – учит Церковь, – им место в раю. Любое крещеное дитя, умершее до семилетнего возраста, попадает в райские обители.
Вторая причина поспешить с крещением – та, что крещеный младенец может приобщаться Святых Христовых Таин, или, попросту, – причащаться. Причащают лишь крещеных. Хотите причащать дитя – окрестите его.
Ну и ясно дело, не будем забывать об Ангеле Хранителе, даваемым в крещении! Про святого покровителя мы уже говорили, когда обсуждали чин наречения имени. Ангел Хранитель – еще один страж. Его миссия – хранить своего подопечного. Он никогда не спит, не отвлекается на другие дела, не халтурит. Он всегда тут, рядом с кроваткой вашего малыша. И одновременно – перед престолом Божиим. Как ему это удается, неизвестно. Но факт тот, что Ангел 24 часа в сутки, без выходных и отпусков бережет врученное ему дитя.
Думаю, что материнское сердце, какое бы оно ни было непривычное к молитве, обязательно почувствует отклик Ангела своего ребенка. Попробуйте. Позовите его, взмолитесь – чтобы берег вашу детку. Очень просто попросите, своими словами.
А есть и церковная молитва, даже не одна.
Молитва к Ангелу Хранителю
Святый Ангеле Хранителю моих чад (имена), покрый их твоим покровом от стрел демона, от глаз обольстителя и сохрани их сердце в ангельской чистоте. Аминь.
По традиции крестят на восьмой либо сороковой день. Восьмой день (чин наречения имени) мы уже обсуждали.
На сороковой день оканчивается срок очищения матери, она может принять священническую молитву об очищении и вновь посещать храм, приступать к Таинствам. Но к крещению ребенка, строго говоря, это отношения не имеет. Кроме той детали, что матери, прошедшей чин очищения, можно присутствовать в церкви при крещении ее ребенка, а не прошедшей – нельзя. Впрочем, если Таинство Крещения совершается не в храме, а, например, дома, в больнице, даже в специальном церковном помещении для крещения (баптистерии), мать может присутствовать и до прочтения над ней соответствующей молитвы, ибо запрещено пребывающей «в нечистоте» находиться только в церкви.
С чем же связана традиция крестить детей на сороковой день по рождении? О, это давняя и дивная история!
Священное Писание и святые отцы о…
Господь повелел приносить всех первенцев в Храм на сороковой день по рождении. Богоизбранный народ неукоснительно соблюдал этот закон. Первый ребенок – посвящался Богу.
В какой Храм? В тот, что построил премудрый царь Соломон. Другого на земле в то время просто не было. Были идольские капища, а храм Единому Богу существовал один. В Иерусалиме.
Новорожденного вносили внутрь и заколали за него жертву: богатые люди – упитанного овна, бедные – пару горлиц. Зачем? Так родители благодарили Господа за дарование им ребенка и обязывались растить его в богопочитании, во славу Божию.
В этот Храм две с лишним тысячи лет назад и внесли Младенца, лежащего на руках невероятно юной Девы по имени Мария. С ней пришел и обрученный ей старец Иосиф, которого считали отцом Ребенка. Они были бедные, и их жертву составили лишь две маленькие горлицы.
Навстречу им вышел древний старик. Его звали Симеон. Когда-то давным-давно он был юным талантливым переводчиком, которого его народ избрал в числе 72 лучших для перевода на греческий язык священных книг, кои в числе пожелал иметь в своей библиотеке египетский царь Птолемей, решивший собрать в свою библиотеку в Александрии абсолютно все книги, существующие на свете.
Это был не просто перевод, но великий труд богоизбранного народа – из всех 12 израильских колен взяли по 6 лучших толковников, т. е. знатоков закона и языков, и с молитвой, в посте и великом благочестии они начали свой великий труд – перевод Божьего слова.
И вот Симеон приступил к перерводу пророка Исайи. Он дошел до слов «Дева рождает» и остановился. Не может дева родить – это против природы. Ошибка? Несомненно, – решил переводчик. И занес руку с пером, чтобы записать верное, как ему показалось, «жена рождает». В ту же секунду перед ним предстал Ангел и сказал: «За то, что усомнился в пророчестве, что не поверил Божьему слову, ты будешь наказан – не умрешь, пока не увидишь его исполнения».
И Симеон прожил ни много ни мало – еще триста лет! Давно был завершен великий труд перевода, умерли все его друзья и родные, а жизнь его текла и текла, не кончаясь. Проходили десятилетия, они складывались в века – а Симеон, все глубже и праведней, все ближе ко Господу и горячее любя Его, практически не выходил из Его Храма.
