Один ключ к ответу, содержащийся в отрывках, повествующих о Кесарии Филипповой, кроется в том, что Иисус, соглашаясь с признанием Петра, что Он — Мессия, с помощью выражения «Сын Человеческий» переориентировал свое учение (см.: Мк. 8:31). Как будет видно в следующей главе нашей книги, выражение «Сын Человеческий», которое использует Иисус в отношении Себя, заимствовано из Дан. 7. И одна из примечательных особенностей образов в данном тексте заключается в том, что Сын Человеческий показан наделенным великой славой и властью. Другой ключ к ответу кроется в том, что Иисус отождествлял Себя со страдающим рабом из Ис. 40–55. Мы видели, что это было частью Его характеристики, подтвержденной Им Самим при крещении. И снова говорится, что раб будет тем, кто, помимо страданий и смерти, увидит оправдание, победу и положительные достижения своего служения (см.: Ис. 52:12,13; 53:10—12).
Но, с моей точки зрения, самая значительная причина уверенности Иисуса перед лицом смерти кроется в Его осознании Своего предназначения как Сына Божьего. Потому что в этом качестве Он воплощал и представлял Израиль. И отцовско–сыновние отношения между Яхве и Израилем были основанием для надежды и постоянства, даже когда Израиль переживал крах, нарушая, из–за собственного непослушания, завет. Сыновние отношения были чем–то, что продолжало существовать и после величайших катастроф.
В повествовательных текстах провозглашение Израиля первородным сыном Яхве шло перед исходом и заключением Синайского завета (см.: Исх. 4:22). А в пророческих текстах сыновние отношения не только продолжали существовать, после того как народ постигло наказание в виде плена, но и служили основой для нового искупления и восстановления отношений. Итак, в Ис. 63 и 64 Израиль взывает к Богу как к Отцу в ожидании милости и заботы после наказания. В качестве Отца Бог будет их защитником и избавителем, даже если Ему придется по–отечески их наказать.
Но ныне, Господи, Ты — Отец наш; мы — глина, а Ты — образователь наш, и все мы — дело руки Твоей
(Ис. 64:8).
Ты, Господи, — Отец наш, от века имя Твое: «Искупитель наш»
(Ис. 63:16).
То же сочетание идей обнаруживается и в Иер. 31:18—20.
Отцовско–сыновние отношения между Яхве и Израилем, следовательно, содержали в себе элемент постоянства, дающий израильтянам надежду в ситуации, которая, иначе, после краха Синайского завета, была бы безнадежной. Отношения Израиля и Яхве могли продолжаться, несмотря на потерю земли и гнев Божий, который израильтяне ощутили. У Яхве все еще было будущее для Его народа. Он не мог его оставить. Отец не мог окончательно отречься от Своего сына.
Если так было с Израилем, мятежным сыном Яхве, то насколько это должно быть вернее в случае Самого безгрешного Сына Божьего? Если Бог не оставил и окончательно не уничтожил Своего сына — Израиль, чьи страдания были результатами их собственного греха и Божьего наказания, то Он наверняка не оставит и Сына, Который страдал не из–за собственного греха, а из–за греха мира, включая и грех Израиля (ср.: Деян. 2:24—28). Иисус пошел на смерть уверенный в Своем Отце, потому что знал Его историю (Бог всегда, как и предполагалось в завете, доказывал Свою верность Израилю) и знал Свое предназначение (как Сын Божий Он воплощал Израиль и должен был демонстрировать эту верность Бога, даже в смерти).
Еще один небольшой ключ к пониманию такой уверенности Иисуса обнаруживается в Его предсказании о воскрешении на третий день. Сообщая Своим ученикам, что будет отвергнут и предан смерти, Он добавляет, что воскреснет «в третий день» (см.: Мф. 16:21; Мк. 8:31; Лк. 9:22). Объясняя это событие ученикам, шедшим в Эммаус, он повторил и эту подробность (см.: Лк. 24:46). Она даже вошла в христианскую традицию, поскольку Павел полученную им Благую весть обобщил словами:
Я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию
(1 Кор. 15:3).
А единственный отрывок, в котором третий день упоминается в связи с воскресением, находится в Ос. 6:1,2:
Пойдем и возвратимся к Господу! ибо Он уязвил — и Он исцелит нас, поразил — и перевяжет наши раны; оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицом Его.
Речь здесь, безусловно, идет обо всем народе. Иначе говоря, именно народ Израиля, несмотря на Божье наказание, в покаянии ожидает, что Бог снова восстановит его. Беря эту подробность из пророчества, Иисус связывает с Израилем Свое собственное ожидаемое воскресение. Восстановление Израиля — следствие Его воскресения. Мы будем исследовать эту идею в следующей главе. Сейчас же вспомним, что в гл. 1 нашей книги мы узнали, что Матфей уже установил связь между Иисусом как Сыном Божьим и характеристикой Израиля как сына Божьего, данной Осией. Отец, перед лицом смертельной угрозы выведший Своего сына из Египта, не оставит навечно Его силам смерти (ср.: Деян. 2:24—28). Сыновство означало надежду и уверенность.
СЫНОВСТВО ИЗРАИЛЯ И ВСЕМИРНЫЙ ЗАМЫСЕЛ БОГАЭта неугасимая надежда, которую Израиль всегда питал, была, следовательно, основана на его уникальных отношениях с Богом. Эти отношения изображались, с одной стороны, как отцовско–сыновние, а с другой, — как завет, который их объединял. Но надежды Израиля были также связаны с его пониманием собственной роли в осуществлении великого Божьего замысла в отношении всех народов и всего мира. У Израиля было будущее, потому что, по Божьей милости и обетованию, будущее было у мира.
В гл. 1 и 2 мы уже говорили о том, что с самого начала Израиль сознавал свою роль: само его существование должно было послужить на пользу остального человечества. Это было ясно выражено в завете с Авраамом (см.: Быт. 12:3идал.; 18:18 и др.). Это было упомянуто во вступлении к Синайскому завету, когда Израилю было сказано о его предназначении и миссии как Божьего священства на всей земле, которая принадлежит Яхве (см.: Исх. 19:4—6).
Итак, исследуя ключевые ветхозаветные понятия, которые в их непосредственном контексте, похоже, применимы только к Израилю, мы обнаруживаем, что у них тоже есть этот всемирный аспект. Избрание, несомненно, предполагало выбор Израиля, но не ради особого положения, а ради служения и ради других народов (см.: Ис. 40—55). Завет, таким же образом, указывал на уникальное отношение Бога к Израилю, но цель оставалась прежней — дать Израилю возможность быть «заветом для народов» и нести знание закона и правды Яхве во все концы земли (см.: Ис. 42:4—6; 51:4 и дал.). Царственная природа Яхве признавалась в Израиле, но из Псалтыри, где она воспевается, также явствует, что она имела всемирный и эсхатологический смысл (см., напр.: Пс. 46:7—9; 96; 98).
Стоит тогда спросить, был ли всемирный, эсхатологический аспект в представлении об Израиле как о сыне и о Яхве как об Отце? Потому что если такой аспект существовал, то следует рассмотреть эту важную вещь при исследовании смысла сыновства Иисуса.
«Израиль есть сын Мой, первенец Мой», — объявил Бог (Исх. 4:22; ср.: Иер. 31:9). Выражение «первенец» предполагает существование или ожидание других сыновей. Это не может означать, что Яхве приходится отцом всех других народов или их богов. В самом первом упоминании Яхве как Отца Израиля (см.: Втор. 32) фактически проводится различие между Израилем и остальными народами на основании единственных в своем роде отношений Израиля с «Твердыней», родившей его. Тем не менее идея о том, что Израиль — первенец Яхве, безусловно, предусматривает возможность, даже определенное ожидание, что другие народы станут Его сыновьями. Но это ожидание, в свою очередь, зависело от исполнения Израилем требований своего собственного сыновства — то есть требований верности и послушания Яхве. С этой точки зрения, сыновство Израиля можно понять как «миссионерство». Если Израиль, как первенец Яхве, будет жить по Его нормам и повиноваться Его законам, Бог сможет достичь Своей цели — принести благословение всем народам.
Мы уже видели, что в Ветхом Завете существует очень тесная связь между послушанием Израиля, особенно в общественной сфере, и исполнением Богом Своего обетования благословить все народы. В Быт. 18:18—20, особенно в ст. 19, мы видели, что сама цель избрания была в том, чтобы Авраам и его потомки шли путем Господа в Его правде и суде, чтобы Бог мог исполнить Свое обещание, то есть благословить все народы. Понятие послушания занимает серединное положение между понятиями избрания и миссии. Но, как мы уже видели, послушание имело основополагающее значение для отцовско–сыновних отношений Яхве и Израиля.
Иер. 3, 4 дает нам интересное сочетание этих идей. Главный акцент в данном фрагменте сделан на призыве к истинному покаянию, подлинному возвращению к Богу, что должно осуществляться на практике, а не только на словах. Мотив сына и отца используется несколько раз (так же как и более характерный для Иеремии мотив мужа и жены). В 3:4 Иеремия показывает, как Израиль взывает к Яхве–Отцу. Ясно, однако, что это просто несерьезный разговор и не истинное покаяние. «Вот, что говоришь ты, — объясняет Бог, — а делаешь зло и преуспеваешь в нем» (3:5; курсив мой. — К. Р.).
