Догоняя Боби, Наин поскользнулся, потерял равновесие и, подняв брызги, с шумом шлёпнулся прямо в утиное корыто. С досады он хотел отшлёпать брата, но, слыша, как мать, наблюдавшая за ними с крыльца, заливается от хохота, а Боби визжит от восторга, рассмеялся.
Ни на секунду не забывая, что сегодня вечером он увидит Фуидж, Наин умылся и решил, не дожидаясь заката, идти к Нилу. К Нилу — значило к пристани. Здесь всегда крутились мальчишки: купались, ловили рыбу, встречали и провожали лодки. Здесь всегда было многолюдно, и Наин знал, что Фуидж придёт не сюда, а к месту, в метрах 50 отсюда, где женщины стирают бельё. После же заката это было известное место для свиданий, и все влюблённые парочки встречались именно там, как будто других укромных мест вокруг не существовало.
Наину казалось, что солнце сегодня никогда не уйдёт за горизонт. Как будто кто-то прибил его гвоздями к небосводу, и от этого оно замерло на небе на одном месте и не может двигаться и, как не умолял его Наин побыстрее закатиться, солнце как будто смеялось над ним и тащилось по небу, как повозка запряжённая ленивым ослом…
Волосы Наина тоже не слушались, как не укладывал их Наин перед медным зеркалом. Они торчали в разные стороны как перья взлохмаченной утки после нападения на неё собаки. Недовольный своим видом, Наин чертыхнулся и сказал матери, что он идёт прогуляться. Она, как обычно махнула ему рукой, мол, поступай, как хочешь и Наин, довольный тем, что даже знающая и понимающая всё мать не подозревает о том, куда он идёт, вышел из дома. Всё бы хорошо, да только Боби явно не хотел оставить его в покое, надеясь на продолжение игр. Чтобы отвязаться от него, Наину пришлось разрешить ему взять свою удочку. Старый сосед Одис, с которым в детстве любил рыбачить Наин, научил его, как обрабатывать конский волос, чтобы он не рвался, как сделать крючки из кости и снасть никогда не подводила Наина. Боби, обрадованный такой возможностью порыбачить удочкой брата, быстро схватил её и, боясь, как бы Наин не передумал, исчез из вида, сверкнув пятками по направлению к пристани. Туда же направился и Наин, но, не доходя до неё, свернул направо к месту, где женщины полощут бельё. Он надеялся, что там уже никого нет, но ошибся. На берегу три женщины заканчивали работу и складывали бельё в корзины.
— Они явно собираются уходить, — с удовлетворением подумал Наин, но в этот момент одна из них (это была Верна) заметила Наина.
— Эй, кавалер, — закричала она, явно желая привлечь к Наину внимание остальных женщин, — уж, не ко мне ли на свидание ты пришёл?
Она явно догадалась о причине его появления здесь и, ехидно подмигнув остальным женщинам, лукаво сказала:
— Снимай подштанники: я их вмиг постираю, если ты мне поможешь. Да не бойся, подходи ближе: не укусим. По крайней мере, я.
Она подбоченилась и с весёлой ухмылкой смотрела на Наина.
Наин шарахнулся в сторону и нырнул в тростник. До него донёсся весёлый женский хохот.
— Угораздило же меня встретиться с ними, — с досадой подумал Наин, пробираясь по папирусу (1) к ближайшей тропинке.
1. Папирус — вид тростника, растущего по берегам Нила. Разрезая его на слои, которые впоследствии склеивались, египтяне получали своего рода бумагу, имевшую то же название.
Наин наивно ошибался, думая, что мать ни о чём не догадывается. Да стоило ему только появиться дома, как по его лицу, по его глазам, излучающим счастье, Малис сразу поняла, что творится в его душе. Она давно видела, что он влюблён, знала в кого, и когда он пошёл погулять, ей окончательно стало ясно, что он идёт на свидание. Неужели Наин всё-таки решился и назначил свидание Фуидж?
Фуидж была дочкой её лучшей подруги Молин, и они не раз мечтали, что когда-нибудь породнятся. Фуидж, как утверждала Молин, тоже любит Наина, но вот что-то у них не складывается.
— А вдруг он идёт на свидание не к Фуидж? — внезапно забеспокоилась Малис. А если какая-нибудь смелая вертихвостка перешла ей дорогу? Девчат-то полно…
Пойду-ка я к Молин, — подумала она, — посмотрю, где Фуидж. Если она тоже пойдёт или пошла, погулять к Нилу, то тогда всё в порядке. Ну, а если нет, то беда.
— Эй, Молин, — позвала Малис, заходя во двор, — ты дома или в огороде?
— Дома, дома. Заходи, соседка, — ответила ей Молин.
Зайдя в дом, Малис увидела подругу, крутившуюся у печки.
— Присаживайся, Малис, сейчас ужинать будем. Солнце садится, значит сейчас Сербай придёт. Уж мой-то муженёк никогда на ужин не опоздает. Проговорив это, Молин стала накрывать на стол, а Фуидж ей помогала.
— Твой — то не приехал ещё? — спросила Молин о Бахане, зная, что того вызвали в столицу к самому Фараону.
— Да рано ему ещё быть дома, — ответила Малис. — Завтра должен вернуться.
Увидев, что Фуидж дома, Малис расстроилась, а Молин, приняв это за беспокойство о Бахане, произнесла:
— Да не переживай ты, всё будет хорошо, чай не первый раз его в столицу вызывают.
— Мама, — обратилась вдруг Фуидж к Молин, — ты не видела мою любимую заколку?
— Не видела, — отмахнулась от неё Молин, а Фуидж, вздохнув,
проронила, — наверное, я её на берегу выронила, когда бельё полоскала. Ещё раз, печально вздохнув, Фуидж, словно смирясь с потерей, махнула рукой. Но не прошло и минуты, как она снова завела о ней речь:
— А может, мне пойти поискать её? Ведь это папин подарок!
— Иди, дочка, иди, — вдруг обрадовано замурлыкала Малис, — а то, не приведи Бог, утащит кто-нибудь твоё сокровище.
С этими словами Малис чуть не силой выпроводила её из дома. Молин вопросительно посмотрела на неё.
— Ты чего это, подруга? Выкладывай!
— Да чего тут говорить, ты не видишь что ли, что ей из дома надо улизнуть? Вот и Наин полдня перед зеркалом крутился, а потом ему, видите ли, прогуляться захотелось.
— Да неужели? — всплеснула руками Молис, — то-то, я смотрю, она сама не своя после полудня. Прибежала — глаза блестят, песни мурлычет. Ну, словно кошка по весне.
Тут женщины машинально стали оглядываться по сторонам, ища кошку, а затем в один голос стали звать: — Кис-кис.
Та не заставила себя долго ждать и, появившись на пороге, выжидательно посмотрела на них, мол, чего звали то?
— Налей молочка, пусть полакает, — ласковым голосом проговорила Малис.
— Да я ей, милой, и рыбки свежей, отрежу, — ответила ей в тон Молин.
…Глядя, как кошка ест, обе женщины принялись молиться богине Бастет(1), прося её помочь им и их детям.
— Что это вы вокруг кошки крутитесь? — спросил их Сербай, заходя в дом, — первый раз увидели, что ли? И не дожидаясь ответа, спросил у Малис:
— Когда Бахан обещал быть?
— Завтра, если Бог даст.
— Я тоже так думаю, что завтра: нос у меня уж больно чешется. Он у меня загодя это дело чует, — намекая на выпивку, проговорил Сербай.
— Лучше бы он у тебя другое чуял, — заворчала Молин.
— Пойду я до дома, — засобиралась Малис, — что- то голова разболелась.
— Притащился, — продолжала ворчать на Сербая Молин, провожая Малис, — не дал вдоволь поговорить.
— Да я-то что, — удивился Сербай, — болтайте хоть всю ночь, пока
1. Женщины Египта поклонялись богине Бастет — кошке, которая была покровительницей женщин и красоты.
языки не отвалятся. Вот было бы здорово!
Не успела Малис прийти домой, как прибежал Боби.
— Маманька, — закричал он с порога, — кушать хочу.
— Умойся вначале, а я тебе фасоли дам с жареной рыбкой.
— У, маманька, — промычал Боби с полным ртом, — я столько рыбы наловил Наиновой удочкой, прямо тьма.
— Да где же она, твоя рыба-то?
— Я пацанам раздал, кто не поймал ничего. Пусть домой несут. А в следующий раз, когда я не поймаю, они мне дадут. Правильно, мам?
— Правильно, правильно, сынок. А ты Наина не видел?
Боби шмыгнул носом и застенчиво заулыбался.
— Видел. Он там, на берегу, с Фуидж.
— Ну, слава богу, — обрадовалась Малис и, потрепав торчащий во все стороны волос сына, послала его спать.
— Да и мне пора, — подумала она, — Наин, видимо, придёт домой не скоро.
Она легла. Но то ли оттого, что она ждала возвращения Наина, то ли от переживаний за Бахана, сон не приходил. Разные мысли витали в голове.
— Если так дело пойдёт, то скоро я и бабушкой стану, — подумала она о Наине и Фуидж. Как быстро он вырос…
Ведь вроде бы только вчера она была молоденькой девчонкой, и сама ещё бегала на свидание с Баханом. — Да я ещё не старая, — протестующее говорил один внутренний голос, а другой противоречил:
— Старая, посмотри на себя — раньше ты была красивая и стройная, а теперь?
— А что теперь, — спорил другой голос, — ну, округлилась маленько, совсем чуть-чуть, да грудь попышнела. Вон мужики до сих пор оглядываются, да и Бахан говорит, что красивей меня никого нет.
— А всё-таки собачья у него работа, — перескочили её мысли на Бахана. Быть сборщиком налогов не так просто, как кажется. Это, конечно, почётно, но хлопот и врагов — хоть отбавляй. Особенно с таким характером, как у Бахана. Но и уважают его люди. За справедливость и честность. Хотя не все, конечно. Есть люди, особенно богачи, которые стремятся заплатить как можно меньше. Они спят и видят на месте Бахана другого сборщика, который за взятку может снизить налог. У них прямо война с Баханом. Вот и теперь по жалобе какого-то богача его вызвали в столицу. Говорят, к самому Фараону. Ходят слухи, что вместе с жалобой в столицу ушла крупная взятка с просьбой убрать Бахана.
