Все это веселье приводит молодую чету в состояние, благоприятное для осуществления супружеского долга. В пожеланиях гостей содержится деликатный намек на предстоящее в скором времени радостное событие — рождение мальчика. В Курдистане новобрачной для верности дают подержать младенца мужского пола, а гости в это время хором кричат: «Да будет твой первый ребенок мальчиком!»[39]
К сожалению, еврейская свадьба влечет за собой большие расходы, которые не каждой семье по карману. В Алжире у богатых семей было принято одалживать свадебное платье бедным невестам. Часто свадьбы бедняков справлялись одновременно со свадьбами богачей, при этом богатые родители брали на себя все расходы[40]. Реформация иудаизма, широко распространенная сегодня в США, позволяет сильно упростить брачную церемонию: можно обойтись без предварительного поста, без разбивания стакана, без договора, а главное — без большого количества гостей, что обходится значительно дешевле.
Своей помпезностью и многолюдьем еврейские свадьбы могли в былые времена неприятно поразить воображение народов, среди которых жили евреи; возможно, они были одним из факторов, породивших антисемитизм. Так, например, императрица Мария-Терезия распорядилась, чтобы число гостей на таких свадьбах было ограниченно и чтобы приходили они по отдельности[41]. Некоторые брачные обряды евреев воспринимались священниками как антихристианские. Еще в 1895 г. аббат Пюиг в тексте, представленном на конкурс антисемитских проповедей, утверждал, что раввин по обычаю преподносит новобрачному яйцо, «запятнанное кровью Христовой»[42]. Действительно, в некоторых общинах было принято давать жениху выпить сырое яйцо как символ плодовитости, что и могло породить эту легенду. За упомянутый текст жюри под председательством Мориса Барреса присудило аббату золотую медаль.
Еврейские свадьбы неоднократно высмеивались. 26 сентября 1896 г. газета «Иллюстрасьон» в разделе светских новостей описала, как госпожа Эфрюсси, дочь барона Альфонса Ротшильда, поженила своих собак, кобеля и суку, по еврейскому обычаю. У «жениха» на голове красовался цилиндр, а «невеста» была наряжена в кружева; их поставили под балдахин, совершили все положенные обряды, а затем оставили вдвоем, совсем как еврейских молодоженов. Рассказ об этой собачьей свадьбе по-еврейски был воспроизведен во многих газетах правого толка.
ПЕРВАЯ БРАЧНАЯ НОЧЬ И МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ
У древних евреев новобрачная, оказавшись на супружеском ложе, до утра не снимала покрывала с лица. Морис Бардеш, обычно весьма суровый к евреям, находил, однако, этот обычай замечательным: он отодвигает красоту на второй план[43]и даже самая безобразная девушка может рассчитывать на жаркие объятия. Согласно Талмуду, жених в ночь после свадьбы освобождался от ежевечерней молитвы; не молился он и в последующие вечера, если еще не нарушил девственность своей юной жены[44]: чрезмерная набожность грозила снизить любовный пыл, столь необходимый для первой брачной ночи. Если в семье кто-нибудь умирал сразу после свадьбы, это (несмотря на предписанный 7-дневный пост) не отменяло дефлорации[45], которая считалась самым священным среди священных актов. В Марокко этот акт становился священным вдвойне, т. к. свершался в канун шаббата[46].
Кровотечение при дефлорации не могло помешать первому половому сношению, но поскольку это кровотечение приравнивалось к менструации, то влекло за собой последующее воздержание. Считалось (абсолютно произвольно), что длится кровотечение 4 дня, затем предписывалось еще 7 дней воздержания; таким образом, с первой брачной ночи до следующего полового сношения проходило 11 дней. Если после второго сношения кровотечение возобновлялось, то следовало еще 11 дней воздержания[47]. Даже если в первую свадебную ночь крови не было, новобрачному следовало поступать, как если бы было кровотечение; часто кровь появлялась после второго сношения, что влекло новую 11-дневную отсрочку, а там наступала и менструация — и снова воздержание. Такие долгие промежутки между сношениями в начале супружеской жизни до сих пор соблюдаются в наиболее религиозных общинах. Это учит правоверных евреев с первой интимной близости обуздывать свои инстинкты.
Благодаря столь долгим воздержаниям новобрачный мог постепенно посвящать юную супругу в таинства брака, что, разумеется, гораздо меньше травмировало девушку физически и морально, чем дефлорация у других народов, где подобные отсрочки не в обычае. Общеизвестная привязанность еврейской жены к мужу, должно быть, во многом связана с тем, что он щадил ее в начале супружеской жизни: девушка, чувствуя себя не только объектом плотских утех мужа, конечно, сильнее привязывалась к нему; его сдержанность говорила о самых нежных чувствах.
Постепенное посвящение в таинство половой жизни было тем более оправданным, что юная еврейка, очень мало осведомленная о физиологии, оказывалась в первую брачную ночь наедине с почти незнакомым мужчиной. Несколько лет назад одна израильская девственница отказалась принять своего супруга, утверждая, что не человек, а только Бог может подарить ей дитя[48]. В свое время Э. де Граммон поведал забавную историю о свадьбе барона Соломона Ротшильда: ему стоило большого труда в первую брачную ночь снять юную супругу со шкафа, куда она с испугу забралась[49]. Страшась минуты, когда она окажется наедине с мужем, новобрачная всячески старалась оттянуть ее. Х.Дюнан писал, как в Тунисе, когда невесту во главе свадебного шествия вели к дому жениха, она делала три шага вперед и два назад[50].
С незапамятных времен у евреев существовал непреложный закон: невеста должна быть девственницей. Рассказывают, что, когда греки, а затем римляне заняли Палестину, их правители хотели пользоваться там, как и везде, древним правом первой ночи: правом на дефлорацию новобрачной. Согласно Талмуду, в те времена юных евреек выдавали замуж в среду; накануне девушка должна была провести ночь с высокопоставленным чиновником — игемоном[51]. Чтобы избежать позорной дефлорации и сохранить девственность невесты до первой ночи с супругом, евреи прибегали ко всевозможным уловкам: брак заключался тайно, и объявлялось о нем только после того, как муж совершал дефлорацию, или же, в виде исключения, допускалась близость между женихом и невестой до свадьбы[52]. Протест против права первой ночи был одной из причин восстания Маккавеев, чей успех евреи и сегодня отмечают как праздник[53].
Члены многих еврейских общин и в наши дни требуют предъявления доказательств непорочности невесты. В Курдистане без этого брак даже мог быть объявлен недействительным. В одной из общин Курдистана кто-нибудь из родственников поднимался утром на крышу дома и выстрелом из ружья оповещал соседей, что дефлорация свершилась[54]. В мае 1968 г. на международном конгрессе в Тель-Авиве говорилось об обычае, существующем у самых старозаветных израильтян: невесту сажали над сосудом с освященным вином, и раввин по исходившему от нее запаху определял, непорочна ли она[55]. У черных евреев Эфиопии священник повязывает на лоб жениху яркую нитку; если невеста оказалась не девственницей, жених сохраняет эту нитку до утра[56], в таком случае брак аннулируется: со вчерашнего вечера ничего не изменилось, новобрачная не заслуживала даже усилия, потребного, чтобы порвать тонкую ниточку.
Согласно Ветхому Завету, наилучшим доказательством непорочности невесты считалась ее рубашка или простыня с пятнами крови. Еще в 60-х гг. нашего столетия такие рубашки и простыни почти повсеместно вывешивались на всеобщее обозрение у евреев Востока[57]. Мать долго хранила это белье, чтобы при ссорах с соседками размахивать им как флагом в доказательство того, что она хорошо присматривала за дочкой, сохранившей чистоту до свадьбы. Однако в Европе еще во времена Талмуда выставлять напоказ окровавленные простыни не рекомендовалось[58]. В Алжире эта практика была официально запрещена лишь в 1887 г., однако на юге страны она сохранялась вплоть до 60-х гг. XX века[59]. В Ираке до изгнания евреев в Израиль простыни с пятнами крови непременно показывали родственникам, а также мудрецам[60], которые были счастливы, что традиции не угасают.
Между тем статистика показывает, что в трети случаев дефлорация не сопровождается кровотечением. Одним из первых примеров может служить, очевидно, библейская Сара: ведь когда она рожала Исаака, пришлось разрезать ее девственную плеву, оставшуюся целой[61]. У девушки, едва вступившей в пору половой зрелости, более узкое влагалище и более крепкая плева, чем у взрослой, что, естественно, увеличивает вероятность кровотечения. Возможно, это одна из причин, почему у евреев и других восточных народов девушек выдавали замуж очень рано. Юный возраст новобрачной значительно затруднял дефлорацию; к тому же молодые мужья часто были склонны преувеличивать эти трудности в своем воображении, особенно когда окружающие всячески подчеркивали их. Например, во Франции в XVIII в. на еврейских свадьбах новобрачному давали пить лишь из сосуда с очень узким горлышком, если невеста была девушкой; если же она была вдовой, сосуд был с широким горлышком[62]. В Алжире ко лбу новобрачной специальной повязкой привязывали ключ, откуда и пошло название первой брачной ночи: «ночь открытия двери»[63]. Если войти в «дверь» было чересчур легко, неопытный супруг мог предположить, что она уже давно «открыта настежь». К тому же разбиваемый во время брачной церемонии стакан мог навести на мысль, что в «дверь» придется с грохотом ломиться; если же это оказывалось не так, супруг был разочарован.
