от веры в обмен на освобождение и трудоустройство на льготных условиях:
— Уже несколько бывших попов осознали пагубность религиозных предрассудков и их несовместимость с социалистическим строем. Стали честными советскими гражданами и трудятся на производстве. Никто не ставит им в вину прежнюю контрреволюционную деятельность.
— Я контрреволюционной деятельностью не занимался. А от священного сана и от православной веры не отрекусь, — отвечал Любомудров.
* * *
До вчерашнего дня ему все еще казалось, что допросы без свидетелей носят подготовительный характер, а основной допрос состоится в зале суда. Но вчера следователь — тот, что постарше — зачитал ему обвинительное заключение:
— …Возвратившись из ссылки, возобновил свою контрреволюционную деятельность, вокруг себя группировал реакционно настроенную часть верующих, среди которых распространял различные контрреволюционные, провокационные слухи. Проводил денежные сборы для оказания материальной помощи высланным за контрреволюционную деятельность. На квартирах своих единомышленников совершал тайные богослужения, вел антисоветскую пропаганду. На основании изложенного подсудимый Любомудров.
Константин Павлович обвиняется по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР, пункт 10.
Это была та самая «расстрельная» статья, о которой молодой следователь сообщил накануне.
Священник понял, что ждать больше нечего. И хотя формально это было обвинительное заключение, он понимал, что на самом деле это приговор.
Именно поэтому он может сегодня лежать на койке дольше обычного.
Часов в камере не было, дневной свет в нее не проникал, а электрическая лампочка горела непрерывно. Определить время суток можно только по редким посещениям камеры охранником. Но сейчас никто не приходит. По ощущению уже намного позже шести утра.
Он встал, умылся из стоявшей на столе кружки с водой, сделал несколько глотков. Прочитал по памяти утренние молитвы. Потом снова лег на койку. Спина все еще ныла от побоев, а голова болела от спертого воздуха тюремной камеры и от запаха из канализационного люка.
* * *
Ему вспомнилось огромное пшеничное поле, по которому он, совсем еще ребенок, шел рядом с отцом. Золотые колосья были выше его роста, и ему приходилось раздвигать их руками. А над головой — голубое небо с белыми облаками и яркое солнце, такое же золотое, как пшеничные колосья.
Вот они оба подходят к родной деревне. Там было тридцать дворов и церковь в честь святого Георгия Победоносца, где отец служил псаломщиком. На большие праздники все население сходилось в храм, а на летнего Георгия съезжались и из окрестных деревень. Если же случалось совершать службы по будням, народу было мало, а иной раз вообще никого. Тогда в храме находились только старенький батюшка, псаломщик на клиросе и маленький Костя — то рядом с отцом, то в алтаре возле батюшки.
Он любил церковную службу. Мечтал стать псаломщиком, как папа. С любопытством рассматривал славянские книги. Когда стал постарше, научился по ним читать.
В семье с четырьмя детьми Костя был младшим. Жили возле церкви, в зеленом деревянном доме с белыми наличниками и геранью на окнах. Все дети спали в одной комнате возле большой русской печи, а один мог спать прямо на ней. Нередко верхнее место отдавали младшему. Спалось на печи особенно сладко. Все тело прогревалось за ночь, и вставать утром не хотелось.
Вспомнилось венчание в храме родного села. Ему двадцать два года. Он уже окончил семинарию, сменил отца в должности псаломщика и преподает в школе. Ей девятнадцать, она внучка священника, выпускница епархиального училища. Они знали друг друга с детства.
Все венчание она проплакала. Он потом спрашивал ее, почему.
— Костенька, недолго нам вместе быть, — отвечала она, и слезы катились по ее бледным щекам.
Все-таки Бог дал им прожить вместе почти шесть лет. Умерла она при родах, оставив на его руках младенца — хрупкую недоношенную девочку. К тому времени он уже служил священником. Ему пришлось стать для Сони и отцом, и матерью.
* * *
Как и почему он стал священником? Он с детства любил храм, но его мысли не простирались дальше должности псаломщика. Так издревле повелось на Руси: не только духовенство было сословным, но и степени внутри духовного сословия переходили по наследству. Сын священника, как правило, становился священником, сын дьякона — дьяконом, а сын псаломщика — псаломщиком.
Конечно, из правила были исключения, но Константин Любомудров предполагал, что пойдет по проторенной стезе. Поэтому, окончив семинарию, остался псаломщиком в родном селе и законоучителем в начальной школе. Работа ему нравилась, с детьми он ладил.
Все изменилось с появлением нового архиерея. О его назначении сначала узнали из «Епархиальных ведомостей»: до приезда в Ярославль девять лет служил в Америке, потом на Холмщине. Каким он будет? Что изменится в епархии? Нового архиерея одни ждали со страхом, другие с надеждой.
Встречать его собралось все епархиальное духовенство, преподаватели и студенты семинарии и духовных училищ, местные чиновники, простой народ. Несколько тысяч человек, собравшихся на привокзальной площади, с напряжением смотрели на прибывающий поезд. Константин оказался в первых рядах встречающих.
Поезд остановился, машинист отворил дверь вагона. В дверном проеме появилась высокая статная фигура Преосвященного с панагией на груди и посохом в руках. На вид ему было около пятидесяти. С окладистой бородой, длинными волосами, приветливой улыбкой, он благословил народ обеими руками. Все опустились на колени, мужчины обнажили головы. Затем в сопровождении городских властей архиепископ Тихон прошел в здание вокзала. Толпа еще долго не расходилась.
При новом архиерее жизнь в епархии оживилась. Каждое утро он принимал народ, и попасть к нему мог всякий желающий. По приезде он захотел познакомиться с духовенством и епархиальными работниками. Спустя месяца полтора очередь дошла до Константина.
Он приехал в духовную консисторию задолго до назначенного часа. В приемной на столике лежал свежий номер «Епархиальных ведомостей», где он прочитал: «Его Высокопреосвященство просит: анонимных доносов ему не присылать, ибо таковым не только не будет придаваться значение, но они не будут и читаться им; при представлениях не делать ему земных поклонов». Войдя в кабинет после полутора часов ожидания, Константин не стал делать земной поклон архиерею, а поклонился в пояс.
Преосвященный встретил его дружелюбно, даже ласково. Благословил, предложил сесть. Начал расспрашивать о детстве, об учебе, о преподавании в школе. Во время беседы внимательно листал его личное дело.
— Вы вдовец?
— Да.
— Ребенка один воспитываете?
— Да.
— О втором браке не думаете?
— Нет.
— Какие у вас планы на будущее?
— Я хотел бы продолжать служить псаломщиком и учить детей.
Архиерей помолчал, потом сказал твердо:
— А я бы хотел, чтобы вы стали священником.
Константин совсем не ждал такого поворота событий.
— Ну как? — спросил Владыка после минутной паузы. — «Благодарю, приемлю
