Ознакомительная версия.
Когда же настал день, воеводы послали городских служителей сказать: отпусти тех людей (Деян. 16, 35). – Начальники, может быть, узнали о случившемся и не смели сами (придти) отпустить их.
Темничный страж объявил о сем Павлу: воеводы прислали отпустить вас; итак выйдите теперь и идите с миром. Но Павел сказал к ним: нас, Римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас. Городские служители пересказали эти слова воеводам, и те испугались, услышав, что это Римские граждане. И, придя, извинились перед ними и, выведя, просили удалиться из города. Они же, выйдя из темницы, пришли к Лидии и, увидев братьев, поучали их, и отправились (Деян. 16, 37–40). – И после того как начальники объявили, Павел не выходит, может быть ради Лидии и других братий или желая устрашить начальников, чтобы кто не подумал, будто они отпущены по своей просьбе, и чтобы внушить смелость другим (христианам). Троякая, возлюбленные, была вина их, именно: они посадили в темницу римских граждан, без суда, и всенародно. Видишь, как апостолы делали многое и по-человечески. Сравним с этою ночью наши ночи, которые проводятся в пиршествах, пьянстве и бесчинии, в которые бывает сон ничем не отличающийся от смерти или бодрствование хуже сна. Одни спят бесчувственно, другие бодрствуют к сожалению и несчастию, составляя козни, заботясь о деньгах, придумывая, как бы отомстить обидевшим их, питая вражду, припоминая оскорбительные слова, сказанные днем, и таким образом воспламеняют огонь гнева и совершают непростительные дела. Посмотри, как спал Петр: с ним это было по смотрению (Божию), потому что надлежало придти Ангелу и никому не должно было видеть случившегося (см.: Деян. 12, 6). Хорошо и то, что сторож не допущен был до самоубийства. Почему было это, а не другое какое-либо знамение? Потому что оно особенно могло вразумить и убедить его, а если бы этого не было, то он подвергся бы опасности, т. к. не столько чудеса вразумляют нас, сколько то, что относится к нашему спасению. А чтобы не показалось, что землетрясение произошло само собою, во свидетельство чуда и случилось последующее. Оно совершается ночью, потому что (апостолы) ничего не делали из тщеславия, но все для спасения. Темничный страж не был злой: он заключил их во внутреннюю темницу, потому что получил такое приказание, а не сам от себя. Почему же Павел не вдруг воззвал к нему? Потому что он был исполнен страха и смятения и не внял бы. Потому, когда Павел увидел, что он намеревается умертвить себя, то предупреждает и громко говорит ему: все мы здесь. После этого он потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе. Сторож пал к ногам узника! Изводит их вон и говорит: государи мои! что мне делать, чтобы спастись? Что же они сказали? Заметь: он не потому возлюбил их, что сам избавился от опасности, но потому, что поражен был силою (Божиею).
Видишь ли, что было там и что здесь? Там отроковица избавлена от духа – и ввергли (апостолов) в темницу за то, что они избавили ее от беса; здесь только показали они отверстыми двери – и (у сторожа) отверзлись двери сердца, разрешились сугубые узы и воссиял свет: ведь свет воссиял и в его сердце. <…> Они же, пришедши к Лидии и утешив ее, тогда и отправились. Не следовало гостеприимную жену оставлять в скорби и недоумении. Отправились, не потому, что повиновались начальникам, но, поспешая на проповедь, т. к. этот город уже довольно получил пользы от чуда. <…> Не говорят: «били и бросили в темницу совершивших чудеса», т. к. на это не обратили бы внимания, но, что особенно могло подействовать на душу их, говорят: нас, римских граждан, без суда всенародно. Будем и мы всегда помнить об этом узнике, а не (только) о чуде. Что в том, скажут эллины, что он, будучи узником, вразумил темничного сторожа? Кого, скажут, и можно было убедить, как не человека грубого, жалкого, не отличавшегося умом, преисполненного пороков, удобоубеждаемого? К этому прибавляют: вообще, кто веровал, кроме кожевника, порфиропродавщицы, евнуха, темничного сторожа, рабов и женщин? Но что они скажут, если мы укажем на сановников, на сотника, проконсула и других с того времени доныне, даже на властителей и царей? Впрочем, скажу нечто другое, большее этого; посмотрим на тех же простых людей. Что же, скажут, здесь удивительного? Это и удивительно: если бы кто убедился в предметах обыкновенных, то это было бы нисколько не удивительно; но когда о Воскресении, о Царствии Небесном, о жизни любомудрой говорят людям простым и убеждают их– это гораздо удивительнее, нежели убедить мудрецов. Если нет никакой опасности и кто-либо убеждает, то указывают на неразумие (верующих); но когда говорят, например, рабу: если ты поверишь мне, то будешь в опасности, все будут твоими врагами, тебе должно будет умереть и претерпеть множество бед, – и при всем том уловляют душу его, то это уже не от безумия. Если бы учение (христианское) служило для удовольствия, то справедливо можно было бы сказать это; если же раб научается тому, чего не захотели бы принять философы, то это – высшее чудо. <…> Но оставим их и обратим речь к самим себе. К вышесказанному можно прибавить и то, что они убеждались в этом среди опасностей. Итак, не будем бесстыдны, но подумаем о той ночи, о кандалах, о песнопении, и постараемся сами поступать так же, тогда и мы отверзем себе не темницу, а Небо. Если будем молиться, то можем отверзть самое Небо.
Иоанн Златоуст, свт. Беседы на Деяния Апостольские // Иоанн Златоуст, свт. Творения в русском переводе в 12-ти тт. Т. 9, кн. 1. СПб.: Издательство Санкт-Петербургской Духовной Академии, 1903.
Господа этой рабыни, видя, что она перестала прорицать, схватили Павла и Силу и повлекли их на площадь, где обычно разбирались судебные дела, к начальникам – городским начальникам и воеводам. Это были т. н. у римлян дуумвиры, сами себя называвшие и народом величаемые почетным именем «преторы». Апостолы были обвинены как иудеи, возмущающие общественное спокойствие и обычаи города проповедью своей религии (под «обычаями» в широком смысле разумеются нравы общественной жизни, а в частности обычаи религиозные и богослужебные). Чужие религиозные обычаи, противные языческой религии, у римлян было строго воспрещено вводить. А здесь, может быть, действовало еще свежее впечатление от указа имп. Клавдия об изгнании Иудеев из Рима (см.: Деян. 18, 2). Господа рабыни сумели возбудить и народ. Это было причиной, что воеводы, без всякого расследования дела, подвергнув апостолов избиению палками, ввергли их в темницу под усиленный караул. Темничный страж заключил их в самую внутреннюю темницу, где содержались особенно тяжкие преступники, забив их ноги в колоды, т. е. большие тяжелые чурбаны с отверстиями, куда вставлялись ноги, чтобы они не могли убежать.
Но «чем строже заключение, тем славнее чудо», – говорит свт. Иоанн Златоуст. Павел и Сила не впали в уныние: напротив, исполненные радости, что удостоились пострадать за имя Христово, они стали молиться громко, воспевая псалмы. Вдруг от чудесно происшедшего землетрясения темница поколебалась в своем основании, двери все сами собой открылись, и оковы узников ослабели. Страшась наказания за возможный побег узников, страж хотел покончить с собой, но Павел его успокоил. <…> За ночь воеводы, вероятно, одумались, что опрометчиво поступили, наказав без суда Павла и Силу, а потому, желая окончить все это дело тихо, они послали приказ стражу отпустить их. Но Павел воспользовался правами римского гражданина и потребовал, чтобы нанесенное ему и Силе бесчестие было снято так же публично, как было нанесено публично. Конечно, Павел потребовал этого не ради удовлетворения собственного честолюбия, а ради того дела, которому он служил. Если бы они тайно выпущены были из темницы, могли бы пустить слух, что они не без вины были заключены в нее и убежали из нее виновные, а это, конечно, повредило бы делу евангельской проповеди. Святой Павел и требует публичного оправдания и освобождения. Римское гражданство освобождало носителей его от телесных наказаний. Павел, как уроженец Тарса, имел римское гражданство от рождения (см.: Деян. 22, 28): может быть, отец его или один из предков получил права римского гражданства за какие-нибудь заслуги во время войны или просто купил его.
Воеводы испугались, т. к. за оскорбление римских граждан они сами подлежали наказанию, если бы Павел и Сила захотели на них жаловаться. Поэтому они, явившись лично, принесли им свои извинения, но просили их удалиться из города добровольно, опасаясь, чтобы их присутствие не привело к новым волнениям. Апостолы согласились, но прежде пришли к Лидии проститься с братьями и наставить их на прощание. По смыслу текста, отправились только Павел и Сила, а Лука и Тимофей, вероятно, остались на время для устройства новооснованной христианской общины.
Ознакомительная версия.
