В духовной реальности, если рассматривать с точки зрения нуминозного восприятия, - эти земли вне нашего Космоса, они не сотворены Богами, как наш мир, созданный по божественному образу и подобию. В этих землях нет нашей священной структуры, и стало быть, ЭТО не может быть нашим миром. Но что тогда собой представляют эти земли в нашем русском архетипе бессознательного? Обратимся к Элиаде: "…весьма характерно противопоставление между территорией обитания и неизвестным, неопределенным пространством, которое их окружает. Первое - это "Мир" (точнее, "наш мир"), Космос. Все остальное - это уже не Космос, а что-то вроде "иного мира", это чужое и хаотичное пространство, населенное ларвами, демонами, "чужими" (приравниваемыми, впрочем, к демонам и привидениям)", то есть, выражаясь образно, Антирусь.
Отсюда бешенное сопротивление, которое оказывают имперскому государству на этих землях. Насильно прижимаемые к русскому священному краю, они способны передать нам лишь ненависть и злость, заразить нас токсинами отторжения. Чужая для нас, но священная земля для туземных народов, нас не приемлет, отторгает нас раз за разом, год за годом, столетие за столетием. Разве не заметно, как отравляет нас Кавказ. Но не спешите судить чеченцев или дагестанцев - соединение их земли с нашими краями в ещё большей степени отравляет и их. Разные миры аннигилируют друг друга, вторжение на чужую священную территорию, обетованную иной нуминозной силой, может породить лишь священное сопротивление и, как следствие, у нас - энтеропию и хаос. В то же время с их стороны эта борьба за свою священную землю может даже укрепить эти народы, ибо в этой борьбе они обретают силу, в то время как мы её там теряем. Никакими деньгами и золотом нельзя объяснить яростное сопротивление чеченцев, конвейер смертников и героев, но только священным сражением их богов, за свой космос, за свой мир. Это для чеченцев не война за клочок земли, который измеряется километрами, а война за ВЕСЬ МИР. Так же и наши предки сражались во время Смутного времени, изгоняя поляков, затем в Отечественную 1812 года и в Великую Отечественную сражались за весь МИР, ибо мир этот сосредоточен в священной земле. К подобному сопротивлению напрашивается эпитет - земля горит под ногами захватчиков.
Ещё один немаловажный вопрос. Можно ли отнести к русским землям Калининградскую область - бывший Кёнигсберг, или Карельский перешеек, отобранный у финнов в 1940, или южнокурильские острова - хотя формально все эти территории имеют исключительно русское население.
Если с вышеперечисленными национальными краями в Российской Федерации более или менее понятно, то Калиниград, Карельский перешеек и другие подобные случаи требуют некоторого рассмотрения. Всякий мало-мальски чуткий человек может почувствовать эту духовную дисгармонию, и у него не может не болеть душа и не щемить сердце при виде того, как чахнет, затухает в чуждой атмосфере некогда исполненный жизненной энергии национальный дух, будь то дух немецкой, финской или какой-либо иной наций. Такова, например, территория бывшего Карельского перешейка. Из 1300 поселений одна тысяча опустела, заброшена, не стала родной землёй для русских. Видно, как финская природа и архитектура гибнут в неродных для неё русских руках. Не лучше дело обстоит с территорией Калининграда, бывшего Кёнигсберга. Первоначально прусская, эта территория стала естественной немецкой землёй, священность которой для немецкой нации преумножена её связью с самыми выдающимися представителями немецкой нации, чьи имена воплощают собой немецкий творческий дух. На этой земле родился Эрнст-Теодор-Амадей Гофман, здесь родился, жил и работал Иммануил Кант. Безусловно, для русского человека, при всём его уважении к мировой культуре, эти факты значат куда меньше, нежели для немца. И дело здесь не только и не столько в национальной гордости, хотя и она немаловажна, но в национальной духовной связи. Спустя почти шестьдесят лет после окончания войны немцы приезжают в свой Кёнигсберг, стараясь прикоснуться к своему священному. Всеми правдами и неправдами стремятся купить землю, организовать бизнес. Надо чётко понимать, что в этом мало для них коммерческой, сиюминутной выгоды, есть в мире места приложения капитала, где выгоды больше и она быстрее. Но если мы смотрим с точки зрения гармонии духа и земли, то такая тяга становится понятной - это стремление к своей плоти.
И если русский человек не способен сочувствовать этому сугубо немецкому, священному отношению к данной местности, то, что уж говорить о советском гражданине, об этом фантомном продукте госчиновничьего аппарата, бездуховная деятельность, варварство и вандализм которого, по существу, изувечили эту землю, развеяли её священный дух и превратили чужую национальную память в развалины. Попытки русского духа слиться с чужой земной плотью не будут успешными, наоборот, чужое умирающее тело способно отравить и Новую Россию, и прежде чем идти в будущее с этими землями, надо много раз подумать, точнее заглянуть себе в душу, спросить своих Богов, справедливо ли это?
Некогда земля, исполненная духовного значения, земля, на которой, как писал поэт, "деревья что-то шепчут по-немецки", ныне прозябает под несуразным именем Калининград - именем человека, чья нога никогда её не касалась. Таковы естественные и плачевные последствия расчленения и сочленения живой земли, духовного пространства, согласно сиюминутным, мирским политическим потребностям.
Однако в случае Калининграда и Карельского перешейка вопрос состоит только в том, сможет ли нация со временем адаптировать некогда чужую ей землю, как это было с некоторыми территориями Большой России, или же сама земля адаптирует населяющих ее людей, чужое пространство наполненное могучим и древним эгрегором изменит их сознание. В Калининградской области, наблюдается нечто подобное: живущие там русские, каким-то непонятным образом утрачивают русское самосознание, среди них возникают общественные движения, призывающие к отделению от России, присоединению к Европейскому союзу. Не имеем ли мы яркий пример, когда наполненное иной нуминозной силой пространство абсорбирует пришедших туда людей, ассимилирует их, превращая в иной народ, зачастую слабый, утративший своё исконное начало, связь, но не обретшей, в силу понятной дистанции полноты связи с новым эгрегором. Подобное сплошь и рядом известно в истории человечества, от готов превратившихся в римлян до испанцев, превратившихся в аргентинцев, мексиканцев, колумбийцев и так далее.
6. История России - отвержение русского нуминозного начала.
Достаточно самого поверхностного знания истории России, чтобы понять всю её вопиющую не столько даже греховность, сколько противоестественность. Наиболее очевидный пример такого отступничества, пример подавления, извращения, более того, жестокого и сознательного уничтожения собственной, исконно, истинно русской натуры - петровские времена и последующий постпетровский период уже не Руси, а Империи. Это и история православия, которое насаждалось сверх всякой меры и, по сути, превратилось в тоталитарную идеологическую машину ещё во времена монгольского ига и продолжала таковой оставаться вплоть до 1917 года. Затем ещё более кошмарные времена большевизма и борьбы за "всемирное" потрясение. Одно, вкупе с другим, огромная разрушительная мощь, была обрушена на русский народ. Искусственные цели и идеи навязывались русским, век от века, насилием ли, увещеванием ли, но они уводили нас от истинного нашего пути, от того направления, каким должны были мы идти, ведомые своей нуминозной силой, нашими Богами, небесными заступниками, от которых мы век от века отворачивались или нас отворачивали.
В более дальнем рассмотрении, на мой взгляд, фатальной ошибкой, было принятие на Руси христианства. Внутреннее отторжение этого акта на уровне национального сознания выразилось в знаменитых летописных словах: "Добрыня крестил мечём, а Путята огнём". Подобного сильнейшего нежелания принятия христианства история, наверное, не знает. Русь, возможно, древняя прародина арийских народов, активно отторгала эту веру и её церковь. Казалось бы, со временем произошла духовная ассимиляция, но это было только внешнее обманчивое впечатление. События 1917 и последующих годов - ярчайшее подтверждение этому. Придавленное вековым политическим насилием, подсознательное неприятие христианской религии и её институтов ярко выразилось в событиях тех и последующих лет, когда бывшие "православные" с упоением громили храмы. Это был безусловно вандализм, вакханалия, но, с другой стороны, прорыв когда-то униженного и теперь опьянённого освобождением духа. Да и сегодня православию в реальности следуют не более двух-трёх процентов русского населения. Оно остаётся для большей части русских людей, формально считающимися православными христианами, унылым и тягостным отвлечённым ритуалом, уводящим русского человека в сторону от его ДУХОВНОЙ РОДИНЫ.
