Иоакима и его недолговечных преемников успокаивали придворные пророки, которых цари, по-видимому, стали себе заводить в противовес «безродным» обличителям. Пророки от имени того же Ягвэ говорили царям то, что ласкало бы их слух, и благословляли на все их замыслы (впрочем, не неся за это ответственности и сбегая в случае беды). О них говорит Иеремии Сам Ягвэ: «пророки пророчествуют ложное именем Моим. Я не посылал их … и не говорил им; они возвещают вам видения ложные, и гадания, и пустое, и мечты сердца своего…» (14, 14).
Как истинный пророк, Иеремия всегда говорил вопреки досужим мнениям, он видел всегда дальше, и будучи популярен в народе, терпел не только издевательства и пытки от царедворцев, но горделивое и от того в трагических обстоятельствах тех лет нелепое непонимание со стороны официального священства и вышеупомянутых «пророков». В самые благополучные с политико-экономической точки зрения годы, посреди веселья, он неустанно предостерегал от надвигающейся катастрофы, а при последних царях прямо предсказывал семидесятилетний плен. Следует заметить, что в надвигавшейся катастрофе были виновны не только цари, но и многие влиятельные представители народа. Когда, к примеру, богатые иерусалимляне вняли Иеремии, призывавшему их вспомнить Закон и отпустить на свободу рабов ради субботнего года, то раскаявшихся хозяев хватило на несколько дней, и вскоре они снова отловили своих отпущенников. В период между волнами вавилонских нашествий он кричал о необходимости подчиниться вавилонскому царю, чтобы избежать ненужных теперь уже жертв, за что некоторые называли его предателем. Наконец, когда пророчества были исполнены, и царь Навуходоносор разрушил Иерусалим и храм, и увел почти всё население в плен, Иеремия, оставшийся среди немногих в Израиле, купил себе в Анатоте землю, чтобы показать, что эта земля возродится, и когда всё те же лжепророки, всё потеряв, горестно возвещали о конце, Иеремия писал переселенцам письма, в которых описывал открытое ему знание о возвращении из плена и славном будущем истинных чад Израиля. В последних пророчествах он описывает суд над Вавилоном и над всеми народами. Воистину в глазах мирских людей он был ненормальным, но правдой оказывались только его слова!
Но если Иеремия по-особому переживал события, коих современником он был, то и гибель Иерусалима он тоже воспринял очень необычно. Можно было бы предположить, что евреи больше не смогут восстановить Иерусалим, но тогда остается только одна надежда: сохранить последнее сокровище — закон Моисеев, религию Завета, возобновленного как раз в пору молодости Иеремии. Но великий пророк задумывается совсем о другом. С одной стороны, он видит грядущее чудо избавления из плена, это как будто и не проблема для него. Но с другой стороны, он видит, что многократные призывы Ягвэ к Израилю в целом остаются безответными. И веря в то, что обетования Божии неизменны, Иеремия начинает догадываться, что разрушение Иерусалима и храма означает прекращение времени действия Завета, который позднее назовут Ветхим. С ясностью, до которой не поднялся ни один пророк в Израиле до или после него, Иеремия возвещает главную из открывшихся ему тайн:
«Вот наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля … Новый Завет, не такой завет, какой Я заключал с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот завет Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними … Но вот завет (будущих дней): вложу закон Мой во внутренность их, и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга … и говорить: «познайте Господа», ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого … потому что я прощу беззакония их и грехов их уже не воспомяну более … В те дни уже не будут говорить:
«отцы ели кислый виноград,
а у детей на зубах оскомина»;
но каждый будет умирать за своё собственное беззаконие; кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет … В те дни Я посещу всех обрезанных и необрезанных, Египет, и Иудею, и Едома, и сыновей Аммоновых, и Моава и всех … обитающих в пустыне…» (31, 31-34; 31, 29-30; 9, 25-26).
Иеремия, раньше уже говоривший, почти как св. ап. Павел о необходимости обрезать крайнюю плоть с сердца (4, 4), изнутри Ветхого Завета сообщает нам о Завете Новом, принципиально ином:
1) Закон Божий будет не внешним, а «написан» в душе
2) Каждый будет нести личную ответственность за свои поступки (к сожалению, до сих пор многие христиане не знают о том, что древние представления о родовом благословении или проклятии отменены еще до Евангелия, Иеремией, и ныне могут рассматриваться только в генетическом, а не в сотериологическом аспекте). Этот постулат отражал пробуждавшееся личностное сознание, которому надо будет научиться выделять себя из общенародного и родового.
3) Каждый будет иметь личное познание Господа (подобное познание — это синоним причастия)
4) Господь простит все грехи
5) Все народы, а не только Израиль, будут приведены к истинному Богу.
Это удивительное откровение, предвосхитившее НЗ, и явилось кульминацией служения пророка-страдальца.
Пророк Иезекииль, бывший одновременно одним из многих священников, разделивших вместе с народом горечь разрушения Иерусалима и вавилонского пленения, несомненно испытал влияние Иеремии, и продолжил некоторые темы его учения. В этом смысле интересна 18-я глава книги Иезекииля, которую он посвящает детальному рассмотрению всех выводов, вытекающих из учения Иеремиии о личной ответственности человека пред Богом за свои грехи и добродетели, о своей собственной «оскомине от кислого винограда». Сформулируем эти выводы:
— Праведность и грех с духовной точки зрения оказываются в перспективе синонимами слов жизнь и смерть: «душа согрешающая, та умрет … если кто праведен и творит суд и правду (далее подробно перечисляются добродетели) … соблюдает постановления Мои искренно … он непременно будет жив» (18, 1-9).
— Дело не только в личной ответственности, но и в том, что не существует автоматического переноса праведности или греховности из рода в род, и потому у праведника вполне может быть нечестивый сын и он «непременно умрет, кровь его будет на нем»; но и у нечестивца по неисповедимым путям Божиим может родиться праведный сын, и он не понесет вины отца своего(18, 10-20).
— За этими логичными формулами, однако, для грешащего человека (а их множество) нет еще последнего приговора, ведь он еще может покаяться, и тогда «все преступления его … не припомнятся ему; в правде своей … он жив будет» (18, 21-24).
Всё это заключает мысль пророка, что пути Бога правы, а Его правда отличается от простых человеческих представлений. Когда пророк употребляет выражение «праведник непременно будет жив», «душа грешная умрет», то вначале может показаться, что он говорит в традиционном ВЗ-ном смысле относительно жизни земной. Но видение в 37-ой гл. его книги открывает нам нечто новое:
«Господь вывел меня духом и поставил меня среди поля, и оно было полно костей, и обвел меня кругом около них … весьма много их на поверхности поля … они весьма сухи. И сказал мне: сын человеческий! оживут ли кости сии? Я сказал: Господи Боже! Ты знаешь это. И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: «кости сухие! слушайте слово Господне! … вот, Я введу дух в вас, и оживете. И обложу вас жилами, и выращу на вас плоть, и покрою вас кожею, и введу в вас дух, и оживете, и узнаете, что Я Господь» (37, 1-6). Иезекииль произносит повеление, и перед ним предстает гигантская картина воскрешения. Процесс происходит в два этапа (как в сказке с мертвой и живой водой): сначала кости облекаются плотью, а затем в плоть входит дух. Господь поясняет: «кости сии — весь дом Израилев. Вот, они говорят: «иссохли кости наши, и погибла надежда наша, мы оторваны от корня» … Я … выведу вас, народ Мой, из гробов ваших, и введу вас в землю Израилеву … вложу в вас дух Мой и оживете…» (37, 11-14). Действительно, в первом смысле видение означает пророчество о том, что если Израиль сделает правильный духовный урок из того, что и почему с ним произошло, то Ягвэ, для Которого нет невозможного, восставит его к обновленной жизни, и народ будет возвращен в родную землю. Но именно потому, что Ягвэ есть Творец жизни, мы не можем не увидеть в этом видении второго смысла: смерть есть временное состояние, являющееся последствием греха, своего рода испытание, которое завершится всеобщим воскресением во плоти, которое здесь описано весьма подробно. И описанный в 18-й гл. праведник «будет жив» не только земной, но и вечной, Божественной жизнью. Смерть грешника есть не просто его выключение из биологической жизни. Об этой проблеме Иезекииль, как видим, заговорил гораздо раньше автора кн. Премудрости Соломона. Можно утверждать, что в период V-I вв. до Р. Х. учение о загробном воздаянии и всеобщем воскресении, известное большинству великих религий древности и промыслительно закрытое от евреев в свое время, наконец-то проникло в иудейское духовное сознание и органично соединилось с религией Закона. (В Евангелии об этом говорится как о давно известной истине, оспариваемой лишь саддукеями).
