Николай Фиолетов - Очерки Христианской Апологетики

Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас, ибо вы сами знаете, как должны вы подражать нам; ибо мы не бесчинствовали у вас, ни у кого не ели хлеба даром, но занимались трудом и работою ночь и день, чтобы не обременить кого из вас, — не потому, чтобы мы не имели власти, но чтобы себя самих дать вам в образец для подражания нам. Ибо, когда мы были у вас, то завещевали вам сие: если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. Но слышим, что некоторые у вас поступают бесчинно, ничего не делают, а суетятся. Таковых увещеваем Господом нашим Иисусом Христом, чтобы они, работая в безмолвии, ели свой хлеб

(2 Фес. 3:6-12).

Начало трудовой жизни целиком проводилось в практике ранних христианских общин, о чем свидетельствуют все исторические источники. В полном противоречии, как этим источникам, так и здравому смыслу, стоит поэтому теория Каутского о «потребительском» характере раннего христианского «коммунизма», распространяемая до недавнего времени в популярной антирелигиозной литературе. Против нее свидетельствуют уже приведенные места апостольских посланий и Деяний. Исторический источник III—IV вв. «Апостольские постановления» целиком подтверждает сохранение в христианских общинах данной традиции. «Епископы, — говорится там, — должны заботиться о сиротах, обязаны снабжать средствами, чтобы мастерство изучали... чтобы довольствовать самих себя». «Юноши, — говорится там далее, — должны заниматься делами своими со всей честностью, чтобы довольствовать самих себя и бедствующих». «Одни из вас рыболовы, другие делатели скиний (палаток), иные земледельцы, чтобы никогда не быть нам праздными». Можно было бы привести много других свидетельств из источников. В действительности идея потребительского характера общин, состоящих из бедных людей (что признает и Каутский), противоречит здравому смыслу. Откуда бы без труда взялись бы здесь средства «потребления»?

Противопоставление христианского отношения к труду античному языческому, «аристократическому» (рабовладельческому) пренебрежению к нему содержится в словах Иоанна Златоуста: «Не станем стыдиться ремесел и будем считать бесчестием не работу, но праздность» («Толкование на послание к Фессалоникийцам»). О значении и высокой оценке труда свидетельствуют ясно и святоотеческие творения. Климент Александрийский называет труд «школой общественной справедливости» («Педагог»). Василий Великий рассматривает труд как обязанность по отношению к себе и как следствие любви к ближним. «Так как апостол велит трудиться и работать собственными руками, дабы мы имели что дать нуждающимся, то отсюда ясно, что мы должны усердно трудиться. Намерение благочестия не должно служить предлогом для лени и бегством от работы, а побуждением к еще большим трудам и работе... не только потому, что подобный образ жизни полезен, но также ради любви к ближнему. И нужно ли говорить, сколь великое зло праздность, если апостол ясно возвестил: кто не работает тот да не ест. Как для каждого необходима ежедневная пища, так необходим и труд по силам» («Правила», 37). «Следует знать, что работающий работает не для того, чтобы трудом служить только своим потребностям, а и для того, чтобы исполнить заповедь Господню» («Правила», 42). Это же учение мы находим в творениях Григория Богослова, Августина и др. «Все вы, — обращается преп. Феодор Студит к братьям,—друг друга послушники, как живые члены одного тела... Поэтому да радуется всякий, когда ему придется побольше трудиться для других, терпя холод, дождь и жар... Мы не проливаем, как мученики, кровь, но если мы прилагаем к своим легким и немногим трудам отречение от своей воли с желанием Богу угодить и братьям послужить, то через это делаемся подобными многострадальным мученикам и даже самому Господу, за нас распятие и смерть подъявшему. Благодушествуйте же, трудитесь» («Добротолюбие», т. 4).

Но наряду с этими объективными основаниями высокой оценки значения труда: как обязанности в отношении к природе, к человеку, как выполнения своего призвания, своего назначения на земле, — в христианстве раскрывается и громадное духовно-воспитательное значение труда. «Труд является не только средством господства человека над внешней природой, но вместе с тем и средством самообладания, господства человеческого духа над низшими силами человеческой природы путем употребления их на служение разумной идее и реализации ее во внешнем мире» (Зарин «Аскетизм»). Во всяком труде человек в той или иной степени фактически подчиняет силы и способности своему «я». Труд поэтому средство воспитания, самообладания, самособранности и борьбы со страстями. В труде содержится и элемент самоотречения, подчинения своих сил выполнению определенной задачи, преодоления эгоизма, терпения, готовности принять на себя трудности ради объективной задачи, дисциплины и воспитания воли.

«Тот, кто занят работой, — говорит Иоанн Златоуст, — не скоро допустит что-либо излишнее в делах, и в словах, и в мысли, так как вся душа его совершенно предана трудолюбивой жизни». «Делай какую-нибудь работу, — пишет бл. Иероним, — чтобы дьявол всегда находил тебя занятым. Египетские монастыри придерживаются того обычая, что не принимают никого без знания какого-либо труда, не столько вследствие необходимости кормиться, сколько ради спасения души, дабы дух не блуждал в пагубных помышлениях» (бл. Иероним «Из письма Рустику»). Одним из основных средств борьбы со страстями, средств сосредоточения и воспитания духовной личности признает труд Иоанн Кассиан в своих творениях. Так, борьба с невоздержанностью, по И. Кассиану, совершается «не только постом, но и бдением, и трудом, и чтением, и собранностью сердца в желании Царства Небесного» («Слово Кассиана римлянина о восьми страстях и помыслах». — В кн.: «Добротолюбие», т. 2). «Недовольно одного поста и для достижения совершенного целомудрия и истинной чистоты, если не будет сокрушенное сердце, непрестанная молитва, частое чтение писаний и труд и рукоделие, которые могут удерживать постоянные стремления души и отвращать ее от скверных мечтаний» (там же). В особенности важен труд, по И. Кассиану, для борьбы с «унынием», которое он рассматривает как «тягчайший недуг души». Приводя слова ап. Павла из 2-го послания Фессалонийцам (3:6—13), цитированные выше, И. Кассиан замечает, что апостол причину уныния видит в бесчинстве, в безделии, в отрыве от порядка трудовой общественной жизни, завещанного христианским преданием. «От праздности лукавое обхождение и любопытство, от такого обхождения — бесчиние, от бесчиния всякая злоба». Напоминая апостольскую заповедь «работая в безмолвии, сеять хлеб свой» и «не унывать, делая добро», И. Кассиан добавляет: «Этими апостольскими учениями наставленные святые отцы в Египте не позволяют инокам, в особенности юным, оставаться праздными ни в какое время, зная, что терпеливым деланием и отгоняют уныние, и себе приобретают пищу, а нуждающимся помогают (цит. соч.).

Труд в святоотеческой литературе и в христианском предании находится в одной плоскости с молитвою и покаянием. Отсюда известная формула Карлейля: «Труд есть та же молитва». Этой христианской оценки труда ни в какой мере не может ослабить ссылка на библейские слова о «труде в поте лица» как результате «проклятия греха». Проклятием здесь является не труд (который, по Библии, присущ и блаженному райскому состоянию), а те препятствия, которые в результате искажения грехом нормального порядка, в результате разрыва духа и плоти, мешают осуществлению этого порядка и создают тяжелые условия труда; противоречия, которые встречаются со стороны природы и со стороны общественных отношений. Этот смысл ясно виден из дальнейших слов Библии:

проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе…

(Быт. 3:18). Труд является здесь скорее средством спасения от этого проклятия, средством его изжития. По словам Иоанна Златоуста, «труд в поте лица» — не наказание или мучение, а вразумление, внушение и врачевство против ран, происшедших от греха» («Толкование на 2-е послание к Солунянам»). Точно так же менее всего имеет в виду безразличие к труду то место Евангелия (Мф. 6:25-34), которое призывает

не заботиться о завтрашнем дне

. Здесь говорится не о труде, а о «заботе», о подавленности человека постоянным беспокойством за свою судьбу и благополучие, отравляющей его существование. Суета и беспокойство не дают возможности человеку сосредоточиться на главном в жизни, отвлекают от высших целей и задач. Евангелие призывает к внутренней свободе от мелочной личной заботы, возвышению над подавляющей ее суетой и спокойной уверенности в путях Провидения. Нисколько не устраняя обязанность и ценность каждодневного труда, христианство придает ему более высокие цели и мотивы.