Если люди поклонялись богам, то и боги заботились о людях. Это была простая и полезная договоренность. Но что происходило, когда богам не служили, когда их игнорировали или вовсе презирали? Ну, тогда всё было плохо. Разгневанные боги могли сделать жизнь невыносимой; они могли принести войну, засуху, стихийные бедствия, разрушение и смерть. А как было людям реагировать, если любая из подобных катастроф обрушивалась на них? Их естественным предположением было то, что кто-то из богов гневается и его нужно умиротворить.
Если внутри сообщества некая группа людей отвергает поклонение богам, доказывает, что боги не существуют, объявляет их злыми демонами или просто отказывается соблюдать минимальные требования их общественного почитания, то когда данное сообщество поражается бедствием, эта группа обвиняется в первую очередь. Именно такой группой и была христианская церковь. Другие религии соблюдали заповеданные предками старинные традиции поклонения богам. Даже на иудеев смотрели вполне благосклонно, хотя они поклонялись только одному своему Богу. О них знали, что они совершают жертвы за благополучие императора (то есть скорее за него, чем ему), и это считалось достаточным. Кроме того, их традиции были известны как древние и священные, а сами они вели себя мирно, никому не причиняли вреда и держались в основном своего круга. Так что иудеи спокойно воспринимались в качестве исключения из того правила, что местным и имперским божествам следует воздавать поклонение.
А вот христиане в качестве такого исключения не воспринимались. Христиане в основном состояли либо из иудеев, которые больше не следовали старинным иудейским традициям (и в каком смысле тогда они были иудеями?), либо из язычников, которые оставили служение богам ради служения Богу Иисуса. Христиане полностью отказались от поклонения богам, обеспечившим величие государства и давшим всё хорошее, что нужно в жизни. Если общество, в чьей среде находились такие христиане, поражало бедствие, то последние становились естественным козлом отпущения. Накажи христиан и верни расположение богов. Вот известные строки Тертуллиана о христианах, становившихся объектом гонений всегда, когда с обществом случалась беда:
…они, христиане, виновники всякого общественного бедствия, всякого народного несчастия. Если Тибр вошел в стены, если Нил не разлился по полям, если небо не дало дождя, если произошло землетрясение, если случился голод или эпидемия; то тотчас кричат: христиан ко льву [140].
Кроме того, в отказе христиан от участия в богослужениях, поддерживавшихся государством, часто виделось политическое заявление о безразличии к благополучию государства. Это воспринималось как антиобщественное и опасное поведение. Другие аспекты христианской религии только укрепляли подозрения. Во-первых, христиане поклонялись распятому человеку, то есть кому-то, кто был осуждён государством. Разве это тоже не род политического заявления о том, что христиане смеются над судом государства? И помимо того, разве не сумасшествие – оставить испытанную истинную религию государства для того, чтобы поклоняться распятому преступнику?
Другая проблема была в том, что в отличие от иудаизма, христианство было совершенно новым явлением. Люди Древнего мира ничто не любили так, как старину, и ничто не могло рекомендовать религиозное или философское лучше, чем указание на его древнее происхождение. Старое пользовалось уважением, а новое – подозрением. А чем было христианство? Это было поклонение человеку, жившему совсем недавно, в «современности». Как это вообще могло считаться чем-то истинным?
Эта новая религия казалась не только опасной и лживой, ещё она выглядела безнравственной и извращенной. Христиане не проводили открытых собраний со свободным доступом. Не было никаких церковных зданий, открытых по воскресным утрам для всех, кто пожелает больше узнать о новой вере. На протяжении первых двух веков церкви почти всегда устраивались в частных домах, как и проводившиеся там собрания носили частный характер. Допускались только христиане. Соответственно, остальными религия воспринималась в качестве тайной. Мало того – в обществе ходили слухи о том, что происходило на этих собраниях.
С одной стороны, поскольку большинство христиан принадлежало к низшим, рабочим слоям, будничные собрания обычно проводились либо до начала рабочего дня, перед рассветом, либо по его окончании, уже после заката, то есть в темноте. Об этих ночных собраниях поговаривали, что проводятся они людьми, называющими друг друга «братьями» и «сестрами», что они «любят друг друга» и «приветствуют один другого поцелуем». И что они периодически устраивают «вечери любви», на которых славят любовь их бога к ним и свою любовь друг к другу. Можно ли придумать что-то лучшее, чтобы дать пищу слухам? О христианах, собрания которых не были публичны, думали, что они занимаются развратом и кровосмесительством – братья и сестры объедаются и, видимо, напиваются, а потом в темноте справляют любовные оргии.
Хуже того, говорили, что на этих оргиях христиане едят плоть Сына Божия и пьют его кровь. Поедание плоти и крови ребёнка? Вдобавок к инцесту христиан обвиняли в детоубийстве и каннибализме – что они убивали младенцев и съедали их.
Эти обвинения могут выглядеть чрезвычайно натянутыми, но именно они обычно выдвигались против христиан их недругами из числа язычников. В раннехристианском сочинении Октавий, написанном в третьем столетии Минуцием Феликсом, мы читаем о язычнике, который выражает своё отвращение к тому, что происходит на ночных христианских собраниях. Согласно Минуцию Феликсу, этот взгляд восходит к известному языческому учёному Фронтону, учителю императора Марка Аврелия:
В день солнца они собираются для общей вечери со всеми детьми, сестрами, матерями, без различия пола и возраста. Когда после различных яств пир разгорится и вино воспламенит в них жар любострастия, то собаке, привязанной к подсвечнику, бросают кусок мяса на расстоянии большем, чем длина веревки, которою она привязана: собака, рванувшись и сделав прыжок, роняет и гасит светильник… Таким образом все они, если не самым делом, то в совести делаются кровосмесниками, потому что все участвуют желанием своим в том, что может случиться в действии того или другого [141].
Но это еженедельное мероприятие меркнет в сравнении с их периодическими священными трапезами, совершаемыми в обществе новообращённых христиан:
То, что говорят об обряде принятия новых членов в их общество, известно всем и не менее ужасно. Говорят, что посвящаемому в их общество предлагается младенец, который, чтоб обмануть неосторожных, покрыт мукою: и тот обманутый видом муки, по приглашению сделать будто невинные удары, наносит глубокие раны, которые умерщвляют младенца, и тогда, – о, нечестие! присутствующие с жадностию пьют его кровь и разделяют между собою его члены. Вот какою жертвою скрепляется их союз друг с другом, и сознание такого злодеяния обязывает их к взаимному молчанию. Такие священнодействия ужаснее всяких поруганий святынь [142].
Вот от такого рода обвинений и приходилось защищаться христианам. Если местные толпы верили в подобные вещи, то неудивительно, что они враждовали с христианами, порою применяя насилие.
И если массы были против тех людей, которые принадлежали новой религии, то какой выбор был у местных властей, кроме как тоже противодействовать им? Местные гонения на христиан имели целью не столько их наказание, сколько возвращение в лоно истинной веры через отречение от своей религии. Поэтому почти во всех ранних историях о христианских мучениках мы видим судей, которые упрашивают христиан отречься от их веры [143]. Цель властей была не в том, чтобы причинить христианам страдания, а в том, чтобы убедить их перестать быть христианами. В христианах виделась угроза как политическому здоровью империи (поскольку они навлекали гнев и отмщение богов), так и общественному строю из-за их якобы чрезвычайно аморального поведения.
Конечно, христиане защищали себя от подобных обвинений и делали это по-разному. Начиная со второй половины второго столетия, некоторые язычники-интеллектуалы стали принимать новую веру. Это было новое поколение христиан: грамотные, высокообразованные, обладающие навыками красноречия, способные выдвигать взвешенные философские аргументы, в том числе в письменном виде, и желающие защищать свою веру публично. Эти интеллектуальные защитники веры получили общее название «апологетов». Как мы помним, это слово происходит от греческого ἀπολογία и означает «оправдание». Среди наиболее известных христианских апологетов второго и третьего столетий были мученик Иустин Философ из Рима, Афинагор из Афин, Тертуллиан из Карфагена и Ориген из Александрии.
