Как же в данном учении о Боге ставится вопрос о простоте Божественной природы? Ведь этот вопрос - один из важнейших в богословском учении Григория, и он постоянно к нему возвращается. Это - основополагающий догмат Церкви, и, как мы видели выше [71], его признают даже люди с самым заземленным умом. "Но не существует и не будет существовать, - говорит он, - в Церкви Божьей такого учения, по которому утверждалось бы, что простое и несложное не только многовидно и многообразно, но еще и составлено из противоположностей. Святая простота догматов истины утверждает, что Бог, такой, какой Он есть, неуловим ни именем, ни понятием, ни каким еще другим познавательным примышлением, что Он пребывает превыше не только человеческого разумения, но также и ангельского и всякого сверхкосмического постижения - пребывает неизъяснимым, и неизглаголанным, и превосходящим всяческий выраженный словами смысл, и имеет лишь единое имя, сообщающее познание о Его природе, - то, что Он один выше всякого имени" [72]. Это одно из редких мест, где Григорий, как кажется, говорит не о простоте Божественной природы, как он обычно это делает, а о простоте Бога. Но, поскольку он говорит о Боге таком, как Он есть, и заканчивает тем, что Божественная природа превыше всякого имени, смысл при ближайшем рассмотрении как будто почти и не меняется. Вообще, как мы увидим дальше, Григорий Нисский не считает необходимым, отстаивая простоту Божественной природы, отрицать при этом любые различия в Боге. Напротив, он их допускает, но стремится их понять, истолковать и, в особенности, доказать, что они не противоречат простоте Его природы.
Чтобы уяснить свое понимание простоты Божественной природы, Григорий прибегает к сравнению с человеческой душой, её многочисленными и разнообразнейшими способностями и проявлениями, от чего, однако, она не становится сложносоставной, хотя ее действия и обозначаются несхожими между собой названиями. И это тем более верно в отношении Бога: "Если человеческий ум ни в чем не теряет своей простоты от множества имен, которые мы употребляем, говоря о нем, то как мог бы кто подумать, что Бог, Которого мы называем мудрым, или праведным, или благим, или вечным, или каким другим подобающим Богу именем (если только под всеми этими именами не подразумевается единый смысл), от этого будет состоять из многих частей, или что Он из усвоения их составляет совершенство Своей природы?" [73] Хотя, как Григорий здесь утверждает, Божественные имена даны человеком, они соответствуют определенным, подлинно существующим в Боге вещам, и притом различным. Тем не менее правда и то, что человеческая душа по своей немощи не может ясно усмотреть Божьего "единства в разнообразии", и она склонна терять из виду простоту Его природы: "Божественная природа, - пишет Григорий, - какова бы она ни была по сущности, едина; она есть нечто простое, и единовидное, и несложное, и никак не умопредставляется в какой-либо разнообразной многосоставности. Но душа человеческая, укорененная долу и погруженная в эту земную жизнь, поскольку не может с ясностью рассмотреть искомое, пытается разновидным способом, при помощи многих понятий, отчасти коснуться до неизъяснимой природы, не уловляя в одном каком-нибудь понятии Того, Кто сокрыт" [74]. Григорий настаивает также, что "качества", усматриваемые в Боге, не есть нечто благоприобретенное и к чему Он причастен, но что Он и есть то, чем Он владеет: "Никакого нет недостатка в мудрости, в силе или в каком другом из благ у Того, для Кого благо не приобретено, но какое оно есть, как оно само бытийствует, таков и Он по природе (καφό εστι τοιουτον πέφυκε), посему тот, кто говорит, будто различает в природе Божества меньшие и большие сущности, выстраивает все таким образом, сам того не замечая, будто Божество состоит из неподобных друг другу частей, дабы мы думали, что подлежащее есть нечто иное, а обретаемое им вновь еще иное, и что Он находится во благе по причастию к нему, не будучи изначально таковым" . Этим важным текстом, направленным против утверждения Евномия о том, что Сын меньше Отца, Григорий хочет показать, что именно качественные и, в особенности, количественные различия вводят в Бога некую сложность. Бог есть то, чем Он обладает, и нам следует мыслить Его как единое целое. Григорий еще раз это подчеркивает в следующем тексте: "Желать добра и иметь то, что пожелали, все мыслится едино и одновременно, если речь идет о простой и всесильной Природе" ]. Также и неизменяемость Божья поставлена во взаимосвязь с Его простотой: "Бог, - говорит Григорий, - будучи благом единым, в Своей простой и несложной природе всегда обращен к одному и тому же и никогда не меняется какими-то побуждениями Своей воли, но всегда желает того, что Он есть, и, несомненно, есть то, что Он желает" . И здесь мы снова видим, что простота скорее понимается как отсутствие противоречий и как неделимость Бога. Впрочем, все эти понятия производны от Божественной сущности и созерцаемы в ней. "Какое богоприличное понятие не относится к самой сущности Сына как существа праведного, благого, вечного... Тогда кто мог бы сказать, что одно (какое-то) благо среди других приобретено Божественной сущностью, а не что всё, что существует благого, берет от неё свое начало и созерцается в ней" [75]. Эти понятия отличаются, однако, от самой Божественной сущности: "Иное (αλλο τι) есть понятие нерожденности, - утверждает Григорий, - а иное есть значение (λόγος) Божественной сущности" [76]. И каждое имя означает нечто иное в Боге: "То, что обозначено, принадлежит каждому из этих имён" [77]. В другом месте своей полемики против Евномия Григорий говорит о "различиях в качествах и свойствах, которые постигаются около сущности доводами примышления (τω λόγω της επινοίας) и которые есть иное, чем предмет" [78]. И он объясняет: "Я говорю о самом предмете, которому придано в прямом смысле имя сущность" [79]. Правда, здесь Григорий имеет в виду вещи тварные, "то, что усматривается вокруг тела и души" [80]. Однако, как мы видели, Григорий считает, что душа по своим свойствам есть образ Божественной простоты и помогает нам понять последнюю; следовательно, вышеприведенный текст не теряет своего значения даже в применении к Божественной сущности. Как бы то ни было, Григорий показывает, что все эти различия не входят в противоречие с простотой Божественной природы. "Этими понятиями мы не расчленяем предмет, - говорит он, - но, поверив, что он един, чем бы по сущности ни был, мы осознали, что объект нашей мысли родственен всем этим идеям" [81]. Он понимает Божественное единство как отсутствие противоречий: "Имена не борются друг с другом, как это свойственно природе противоположных, когда не возможно, коль скоро существует одно, созерцать вместе с ним и иное" [82]. Именно различие по сущности несовместимо с простотой: "Поскольку Божественная природа проста и непревратна и отторгает любое различие по сущности, она не приемлет в себя, коль скоро остается единой, значения множественности" [83]. "Ибо каким образом в простом можно было бы заподозрить примесь чужеродного? Ибо перестало бы быть простым то, что мыслится совокупно с иным" [84]. В другом месте Григорий отождествляет простое с неизменяемым: "То, что по природе просто, не состоит из частей и несложно, - говорит он, - чем бы оно ни было, является этим всецело, не становясь иным чрез какое-либо изменение от другого, но пребывая в вечности в том, что оно есть" [85]. А Евномий "прививает к сущности Бога каждое из имен (находящихся) около Божества" [86]. Множество раз мы видим, что Божественная простота понимается Григорием как отсутствие противоречий в Боге: "Если (евномиане) соглашаются с тем, что (Единородный) прост, то как же возможно созерцать в простоте предмета стечение противоположностей?" [87], как это делают евномиане, приписывая Его Божественности противоположные свойства, например сотворенность и несотворенность. И Григорий замечает: "Таков Бог Евномия, какой-то двойственный по природе или многосложный, делящийся сам на себя, обладающий силой, не согласующейся с Его силой" [88]. Как можно видеть, сложность проистекает не от обладания силой, а от обладания противоречащими друг другу силами. "Ибо простое по природе не раздирается противоположными свойствами" [89]. И еще: "Кто лишен простоты, тому с очевидностью обнаруживается разнообразное и сложное" [90]. Григорий, однако, никогда не говорит, что Божественная простота могла бы означать отсутствие в Боге всякого онтологического различия или различения. Напротив, и мы уже пытались это показать, он допускает такие различия, и не только между Божественной природой и Троичными ипостасями или между самими ипостасями, но также и между Божественной природой и тем, что около неё, между природой и энергиями, между именами, обозначающими эти энергии, и невыразимой сущностью. Это - различия, сообщаемые нам через Писание или обнаруженные в Боге нашим примышлением, видимые лишь отчасти по немощи человеческого ума, но тем не менее они существуют в Боге или, во всяком случае, соответствуют Божественной реальности и никак не умаляют простоты Божественной природы. Приведем еще несколько примеров, дабы прояснить этот вопрос.
