Ознакомительная версия.
5. 1860 г. (октябрь) – поездка для инспекции строительных работ в Иерусалиме и одновременно паломничество, которое Б.П. Мансуров совершает совместно с женой и отцом из Франции.
6. 1864 г. (январь-февраль) – приходование заказанных Палестинским комитетом грузов для обустройства домовой церкви Русской Духовной Мисси, подворий и госпиталя, ревизия отчетов главного строителя, подготовка финансового отчета Палестинского комитета.
10 апреля 1864 г. Палестинский комитет был упразднен, а его дела перешли в ведение вновь созданной при Азиатском департаменте МИДа Палестинской комиссии. С этого времени вплоть до 1889 г., когда Палестинская комиссия в свою очередь слилась с ИППО, Б.П. Мансурову лишь раз пришлось побывать в Иерусалиме (в 1885 г.), т. е. 20 лет спустя. Таков был общий стиль управления палестинскими делами, принятый в российском МИДе того времени.
Собственно для истории строительства Русских подворий в Иерусалиме точкой отсчета можно считать вторую поездку Б.П. Мансурова на Восток осенью 1858 г. Она состоялась при участии архитектора и представителей заказчика, которым тогда номинально выступало Русское Общество Пароходство и Торговли. Все участники этой экспедиции имели самое непосредственное отношение к Морскому министерству. Единственным человеком, привлеченным великим князем в качестве эксперта со стороны должен был стать начальник первой Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Порфирий (Успенский). Но в связи с переносом согласованного ранее времени отъезда, Порфирий, с ведома Б.П. Мансурова, уехал из Одессы один прямо на Афон[34].
Следующим шагом, предварявшим начало строительства первых русских храмов и странноприимных заведений в Иерусалиме стало августейшее паломничество ко Гробу Господню великого князя Константина Николаевича в мае 1859 г. Участие в подготовке этой поездки со стороны Б.П. Мансурова было очень существенным, поскольку именно его аргументация и убедительность позволили получить согласие императора на путешествие великого князя и доставили проекту личное покровительство Александра II[35]. 15 марта 1859 г. Мансуров следующим образом описал отцу все произошедшее тогда в столице:
«На путешествие великого князя в Иерусалим получено позволение, сам император сообщил ему об этом по телеграфу (это между нами, потому что все это хранится пока в тайне), я вижу императора каждый день. <…> Но самое приятное это то, что вчера утром я сделал императору доклад в час с четвертью, по окончанию которого он одобрил и утвердил все, даже 500 000 руб., которые я просил, и заявил, что отныне берет мое дело под свое личное особое покровительство. Другим должностным лицам Его Величество сказал, что хочет, чтобы теперь меня рассматривали не как лицо, отстаивающее собственные проекты, а как исполнителя прямой, личной и сердечной воли Его Величества. Господь дал мне мужество не смутиться и не дрожать перед Его Величеством, я говорил прямо и открыто и получил одобрение, так что в конце доклада Император сам пригласил меня поужинать с ним в тот же день вместе с князем Горчаковым и Оболенским, и объявил князю, чтобы на первый доклад он взял меня с собой, чтобы дать ему окончательные распоряжения.
Мое дело получило полный успех, и Император соизволил поблагодарить меня весьма любезно за все хорошее, что я сделал. Его Величество повторил несколько раз: не теряйте мужества и всегда рассчитывайте на меня, теперь вам покровительствую я. Я знаю, что повсюду вы встречаете мало сочувствия, я сумею вас поддержать, потому что сам теперь хочу, чтобы вы преуспели. То, о чем вы просите, справедливо, я считаю, что это можно исполнить и это будет исполнено»[36].
Период с середины 1859 по середину 1861 г. был наиболее значимым для истории «Иерусалимского проекта». После возвращения (14 июня 1859 г.) великого князя Константина Николаевича из его длительного заграничного путешествия, в Петербурге сразу же началась работа высочайше утвержденного Палестинского комитета. До этого момента собрания, которые проводились под председательством великого князя с участием представителей всех заинтересованных сторон (МИДа, РОПиТ, Синода и Министерства финансов), имели статус внутриведомственного комитета в структуре Морского министерства. Движущей силой проекта по-прежнему оставался великий князь Константин Николаевич. В письме к невесте Марии Николаевне Долгоруковой от 16-го июня 1859 г. Мансуров между прочим сообщает:
«Иерусалим более чем когда-либо стоит на повестке дня. <…> Великий князь после поездки в Иерусалим кажется очень дорожит этим делом, он сам хлопочет. <…>Я приехал сюда очень кстати и вовремя. Нас совершенно нелепо бранят»[37].
Из письма к отцу 19 июня 1859 г. мы узнаем дальнейшие подробности.
Император благосклонно принял и выслушал Мансурова. Уже после этого доклада был составлен окончательный план действий для нового Палестинского комитета, главой которого должен был стать великий князь. В связи с этим Мансурову было поручено составить новую записку, которую он должен был представить до своего отъезда в свадебное путешествие. При этом возникала необходимость нового посещения Иерусалима. Между прочим, в письме Мансуров сообщал отцу, что его будущая супруга после свадьбы желает сопровождать его в Палестину. Сам Борис Павлович также не хотел бы отказываться от этой новой поездки на Восток под предлогом семейных обстоятельств, так как, писал он, «затеянное дело дорого моему сердцу»[38].
1 июля 1859 г. состоялась бракосочетание Мансурова. Отец невесты князь Николай Васильевич Долгоруков счел необходимым испросить августейшее разрешение на эту свадьбу, которое было дано императором при том условии, что Мансуров не оставит иерусалимского дела[39]. Через полгода после свадьбы в декабре 1859 г. новобрачные достигли Святого Града. 7 января 1860 г. Мансуров в Иерусалиме получает дружеское послание от А.В. Головнина.
«Почтеннейший Борис Павлович.
Решительно Государь лучше всех нас здесь понимает Иерусалимское дело и лучше всех расположен к нему. Сегодня Его Величество утвердил журнальное постановление комитета о дозволении купить кушелевскую землю и приказал обсудить в Комитете и представить ему вопрос о том, в чьем владении быть госпиталю, и рассмотреть инструкцию консулу и при том выразил великому князю свое убеждение, что все заведения в Иерусалиме должны быть в заведывании консула, а не епископа, что занятия консула и епископа должны быть весьма ясно разграничены, и что великий князь напрасно приказал передать госпиталь епископу в отмену собственного правильного распоряжения, сделанного в Иерусалиме. Великий князь сознался, что был неправ приказывая передать госпиталь опять Кириллу. Рассказывая мне это, великий князь выразил, что он обвиняет себя в том, что послушался меня и Оболенского. Государь выразил так же, что письмо Ваше к Тютчевой странно тем, что Вы будто в чем-то оправдываетесь. Великий князь сказал про это, что Вы полагали будто Императрица Вами недовольна. На это Ее Величество бывшая при всем разговоре сказала: quelle idée! Вы видите, что мы должны быть благодарны опять Государю и одному Государю за правильное направление всего дела. Вы получите официальное уведомление от Оболенского, а я спешил несколькими строками порадовать Вас»[40].
Этот документ дает возможность поставить вопрос о степени личного участия в проекте Александра II, в том числе и в деле о разграничении прав и функциональных задач между начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме и российским иерусалимским консулом. До настоящего времени в немногочисленной научной литературе, затрагивающей проблематику взаимоотношений различных российских учреждений в Святой Земле, подобный вопрос не ставился.
Как раз когда молодая чета находилась в Святом Граде, император согласился с предложением великого князя Константина Николаевича и 11 января 1860 г. назначил Мансурова членом-управляющим делами Палестинского комитета с оставлением в звании статс-секретаря и по Морскому министерству[41].
18 февраля 1860 г. молодожены уже осматривали памятники Александрии, впереди у них был Париж и встреча с Павлом Борисовичем Мансуровым отцом мужа Марии Николаевны. Маня, как именовали ее все знакомые и друзья, была беременна первенцем, рождения которого супруги ожидали в начале июня. Из Парижа Б.П. Мансуров, оставив супругу с отцом, один должен был вернуться в Россию для участия в подготовке технической документации и составления смет строительства первых русских богоугодных заведений в Иерусалиме. В Петербург он прибыл в конце марта 1860 г. и в конце апреля рассчитывал уехать назад, чтобы остальное время провести рядом с супругой.
На подготовку и утверждение проекта Русских построек в Иерусалиме оставалось не более одного месяца еще и потому, что и великий князь, и императорская семья, и двор, и князь А.М. Горчаков в мае обычно уезжали за границу. Поэтому решения по проекту принимались лишь в общих чертах, а их дальнейшая и окончательная проработка ложились на плечи архитектора М.И. Эппингера. Именно этот факт стал причиной, по которой Строительный технический комитет Морского министерства счел необходимым официально ограничить главного строителя «только утвержденными в главных чертах проектами и исчисленную суммою»[42] и разрешил ему на месте вносить в проект построек любые изменения, которые он посчитает нужными сделать. Возможно в этот последний момент, вероятно с подачи А.М. Горчакова, согласовавшего свои действия с Синодом и получившего одобрение у императора, было принято решение разместить Русскую Духовную Миссию на предполагавшихся постройках. Это наспех проведенное решение повлекло за собой полное изменение внутреннего расклада всех сумм сметы и вызвало диссонанс в архитектурном плане и логике проекта. В итоге перепрофилирование под формат Русской Духовной Миссии здания мужского корпуса и устройство в нем особой домовой церкви привело к уменьшению этажности другого симметричного здания в котором должны были размещаться паломницы-женщины. Вопрос о появлении на территории Русских построек здания Русской Духовной Миссии также ставится нами впервые[43].
Ознакомительная версия.
