В то же время нельзя не отметить некоторые слабые места изложенной доктрины. Прежде всего Киприан не делает различия между еретиками и раскольниками и не уточняет, какие именно ереси и расколы подлежат столь строгому суду. Между тем Древняя Церковь, особенно на Востоке, дифференцированно подходила к ересям, считая одни из них более тяжкими, другие – менее. Кроме того, Церковь не уравнивала ересь с расколом. Раскол мог носить временный характер, и совсем не всегда движущей силой раскола была ересь – богословское уклонение от православного вероучения. Очень часто расколы происходили по причинам церковно-административного характера, и уврачевание раскола не требовало отречения от ереси, а лишь восстановления общения между иерархами Церкви и иерархами отколовшегося от нее церковного сообщества.
На христианском Востоке по вопросу об отношении к еретикам и раскольникам высказывались менее однозначно. Классическим документом стало каноническое послание Василия Великого к Амфилохию Иконийскому, вошедшее в свод правил Православной Церкви как 1-е правило Василия Великого. В этом правиле Василий, ссылаясь на древнюю практику, говорит о трех категориях отделившихся от Церкви: еретиках, раскольниках и составивших самочинные сборища. Еретиками Василий называет «совершенно отторгшихся и в самой вере отчуждившихся»; раскольниками – «разделившихся во мнениях о некоторых предметах церковных и о вопросах, допускающих уврачевание», а самочинными сборищами – «собрания, составляемые непокорными пресвитерами или епископами и неграмотным народом»[26].
Относительно признания крещения и рукоположения лиц, возвращающихся в Церковь, Василий излагает следующие правила:
…От начала бывшим отцам угодно было крещение еретиков совсем отметать; крещение раскольников, как еще не чуждых Церкви, принимать; а находящихся в самочинных сборищах – исправлять подобающим покаянием и обращением и вновь присоединять к Церкви. Таким образом, даже находящиеся в церковных степенях, отступив вместе с непокорными, когда покаются, нередко приемлются вновь в тот же чин[27].
Иными словами, еретики принимаются в Церковь через крещение, и то крещение, которое было совершено в еретическом сообществе, Церковь вовсе не признает; раскольники принимаются без крещения, поскольку крещение, совершенное в расколе, признается действительным; а самочинники присоединяются через покаяние. Однако в том же правиле Василий указывает на целый ряд исключений и делает весьма существенные оговорки:
Ибо хотя начало отступления произошло чрез раскол, но отступившие от Церкви уже не имели на себе благодати Святого Духа. Ибо оскудело преподаяние благодати, потому что пресеклось законное преемство. Ибо первые отступившие получили посвящение от отцов и, чрез возложение рук их, имели дарование духовное. Но отторженные, сделавшись мирянами, не имели власти ни крестить, ни рукополагать, и не могли преподать другим благодать Святого Духа, от которой сами отпали. Вот почему приходящих от них к Церкви, как крещенных мирянами, древние повелевали вновь очищать истинным церковным крещением. Но поскольку некоторым в Асии решительно угодно было, ради назидания многих, принять крещение их, то да будет оно приемлемо[28].
В этих словах Василий, во-первых, допускает различную практику при принятии раскольников в Церковь: как через крещение, так и без крещения. Во-вторых, Василий излагает важнейший тезис об оскудении благодати Святого Духа в расколе в результате прекращения апостольского преемства. Только первое поколение раскольников, будучи рукоположено в истинной Церкви, обладало этим преемством; выйдя из Церкви и сформировав раскол, они его утратили, и рукоположенные ими в расколе могут считаться мирянами, а не клириками.
Говоря о раскольниках, Василий рекомендует принимать их через крещение. В то же время Василий допускает, что требование принятия крещения может своей чрезмерной строгостью оттолкнуть от Церкви желающих возвратиться в нее. В таком случае он допускает принятие в Церковь без крещения, через миропомазание. Кроме того, Василий ссылается на случай принятия раскольничьих епископов «в сущем сане», то есть без повторного рукоположения, что, по сути, означает признание Церковью действительности их иерархии и Таинств[29].
В приведенном тексте Василий Великий говорит о необходимости «покоряться правилам с точностью», но сам оговаривает целый ряд обстоятельств, по которым эта точность-акривия может быть заменена снисхождением-икономией. Такая позиция была характерна для отцов Восточной Церкви. Подход восточных отцов к вопросу единства Церкви, может быть, не отличался такой же четкостью и последовательностью, как изложенное выше учение Киприана Карфагенского, однако он давал больше простора для Церкви при решении вопроса о принятии в Церковь возвращающихся из ереси и раскола.
Надо сказать, что и в Западной Церкви учение Киприана не принималось всеми отцами безоговорочно. Блаженный Августин, который во многом был согласен с Киприаном, все-таки считал возможным признание значимости таинств у раскольников. В трактате «О крещении» Августин утверждает, что в Таинствах раскольников действует Церковь: одних она рождает у себя, других рождает вне себя, и именно потому значимо схизматическое крещение, что совершает его Церковь[30]. В той мере, в какой раскольники сохраняют связь с Церковью, у них сохраняются и таинства[31].
Августин вводит различие между таинством и его «действенностью» (effectus): у раскольников таинства имеют место, но не действенны. Всякое крещение, если оно совершено во имя Пресвятой Троицы, не требует повторения, считает Августин, поскольку благодать, подаваемая в таком крещении, исходит от Христа, а не от человека. Еретикам (в данном случае речь идет о донатистах) необходимо вернуться в церковное общение, чтобы их крещение стало спасительным. Таинства еретиков не суть профанация Таинства: они – подлинные Таинства. Однако в силу того, что они совершаются в расколе, они не действенны, то есть не спасительны, и благодать, подаваемая в них, является для принимающего их «в суд и осуждение»[32].
Развивая учение о действенности таинств в схизматических сообществах, Августин полемизирует с Киприаном Карфагенским:
Причина, почему блаженный Киприан и другие выдающиеся христиане <…> решили, что крещение во Христа не может существовать среди еретиков и раскольников, заключается в том, что они не сумели определить границу между Таинством и действенностью Таинства. Из-за того, что действенность крещения, заключающаяся в освобождении от грехов и чистосердечности, не нашлась у еретиков, они предположили, что и самого таинства у них не существует. Но <…> очевидно, что внутри единства Церкви люди порочные и ведущие скверную жизнь не могут ни давать, ни получать отпущения грехов. Тем не менее пастыри Соборной Церкви во всем мире ясно учат, что и такие люди могут как принимать Таинство крещения, так и совершать его <…> Святость крещения не зависит от недостатков человека, получающего или совершающего его, даже если он и раскольник <…> Крещаемый от раскольника может креститься во спасение, если он сам не находится в расколе <…> Если же раскольник отвернется от своей мерзости и примирится с Соборной Церковью, его грехи прощаются силой полученного им крещения по причине милосердия[33].
В Православной Церкви августинианское понимание «действенности» Таинств никогда не было полностью воспринято. Для православной традиции неприемлемо такое понимание Таинств, при котором благодать, присущая им, рассматривается как автономная, независимая от Церкви. Таинства могут совершаться только внутри Церкви, и именно Церковь придает им действенность, действительность и спасительность. Отношение к таинствам еретиков и раскольников в Восточной Церкви варьировалось в разные эпохи в зависимости от обстоятельств. Важную роль в оценке того или иного сообщества, отделившегося от Церкви, играл педагогический момент: наиболее строго подходили к тем расколам, которые наносили наибольший ущерб церковному единству.
То же правило действовало и в отношении к ересям как отклонениям от общецерковного учения по догматическим вопросам. Одним из важнейших восточнохристианских текстов, посвященных данной теме, является Слово в честь святителя Афанасия Александрийского, принадлежащее перу Григория Богослова. В этом тексте Григорий повествует о расколе, который назревал между латинскими и греческими епископами по вопросу о триадологической терминологии и который Афанасию удалось предотвратить. В ходе изложения Григорий высказывает несколько драгоценных идей по поводу догматических споров и расколов между различными Церквами (речь в тексте идет об Александрийском Соборе 362 года, на котором был поднят вопрос о значении триадологических терминов «ипостась» и «сущность»):
