Какие же основания отвергать опыт огромного числа величайших в своей областиученых, свидетельствующих о непосредственном, а не через приборы или следы на фотографиях, видении Бога? И каких ученых? — Святых, которые даже в мысли боялись совершить обман или увлечься славой человеческой. Они представили неоспоримые факты: творили чудеса, прозревали будущее, переносили изгнания и ссылки за слово веры и правды, претерпевали пытки и надругательства, проливали свою кровь и саму жизнь отдавали за непоколебимое исповедание Бога и Христа!
Может быть, все эти Петры и Павлы, Иустины Философы и Павлы Препростые, Макарии Великие и Иоанны Дамаскины, Клименты Римские и Исааки Сирийские, Иоанны Русские и Саввы Сербские, Сергии Радонежские и Серафимы Саровские, Игнатии Брянчаниновы и Амвросии Оптинские, Достоевские и Паскали, Мендели и Менделеевы— невозможно перечислить имена только тех, о которых знает весь мир, — так, может быть, все они лишь «по традиции» верили в Бога, фантазерами были, необразованными?
Как рассматривать этот грандиознейший в истории человечества факт? Может быть, необходимо над ним задуматься? Неужели можно отрицать Бога только потому, что повседневный опыт не дает Его нам? Но повседневный опыт вообще не дает нам почти ничего из того, о чем говорят современные ученые, однако мы верим их опытам, верим им, не зная их и не имея при этом, как правило, ни малейшей возможности проверить их утверждения и выводы. Какие же основания не поверить неисчислимо большему количеству религиозных опытов, засвидетельствованных кристально чистыми людьми?
Опыт этих ученых науки из наук — говорит не о голословной их вере, не о мнении, не о принятой гипотезе или простой традиции, но о факте познания Бога.
Справедливы слова С. Булгакова: «Если бы люди веры стали рассказывать о себе, что они видели и узнавали с последней достоверностью, то образовалась бы гора, под которой был бы погребен и скрыт от глаз холм скептического рационализма».
Когда я говорю о Боге, мои слова
подобны льву ослепшему, который
ищет водного источника в пустыне.
Максимилиан Волошин
У великого древнегреческого философа Платона († 347 до н. э.) есть такая мысль: «Простые вещи не поддаются определению». Действительно, сложную вещь можно как-то представить, называя те элементы, из которых она составлена. А как можно объяснить, что такое цвет красный или вкус кислый тому человеку, который никогда с этим не соприкасался? Способ только один — показать, дать попробовать, ибо познание простых вещей дает только опыт, но никакие слова этого дать не могут.
Христианская религия учит о Боге как первичной Простоте. Бог, говорят Отцы, прóстое Существо. Поэтому Его нельзя выразить словами. Любое слово о Нем, любое определение будет недостаточным. И все те имена и качества Бога, которые можно найти в Библии и у святых Отцов, являются ничем иным, как лишь некими человеческими аналогами свойств Бога. Но они необходимы, поскольку проводят принципиальную грань между Богом, который является Любовью, Благом, Истиной, Красотой, и теми искажениями Его понимания, которыми насыщена история языческих религий, изображающая своих богов со всеми страстями человеческими. Это чрезвычайно важно и потому, что характер жизни человека определяется его идеалом: «каков его Бог, таков и он сам». Без этих положительных качественных характеристик Бога человек теряет нравственные ориентиры жизни. Это хорошо видно у Д. Мережковского:
И зло, и благо — два пути,
Ведут к единой цели оба,
И всё равно куда идти.
Христианство же настаивает: не всё равно, куда идти.
У одного из святых — Григория Паламы — есть замечательное высказывание, которое в кратких и емких словах раскрывает еще одну из сторон христианского учения о Боге и характере Его присутствия в мире. Свт. Григорий писал: «Бог есть и называется природой всего сущего, ибо Ему все причастно и существует в силу этой причастности, но причастности не к Его природе, а к Его энергиям». Эта мысль подчеркивает две важные, по сравнению с древним религиозным миром, характеристики Бога. С одной стороны — Бог один, и Он не отделенное и не отчужденное от природы мира и человека Существо, но вездесущее, всё проницающее Своими действиями, находящееся в самой основе всего существующего. В то же время (с другой стороны) — Он и не какая-то безликая таинственная космическая сила, которой можно управлять, узнав Его «код», но Существо Личное. Поэтому христианство так решительно отметает все виды шаманизма, колдовства, магии, оккультизма, претендующие на возможность покорения скрытых сил того мира и использования их в своих земных целях.
Однако важнейшей характеристикой Бога, принципиально изменившей Его понимание, явилось христианское учение о том, что Бог есть любовь (1Ин.4,8). Не абсолютный властитель, который делает что хочет, не справедливый судья, милующий и наказывающий — но именно любовь! В Евангелии говорится: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3; 16). И дальше читаем: «Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин. 3; 17). Добровольный Крест Христов доказал всю силу этой любви. (Ее ярко показал, например, фильм М. Гибсона «Страсти Христовы».)
И хотя в Священном Писании и у святых отцов находим немало выражений о Боге наказывающем и милующем, все они носят исключительно педагогический характер. Это показывает не только Евангелие, но и согласное учение всех святых отцов. Так, например, свт. Иоанн Златоуст, в проповедях у которого можно встретить сколько угодно высказываний о гневе, наказаниях и прочих «чувствах» Бога, когда раскрывает догматическое о Нем учение, прямо говорит: "Когда ты слышишь слова: "ярость и гнев", в отношении к Богу, то не разумей под ними ничего человеческого: это слова снисхождения. Божество чуждо всего подобного; говорится же так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых". Свт. Григорий Нисский писал: "Ибо что неблагочестиво почитать естество Божие подверженным какой-либо страсти удовольствия или милости, или гнева, этого никто не будет отрицать даже из мало внимательных к познанию истины Сущего». Прп. Иоанн Кассиан Римлянин даже так говорил: "…без богохульства нельзя приписывать Ему и возмущение гневом и яростью". И т. д.
Как можно увидеть, познать Бога — это особая и большая тема о духовной жизни, ее основных принципах, этапах развития, критериях истинности, опасностях на ее пути. Главная же мысль выражена в словах Христа: Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят (Мф. 5,3).
Христианское учение о Боге-Любви явилось беспрецедентным в древнем мире иудейского и языческого богопонимания. Но как оно возникло у правоверных иудеев: Иисуса Назарянина и Его учеников — едва ли разрешимая загадка без признания Божественного источника этого учения.
Евангелие вполне определенно говорит о том, что Бог есть Дух и в то же время Он Существо личное, хотя в особом значении этого слова. Особенность заключается в совершенно новом, принципиально отличном от всех дохристианских представлений учении — о едином Боге при троичности Его Ипостасей (Лиц).
Основная идея этого учения состоит в утверждении, что Бог — это безначальный Отец, предвечно рождающийся от Него Сын (Логос), и предвечно исходящий от Отца Дух Святой. Три Ипостаси равночестны, имеют одну сущность, единую любовь, единый ум, единую волю, единое действие. Некоторое понимание этого совершенно необычного учения о Боге дают аналогии.
Так, образом того, как одно может одновременно быть множественным, является, например, атом. У греческих мыслителей понятием «атом» (греч. °-tomoj — неделимый) обозначалась та предельно простая частица, из совокупности которых состоят все вещи. Но в 20-м веке было открыто, что внутри атома, оказывается, находится целый мир. Так и Бог, будучи Существом абсолютно прóстым — неделимым, в то же время во внутренней Своей жизни является Триипостасным.
Святые Отцы, исходя из того, что человек является образом Божьим, предлагают и иную аналогию, которую приводит святитель Игнатий (Брянчанинов). «Образ Троицы Бога, — писал он, — троица человек… Ум наш — образ Отца; слово наше — образ Сына; дух — образ Святого Духа… Ум без мысли существовать не может, и мысль без ума. Потому-то всякая мысль имеет свой дух».
