Древние греки и древние евреи не жаждали бессмертия главным образом по той простой причине, что они не могли себе представить желательного бессмертия; они никак не могли вообразить, что человек может вести достойное существование, будучи лишен своего земного тела. Религиозная революция, основанная на жизни Христа, его страданиях и восстании из могилы, дала необходимое основание для удовлетворительной будущей жизни, пообещав воскресение тела. В течение какого-то времени ощущалось радостное и блаженное чувство полной победы над смертью, психологическое освобождение ума и души, может быть, неизвестное до того дня. Эти чувства подкреплялись верой, что скоро наступит конец мира и что поэтому победа скоро станет очевидной и ясной для всех. Но мир упорно отказывался разыграть этот великий финал.
Отцы церкви стали выполнять свои обязанности и напоминать верным о первородном грехе и мучениях ада. Их изобретательные умы, обеспокоенные вопросом о том, что должна делать душа в промежуток между смертью и воскресением, ухватились за понятие чистилища и дали ему заметное место в сложном христианском богословии. Святая католическая церковь создала тогда систему индульгенций, обеспечивая облегчение наказаний человеческих душ в чистилище; и, кстати, она в такой степени сделала выдачу этих индульгенций делом кассовых взносов в церковные сундуки, что скандальные злоупотребления ими вызвали бунт Мартина Лютера, вылившийся затем в Реформацию.
Католическое учение и практика так подчеркивали значение ада и чистилища, что едва ли можно было ожидать, что массы людей будут особенно сильно жаждать бессмертия. По-видимому, прилагались все усилия для того, чтобы постоянно вколачивать в умы людей идеи о страшных наказаниях, ожидающих их, как только они умрут. С целью помочь укреплению подобных представлений путем процесса ассоциации сама смерть изображалась в наиболее страшном виде. Отталкивающие эмблемы смерти бросались в глаза повсюду — в церквах и монастырях, на мостах и дорогах, на резьбе столов и стульев, на шторах комнат, на кольцах и на молитвенниках. Художники создавали одну за другой ужасные картины, изображавшие «пляски смерти», на которых смерть была представлена в виде уродливого скелета, ведущего свои жертвы к безвременному концу. Смерть играет на скрипке во время свадеб, бьет в барабан во время сражения; нависает тенью над ученым, скульптором, художником; склоняется над новорожденным ребенком в его колыбели. В результате, как говорит У. И. X. Леки, «ужасы смерти стали на века кошмарами воображения» (Lесkу W.Е. History of European Morals. Appleton, 1927, vol. I, p. 211). Святой Франциск Ассизский явно шел не в ногу с временем, когда мистически говорил о «сестре-смерти».
Даже Данте отвел большую часть своей великолепной «Божественной комедии» и посвятил свой гений в основном описанию различных вызывающих ужас сторон нижних областей потустороннего мира. Но чем более художественным было его живое изображение ада и чистилища, тем более эффективно оно наполняло умы своих читателей мрачными предчувствиями относительно другой жизни. Рай Данте был гораздо менее убедителен, чем другие изображенные им вещи, и по своему художественному уровню был значительно ниже других частей его произведения. Святой Фома Аквинский не хотел, чтобы ад забывали даже в раю, заявляя: «Чтобы не было никакого ущерба счастью блаженных на небесах, перед ними открывается превосходное зрелище на муки осужденных». Это заявление основывалось на общем принципе, согласно которому сознание противостоящего несчастья увеличивает наслаждение от какого угодно удовольствия.
Священники и верховные служители церкви по большей части, несомненно, искренне верили, что их устрашающие учения нравственно необходимы и совершенно верны, но для простого человека было вполне естественно отступать в страхе перед их чудовищными пророчествами. С какой жестокой и страшной буквальностью могли восприниматься эти учения, хорошо показывает замечание Марии Кровавой, католической королевы Англии в XVI столетии, которая заявляла: «Поскольку души еретиков в потусторонней жизни будут вечно гореть в аду, не может быть ничего более уместного для меня, чем подражать божественному возмездию и сжигать их на земле».
Руководители новой протестантской церкви, хотя они и устранили из своей религиозной концепции идею о чистилище, тем не менее не создали в целом более привлекательной картины будущего состояния человека. Кальвин, безжалостно настаивавший на том, что лишь очень небольшое число людей должно стать избранниками божьими, запугивал народ с целью сделать его набожным. Каждый день стало естественным произносить проповеди об адском пламени и сере. В Англии знаменитый проповедник Иеремия Тэйлор предсказывал: «Мужья увидят, как на их глазах подвергаются пыткам их жены, родители увидят мучающихся детей, ад будет набит телами осужденных, как винный пресс виноградными гроздьями, и они будут сдавливать друг друга, пока не лопнут». В Америке суровый голос Джонатана Эдвардса, известного пуританского богослова, предупреждал грешников: «Бог, который держит тебя над преисподней, все равно как кто-нибудь держит паука или какое-либо другое противное насекомое над огнем, ненавидит тебя и страшно возмущен тобой; его гнев против тебя горит, как огонь... Ты в десять тысяч раз более отвратителен в его глазах, чем самая омерзительная ядовитая змея в наших... Было бы ужасно испытать эту ярость и гнев всемогущего бога в течение одного мгновения; но ты должен выносить его в течение целой вечности. Не будет конца этому изысканно ужасному страданию».
Головы порочных людей, предсказывает Эдварде, «их глаза, языки, руки, ноги, чресла и внутренности будут вечно полны пылающего жидкого огня, достаточно яростного, чтобы расплавить скалы и стихии; в то же время они будут вечно полны самых живых и восприимчивых чувств, которые позволят ощущать мучения... не в течение минуты, не в течение дня, не в течение года, не в течение двух веков, не в течение ста веков, не в течение десяти тысяч или миллиона веков, сменяющих друг друга, но всегда и всегда, без всякого конца, и они никогда, никогда не будут от них освобождены!» Это лишь краткие выдержки из огромного количества страшных увещеваний, которые раздавались с протестантских кафедр из столетия в столетие. Средний верующий, чувствуя, что у него слишком верные шансы на то, что его самого, а также и его близких постигнет самая неблагоприятная судьба, чаще всего содрогался, когда думал о будущем мире. Никакое уверение в том, что его враги и другие злодеи будут вариться в аду, не могло избавить его от опасения, что ему самому придется разделить такую же участь. Никакие разговоры о жемчужных вратах и златых стогнах небес не могли уменьшить страх, закрадывавшийся в его сердце.
Конечно, имелись значительные исключения из подобного состояния умов, особенно среди культурного меньшинства и профессиональных философов. Подобно их предшественникам во все века, они старались подняться над вульгарными религиозными предрассудками. Правда, философы, всегда духовные империалисты par excellence [22], вечно искали какой-нибудь другой мир, который они могли бы завоевать, и создавали великие системы, доказывая, что одна смерть не может никогда остановить непобедимую поступь человеческого духа. Но в целом философов не отличало то странное извращение воображения, которое заставляет считать адский огонь и другие дьявольские пытки, предназначенные для огромного большинства человечества, победой над могилой. Некоторые из философов шли настолько далеко, что вообще отрицали личную жизнь после смерти; величайшим из таких философов был Бенедикт Спиноза, живший в XVII столетии.
Примерно в то время, когда передовые идеи французского Просвещения получили наибольшее распространение в Европе, в самой церкви стала явно сказываться перемена во взглядах на характер бессмертия. Некоторые протестантские проповедники, уставшие от учения о вечном наказании и не удовлетворенные им, вновь ввели в обиход старую ересь универсализма и стали учить, что в конечном счете спасутся все человеческие души. По ряду причин это учение универсализма стало в XIX столетии все более и более крепнуть. Возникла явная тенденция ослабить и даже потушить вовсе вечное пламя божественного возмездия. В настоящее время ад, даже среди религиозных групп, которые все еще включают его формально в свою теологию, решительно вышел из моды. В то же время среди христиан и нехристиан стало все сильнее и сильнее развиваться активное, положительное желание бессмертия. Это современное стремление к будущей жизни прямо связано с современной тенденцией представлять загробное царство более достойным и менее отвратительным. Это явление объясняется, несомненно, и другими важными факторами, как, например, еще большим подчеркиванием значения индивидуального «я», сопровождавшим появление капитализма в современном мире.
