Здесь, пожалуй, оговоримся о методике анализа, реконструкции событий тех времен, осмысления действий персоналий. Так вот, методический подход настоящих записок — это ненаучная, обычная бытовая логика обычного среднестатистического человека. А чем отличается современник от человека, жившего 2000 лет назад? В поведении — ничем. Отметим в тех временах лишь еще первобытную кровожадность. Кровожадность с одной стороны власти и смиренную кровощедрость с другой, поскольку жизнь тогда считалась делом эфемерным (захоронения в Кумране показывают, что немногие дотягивали до 40 лет). Однако мы нынче недалеко ушли, если вспомнить обоюдосторонние первобытные народные зверства в недавнем югославском конфликте, в центре просвещенной Европы, или в той же Чечне.
Небольшое отступление. Знаменательно поведение противостоящих сторон в критических ситуациях, так сказать, в присутствии смерти. Даже в конфликтах соплеменников, не говоря уже о людях разной веры. Обратимся для примера к своей гражданской войне. Белый христианин, предержа в руках безграничную власть в виде парабеллума, в жесткой форме загоняет за черту смерти связанного красного христианина, находящегося по другую сторону этой власти. Изверг, зачастую нелюдь по изощренности. Поменяй их сиюминутно местами, и ситуация зеркально отобразится, повторится: в изверги немедленно превращается недавняя жертва. И повторялась ситуация с тем же накалом садизма, бывало. Интересно, что этот поведенческий процесс типичен на всех социумных уровнях. Мы знаем, как люто всевластная церковь расправлялась с атеистами и прочими еретиками в свое золотое время, но вот знаковое высказывание исторически известного английского атеиста тех времен, философа Т. Гоббса (1580–1670): «Если бы в каком-либо государстве, где дотоле совсем не признавали бога, кто-нибудь из граждан предложил создать религию, я бы велел его повесить». Так что можно представить и атеистическую инквизицию: поведение по разные стороны власти, а, наверное, точнее — смерти вполне предсказуемо. Кстати, что-то похожее (по типу инквизиции, но с ее масштабами не сравнить) было в России по отношению к церковникам, когда материалисты революционным способом перешли на другую, положительную сторону власти, а идеалисты Божьим промыслом оказались со стороны отрицательной (для наглядности представим шкалу номиналов власти как ряд действительных чисел). Конец отступления.
Определим также свое отношение к апокрифам. Апокриф (греч. «сокровенный») по определению — произведение исторического характера, притязавшее на авторитет, равный Священному Писанию, но не включенное в канон Библии. По данным о. Меня, вся сохранившаяся новозаветная письменность представлена греческими манускриптами в количестве, превышающем 2500 экземпляров. И эти евангельские манускрипты отдалены от подлинников и событий всего несколькими десятилетиями. Равноудалены, а значит и равнодостоверны. О. Мень, оправдывая церковное пренебрежение к апокрифам, приводит характерное утверждение двух известных французских специалистов: «Прошло время, когда в апокрифических произведениях пытались увидеть источник наших канонических текстов. Более того, трудно себе даже представить, как мог возникнуть и вырасти этот сорняк на поле боговдохновенной литературы (почему не наоборот? — В. Е.). Он был следствием народного любопытства, склонного к необычному и жадного до подробностей, и вечного стремления к сказке (что тут предосудительного? — В. Е.)». Противоположную же попытку русского критика Мережковского найти в апокрифах истину «едва ли можно назвать успешной» — считает о. Мень. Вполне понятная субъективная позиция. Объективно же апокрифы, в сравнении с принятыми церковью источниками, практически равнодостоверны, точнее, — равнонедостоверны. Для настоящих записок они — почти равноценный исторический материал. Теперь о мифологичности текстов. Мы обойдем таки соблазн мифизации образа Иисуса. Мифический ‘подкрас’ чудес Иисуса в евангелических текстах просматривается, но реальность, историчность фигуры Иисуса уже ни у кого из серьезных исследователей сомнения не вызывает. Неплохой перечень подтвердительных документов по этому поводу перечислен о. Менем. Интерес этого плана можно удовлетворить в полной мере и со всеми подробностями в трудах Штрауса. Здесь же это исследовательское направление для краткости опущено.
Еще один технический момент. Цитируемый здесь церковно-славянский перевод Нового завета располагает к славянскому же восприятию Христа, «славянизирует» его мысленный образ и облик: мы невольно вписываем его в свой, русский менталитет. Здесь трудно что-то посоветовать читателю Завета и данного очерка. Наверное, нужно как-то абстрагироваться, пытаться представить еврейские лица, характеры, даже одежды и смотреть на события сквозь туман, тьму веков.
Итак, анализ не сложнее досужего рассуждения с приемами логической интерполяции. Как говорят, просто о сложном. Здесь также защитимся от возможных выпадов специалистов-библеологов — выпадов типа, к примеру, отповеди К. Еськова, автора «Евангелия от Афрания». Еськов, узкий специалист-палеозоолог, в своем евангелии мимоходом, но хорошо прошелся по дилетантам, как пример — из числа астрофизиков, лезущих со своими раздражительными догадками в палеозоологию (в начале романа Еськов сразу отмежевался от проблем библеологии, оставив их специалистам). Так, мы заметим, что «узкий специалист» зачастую тем и слаб, что находится в цеховых рамках, в шорах специальности, да еще и отбивается. Славный инженер-конструктор, к примеру, в отличие от такого обособившегося спеца интересуется всем, универсалист. Известны, например, инженерные способы «мозговых атак» на проблему, когда к ее обсуждению приглашались узкие специалисты из других областей науки и, среди пестроты суждений, иногда отыскивался импульс к решению задачи. Не так страшна и палеозоология, как ее малюют палеозоологи, скорее она скучна. Нередки к тому же случаи, когда хобби специалистов перекрывают по достижениям плодотворность в основной профессии. И если убрать из вводной части исследования Еськова многозначительные и важноспециальные предпослания и термины типа: дедуктивный путь, индуктивное обобщение, пространство логических возможностей и, особенно, — неполная индукция, то оно превратится в обычное, интересное досужее рассуждение. И в библеологию он все-таки влез, как ни отмежевывался. Кстати, есть логические упущения в интерпретации, реконструкции евангельских событий в авторстве Еськова. Для краткости — лишь один пример. В евангельском описании действий «группы захвата» в Гефсиманском саду он находчиво усматривает излишние, демаскирующие указанную группу, пылающие среди полнолунной пасхальной ночи факелы. Подчеркивает, что это нонсенс, и далее в занимательном детективном плане сообщает этому факту свой смысл. При этом Еськов помнит со второй половины дня казни странную черную тучу по Булгакову и знает, конечно, о сильном затемнении неба, до сумерек, по евангелиям. И там, и там перебор, но увеличение облачности до сильной и даже грозовой со второй половины дня и к ночи можно основательно предположить. И с хорошей вероятностью можно предположить также облачную ночь накануне (погода в апреле достаточно инерционна), плюс тени деревьев, плюс темнота пещеры. Да и ставка у когорты была, скорее всего, не на внезапность, а на преследование. И тогда — никакого нонсенса.
Заключая раздел, добавим, что труд сей — не более чем апелляция к здравому смыслу читателя и лишь приглашение к единомыслию, и рассчитано изложение на читателя массового, не относящегося к профессионалам от веры или науки, то есть — на людей в норме просвещенных.
О дате рождения Иисуса можно не рассуждать. Вся интернациональная сумма исследований по этому поводу давно и благополучно разрешилась четким выводом: 4-й год до нашей эры. То есть, фактически Иисус родился за 4 года до своего канонического рождества, положившего начало новой эре летоисчисления. Однако исчислений было немало. К примеру, по летоисчислению иудеев на дворе в тот момент шел 3760 год от сотворения мира; по исчислению римлян и греков — 750 и 776 годы от основания Рима и после первой Олимпиады соответственно. И, наконец, наши отечественные подвижники, переписывая «скок исторьи» с математических (!) позиций, положили датой рождения Иисуса 1152 год нашей эры (!). Отсылаем заинтересовавшегося читателя к соответствующим увлекательным текстам (А. Т. Фоменко и Г. В. Носовского).
Теологические споры о происхождении Иисуса, месте его рождения принципиально нас не интересуют. Только с точки зрения генетической обусловленности его поведения. Характер — поведенческий комплекс, по терминологии теории эволюции, — конечно, зависит от родословной. Наследственность здесь прежде всего, а уж потом — научение, приобретения, модификация поведения.
