Это нечто – наша неисследованная среда обитания, которую мы принимаем как данность, прочную и истинную, и никогда не подвергаем сомнению. Вместо этого мы договариваемся с ней. Мы самоутверждаемся в ней и пытаемся изменить ее в нашу пользу. Но так же, как и в фильме, в любое время у тебя есть возможность непосредственно пережить транс и иллюзию. Ты можешь просто продолжать позволять фильму захватить твое внимание, называя реальностью нечто еще тобой не исследованное. Или ты можешь просто вынуть штекер и непосредственно изучить и пережить нечто, что единственно действительное в этом сценарии. Возможно, ты поймешь, что все время жил на автопилоте. Теперь же ты сможешь непосредственно испытать действительность, так как твои чувственные впечатления больше не захвачены тобой же порожденным трансом, а совершенно непредвзяты.
Ведь, по определению, «транс – это состояние сознания, исключающее свободное волеизъявление, и, как и гипнотическое состояние, вызывается внушением»[5]. Эта иллюзия идентичности, основанной на эго, таинственным образом вызывается посредством восприятия ощущений и считается реальной.
Что произойдет, если мы посмотрим на мир непредвзятым взглядом, как новорожденное дитя, от чьего невинного непредвзятого взгляда на мир мы можем так растрогаться? Мы можем видеть, что ребенок осознает себя единым целым с миром и с любопытством познает все вокруг. Он не делает различий между внешним и внутренним, ему незнакомо «Я», отделенное от окружающей действительности. Он исполнен непосредственным восприятием, жизнью, радостью и тесной связью с миром. Он познает сам себя как Целое, физически, духовно и эмоционально.
Только в полуторагодовалом возрасте он учится проводить черту между собой и окружающим миром. Он учится с помощью того, что мы называем воспитанием, свое непосредственное переживание жизни, связанности со всем и радости отождествлять с тем именем, которое получает от родителей. Родители указывают на тело и повторяют имя до тех пор, пока ребенок в конце концов не отождествляет свое первоначальное единство с жизнью – с этим именем и не начинает обозначать себя «Я». Таким образом, переживанию единства отводятся совершенно четкие границы. «Я» находится внутри, все остальное находится вовне – и это «Ты», иное – и с этого момента должно восприниматься как нечто отдельное. Слово, само имя, является ограничительной чертой, хотим мы этого или нет. Мы научились отождествлять непосредственное переживание с нашим именем и немедленно чувствуем физическое разграничение. На пребывание в этом теле мы бурно реагируем отчаянием. Мы как бы покинули рай единства и ощущения полноты жизни.
Шутка в том, что непосредственное переживание «Я» и «Ты» все еще питается нашим первоначальным переживанием единства и ощущения жизни. Ничего не изменилось, просто мы теперь устанавливаем ему границы и по-другому называем.
В процессе воспитания к этому отождествлению переживания и имени добавляются все новые атрибуты. «Я» теперь становится мальчиком или девочкой в противоположность другим, которых мы называем «Ты», все равно – мальчика или девочку. Эти девочки или мальчики – хорошие или плохие, милые или нахальные, слабые или сильные. Эти мальчики и девочки становятся мужчинами и женщинами, отцами и матерями, предпринимателями и предпринимательницами – копится все больше и больше атрибутов.
А то, что наделяет все эти атрибуты реальным смыслом, – все то же непосредственное переживание жизни, ее восприятия и радости. Мы все больше идентифицируем себя с ними, пока окончательно не становимся теми, кем себе кажемся, опираясь на эти атрибуты. Печальным образом эти атрибуты – всегда лишь только какие-то аспекты и части целого. Они всегда разделены, неполны и несвободны. Если мы дадим им еще и временное измерение и погрузимся в иллюзию непрерывности, то тут же будто сама собой возникнет история – меня и моей жизни.
Чувство заключения в одном физическом теле с некой своей личной историей (страданий) и идентификации со всеми атрибутами этой истории, повергает нас в глубокое отчаяние. Оно существует в корне любого эго, и испытывать его, разумеется, неприятно. Поэтому мы стараемся избегать его, вместо того чтобы непосредственно его пережить. Мы стараемся избавиться от него – просто удрать прочь! Но это порождает страх потеряться. Лучше мы будем чувствовать страх, чем отчаяние. Это, правда, тоже неприятно, и поэтому мы предпочитаем быть грустными, чем испуганными. Чтобы и этого не ощущать, мы просто начинаем испытывать злость из-за того, что кто-то сотворил с нами такое. С тобой в твоей жизни случалось избегать грусти, злости или других негативных эмоций?
Все это стратегии избегания страданий, чтобы не чувствовать то, что вызвала наша иллюзорная самоидентификация. Мы предпочитаем проецировать эмоции в окружающий мир. Таким действием мы не только оправдываем их, но и не вынуждены больше их испытывать. Лучше мы будем злиться на обстоятельства нашей жизни, чем переживать агрессию по отношению к себе. Жаль, ведь именно она может указать обратную дорогу к непосредственному переживанию и единству, по которым мы так тоскуем.
Часто в повседневной жизни мы не понимаем, насколько такой механизм избегания определяет нашу жизнь и наше переживание и насколько этот механизм управляет нами. Наше нежелание непосредственно переживать эмоции – как засов на дверях темницы, выбранной нами добровольно.
Если ты только однажды присмотришься к тому, что средства массовой информации на самом деле делают с нами, манипулируя нашим страхом и агрессией, подстегивая их словами «экологическая катастрофа», «террористический акт», «финансовый кризис», «биржевой крах»! С этого момента твой страх получит новое название и уйдет из тебя. Сейчас ты сможешь протестовать против того, что они передают, или злиться на это. В итоге это окажется твоим страхом. Только ты можешь непосредственно переживать его, не вовне, а здесь и сейчас, приобретая непосредственный опыт. Тогда ты переживешь то, что открывается в результате твоего бездействия, что ты обнаруживаешь в том, что называешь действительностью.
Все равно, какими атрибутами и обстоятельствами характеризуется наша жизнь, в конце они образуют то, что мы называем нашей личностью, нашей собственной историей, нашим жизненным трансом. В результате отождествления своего чувства с этой историей сложился человек, держащий сейчас в руках эту книгу.
Что если непосредственное переживание – это засов на дверях темницы, выбранной нами добровольно? И мы сами можем в любое время его отпереть?
Это своего рода входной билет в то, что мы называем нормальной жизнью. И одновременно – описанное в нашей мифологии «Изгнание из Рая». Мы предпринимаем отчаянные попытки вернуться в этот отчий дом, а потом эти попытки называем нормальной жизнью, которая состоит из страданий, хлопот и желаний. При этом мы совершенно не замечаем, что никогда оттуда не уходили, а просто сами прятались в нами же созданном трансе.
Даже в этот момент то, что является твоим «Я», есть не более чем призрак непосредственного переживания, оно никогда не менялось, и в любое время его можно исследовать непосредственно – независимо от того, как выглядят жизненные обстоятельства. Они всего лишь вуаль, фильм, который ты создаешь своими мыслями и прокручиваешь перед своим восприятием. Каждый раз ты освещаешь его по-разному. Ты сам являешься светом, приводящим в жизнь этот мираж, отпечатанный на целлулоиде.
Если мы вернемся к данному в начале определению действительности: «Действительность – это то, где обнаруживает себя человек и что открывается ему в результате действия», то можем совершенно четко понять, что мы сами есть действительность, в которой обнаруживается «Я» и открывается в каждом мгновении!
Кажется, путать действительное и недействительное, истинное с ложным – это болезнь человечества. Когда мы поймем, что никогда не покидали Рая, что мы вообще не можем оттуда уйти, тогда мы внезапно осознаем эту огромную нелепую шутку. Мы сами те, кто погружает нас в транс и галлюцинирует это «Я», отделенное от единства.
На протяжении дальнейшего повествования этой книги я буду поддерживать тебя на пути осознания того факта, что ты никогда не покидал Рай. При этом сквозь туман нашего транса мы посмотрим и испытаем то, от чего мы никогда не сможем уйти. Да и разве есть куда идти?
Научные положения о реальности и идее «Я»
…И мы понимаем, что мы нашим собственным разумом создали наш маленький мир и что представление объективного внешнего мира покоится на условности, а не на реальном восприятии.
Ян Кесшот
