разграничения науки и религии, по которой вера и разум имеют различные предметы приложениями методы их освоения и потому не противоречат друг другу [16]. Однако такие сопоставления, как уже отмечалось, весьма условны.
Что же касается протестантской теории «независимых плоскостей», то она как раз в противовес «двойственной истине» исходит из несравнимости истин религии и науки, их абсолютной несопоставимости и якобы вытекающей отсюда невозможности противоречий между ними.
Посмотрим теперь, как выполняются богословами широковещательные обещания не вмешиваться в дела науки и признавать любые ее достижения. Обратимся к таким кардинальным проблемам, как сущность мироздания, возникновение жизни на Земле, происхождение человека, сознания, которые находятся в компетенции естествознания.
Естественные науки в ходе длительного развития, накопления огромного количества неопровержимых фактов, создания многократно проверенных научных теорий и гипотез дали ответы на эти вопросы. Было доказано, что мир, представляющий собой различные формы материи, развивающейся в пространстве и времени, существует вечно, что жизнь и человек возникли в ходе длительной естественной эволюции материи, а сознание является свойством высокоорганизованной в биологическом и социальном смысле материи. Эти выводы не являются для науки закостенелыми догмами, они постоянно дополняются, уточняются, обогащаются и углубляются в процессе развития естествознания.
Казалось бы, протестантские теологи должны пугаться «этих вопросов. Однако в действительности дело обстоит совсем наоборот. Богословы не только высказываются по всем этим вопросам, но и в подкрепление своих утверждений ссылаются на естественнонаучные данные. Так, Г. Якоб, заявляя, что „мир создан из ничего“, пытается аргументировать это положениями науки, якобы признавшей ныне конечность мира во времени и пространстве.
Протестантский теолог Кёлер, вторгаясь в область компетенции эволюционного учения, декларирует, „что человек есть нечто большее, чем живое существо, что он стал человеком только потому, что бог дал ему душу, а это значит, что он создан богом как подобие бога живого и тем самым как свободное и ответственное за свои поступки существо“ [17].
Мы видим, что богословы не выполняют своих обещаний, когда сталкиваются с поставленными выше вопросами. Правда, это вопросы, которые касаются не частных тем той или иной отрасли естествознания, а общих, итоговых проблем, выводов всех наук о живой и неживой природе, имеющих большое, значение при формировании мировоззрения.
Итак, протестантская теория соотношения науки и религии как „параллельных плоскостей“ оказывается весьма уязвимой, и не следуют ей сами же теологи. И это не случайно. Данная религиозная концепция вся построена на самом грубом вмешательстве в дела науки, базируется на несостоятельных исходных методологических посылках.
Суть этого вмешательства состоит в ограничении сферы приложения науки, ее познавательных возможностей и отрицании материалистических мировоззренческих выводов. Теологи постоянно подчеркивают, что для установления „нормальных“ отношений между наукой и религией нужно лишь провести правильно между ними „пограничные линии“, и если наука не будет переступать отведенные ей границы, то никаких конфликтов не будет.
Это положение о „пограничных линиях“, склоняемое фидеистами на все лады, звучит весьма странно в их устах. Выходит, богословы на базе религиозных принципов устанавливают границы науки, т. е. вмешиваются в ее дела, определяют ее предмет, что совершенно недопустимо с точки зрения концепции „независимых плоскостей“.
Проведение теологами границ науки означает, по существу, ограничение сферы применения последней, признание неполноценности, несовершенства ее методов. Это противоречит действительному положению дел. Вся история научного знания, бурное его развитие в наше время, все более глубокое проникновение в законы природы неоспоримо свидетельствуют об универсальности научного знания как метода освоения и преобразования действительности.
Поэтому мы и говорим, что возможности науки безграничны, что нет в мире таких областей, которые были бы для нее принципиально недоступны. Нет непознаваемых вещей, есть только вещи еще не познанные.
Протестантские богословы, постулируя несопоставимость, абсолютное разграничение сфер религии и науки, понимают, что они должны высказываться по таким вопросам, как происхождение жизни, человека, сознания, которые разрабатывает естествознание. Чтобы обойти эту непреодолимую трудность, теологи пытаются изъять фундаментальные мировоззренческие вопросы из компетенции естествознания и отнести их к сфере религии.
Так, Аурел фон Юхен доказывает, что вопрос о происхождении Вселенной (у него он приобретает форму догмы божественного творения) не подлежит научному исследованию и доступен лишь религиозному опыту. Другой протестантский богослов Г. Якоб рассматривает библейское положение о сотворении богом неба и Земли как абсолютную религиозную истину, по которой естествознанию запрещено высказываться; оно, по мнению теолога, в состоянии лишь исследовать внешние формы этого процесса.
Богословы, как мы видим, желают и капитал приобрести, и невинность соблюсти: сохранить позиции религиозной веры, и одновременно признать достижения науки. Известный протестантский теолог И. Фетчер прямо утверждает, что „подлинная наука оставляет место для подлинной религии…“ [18].
Какую же науку считают теологи „подлинной“? Приведенные выше высказывания позволяют дать ответ на этот вопрос. Они готовы признать науку, но… без материалистических мировоззренческих выводов, которые неизбежно вытекают из ее достижений, науку, не противостоящую религиозным догмам. Теологическое разделение сфер между наукой и религией, „пограничные линии“ призваны лишить естествознание права на материалистические мировоззренческие выводы и отделить естествознание от материализма.
Что же касается материалистических мировоззренческих выводов из данных наук о живой и неживой природе, то богословы объявляют их чем-то случайным, не вытекающим из содержания естествознания, навязанным извне материалистической философией. Протестантский теолог Т. Гребнер объявил даже предрассудком установление какой-либо связи между наукой и материализмом.
Эти принципы „сожительства“ науки и религии были разоблачены В.И. Лениным в книге „Материализм и эмпириокритицизм“: „Мы вам отдадим науку, гг. естествоиспытатели, отдайте нам гносеологию, философию, — таково условие сожительства теологов и профессоров в „передовых“ капиталистических странах“ [19].
Следует отметить, что в своем стремлении освободить науку от связи с научным мировоззрением богословы полностью солидаризируются с современными концепциями, создаваемыми светскими буржуазными идеологами. Это совпадение не случайно, оно еще раз показывает неразрывную связь религиозной идеологии с буржуазным обществом, господствующие классы которого испытывают страх перед научным мировоззрением, ясно определяющим перспективу социальных сил современности.
Показывая противоречивость, несостоятельность протестантской концепции „параллельных плоскостей“, мы не должны представлять ее только как произвольный продукт богословского творчества. В ее искаженной, превратной форме фиксируются вполне реальные факты, касающиеся науки и религии как форм общественного сознания.
Религия и естествознание имеют принципиальные различия в своих социальных функциях, предмете, способе формирования содержания. Наука ориентирует людей в сфере предметных элементов социальной практики, обеспечивая успешность трудовой деятельности. Религия выступает в буржуазном обществе, где социальные отношения приобретают извращенный, иррациональный характер как особая форма угнетенного сознания, способ регуляции превратного социального опыта» [20].
Концепция «независимых плоскостей» передает различия науки и религии, выражая через теологические формулы ту их искаженную форму, которую они реально приобретают в превратном мире буржуазных отношений: наука выступает здесь как
