оставшиеся на щеках слёзы совершенно уже мокрым носовым платком. Спрятав его в сумочку, поставила копилку на тротуарную плитку и взглядом стала искать камень, чтобы разбить её. По-другому достать из неё денежку было невозможно – не было ни крышечки, ни замочка.
Не обнаружив поблизости ничего подходящего, я подняла копилку над головой и с силой бросила на тротуарную плитку. Фарфоровый зайчик разбился, и монетки со звоном покатились в разные стороны. Я стала поспешно собирать раскатившееся по тротуару деньги. «Богатство не так уж и велико, но на рыбу точно хватит», – подумала я. Собрав монеты и бумажные деньги, которых было совсем немного, вошла в магазин.
Внутри, кроме дремавшей кассирши и такого же сонного охранника, никого не было. Я прошла в рыбный отдел. От разнообразия в витрине разбежались глаза, но, посмотрев на цены, я сообразила, что надо пересчитать деньги – иначе откуда же знать, на что хватит. Пересчитала и… заплакала. И как тут не зареветь, если тех денег с трудом хватило бы только на солёную кильку? Что скажет батюшка, если накормить его ухой из солёной кильки? Да и варят ли из неё уху? Я повернулась и пошла прочь, проливая горькие слёзы.
Выйдя из магазина, остановилась. Мало того, что не купила рыбы, предстоял ещё путь домой. Я видела между фонарями эти зловещие темные участки, на которых, казалось, её поджидают неведомые звери. И пусть они позволили мне дойти до магазина, но теперь-то уж точно с нетерпением поджидают обратно! Обязательно нападут, казалось мне. Слёзы было не остановить, страх не унять. Я замерла в нерешительности и тут снова услышала за своей спиной уже знакомую песню из сна: «Моя Лизавета. Ты не спишь до рассвета. Ждёшь от друга привета. Слёзы горькие льёшь». Только теперь пел другой голос, какой-то старческий и скрипучий. Я с удивлением обернулась и увидела очень странную бабушку.
Старушка, ростом чуть выше меня, была одета в ярко-жёлтые лосины, которые обтягивали её тонкие, как спички, ноги, а тело походило на маленький бочонок, поверх которого натянули ярко зелёную с блёстками блузку. Лицо покрывало множество глубоких и мелких морщин, среди которых прятались глубоко посаженные сверкающие глазки. Причёску (такую мы с подружками называли «я у мамы дурочка») венчала крупная ярко-красная роза. Изо рта старушки торчала дымящаяся папироса.
– Откуда вы знаете эту песню? – сквозь слёзы изумлённо спросила я.
– Я всё знаю, – усмехнулась в ответ старушка и выпустила колечко дыма.
– Так не бывает, – с недоверием помотала я головой.
– Бывает, деточка. Всё в этой жизни бывает. Скажи-ка мне лучше, по какому поводу слёзы? – спросила старушка, с интересом посмотрев на меня.
– Слёзы? – переспросила я. Я совершенно не собиралась ни с кем беседовать посреди ночи, тем более с этой чудаковатой старушкой, но отчаяние и страх перед обратной дорогой пересилили, поэтому я рассказала мою печальную, как мне казалось, историю.
– И это вся твоя беда? – усмехнулась старушка.
– Да, – утирая слёзы, кивнула я.
– Я могу тебе помочь, девочка, но у меня есть несколько условий. Если ты их выполнишь, то и я помогу тебе, – сказала бабушка, устремив свой взгляд куда-то в тёмное ночное небо.
– Какие? – прекратив плакать, с надеждой спросила я.
Старуха смерила меня долгим взглядом.
– Во-первых, ты должна мне честно ответить на следующие вопросы. Ты крещёная? – спросила старушка, уперев свои руки в бока, отчего её доселе не очень заметный живот выпер наружу.
– Да, конечно, – выпалила я и показала старушке маленький серебряный крестик.
Ответ, казалось, удовлетворил старушку.
– А ты большая грешница? – с подозрением вопросила она.
Это вопрос совершенно смутил меня. Я задумалась и через некоторое время ответила:
– Наверное, да. Но я каждое воскресенье хожу в церковь, исповедаюсь, и мне отпускают грехи.
– А когда ты последний раз была в церкви? – ухватилась новая знакомая за этот ответ.
– Вчера. – без раздумий ответила я.
– Вчера? – с радостью воскликнула старушка, – Значит, ты ещё не успела много нагрешить?
– Наверное, нет, – неуверенно ответила я.
– Прекрасно! – воодушевилась странная бабуля. – Это-то мне и надо! А слёзы у тебя горькие или нет?
– Я не знаю, – совершенно растерялась я.
Старая женщина довольно рассмеялась. Смех её был похож на карканье вороны. Она смеялась, и роза в её волосах подрагивала в такт смеху.
– Сейчас проверим. Тебя, кстати говоря, как зовут? – спросила старушка, почти вплотную приблизившись к девочке.
– Лиза, – испуганно ответила я, одновременно отодвигаясь от старушки.
– Прекрасное имя, Лиза. Будем знакомы. А меня – Стратосфера Пещеровна. Красивое имя, правда?
– Необычное, – нехотя согласилась я, не желая обидеть старушку. – Почему вас так назвали родители, Стратосфера Пещеровна?
Старушка расцвела широкой улыбкой:
– Ну, причём здесь родители? Совсем не родители. Я сама придумала это имя. Долго выбирала. Очень. Такой, знаешь ли, симбиоз безграничности и тайны. Понимаешь? – она многозначительно подняла бровь.
– Нет, – призналась я. – Что такое сим…сим… – затруднялась я произнести незнакомое слово.
– Не знаешь, что такое симбиоз? – удивилась Стратосфера Пещеровна и даже приподняла бровь. – Ты в каком классе учишься?
– Закончила второй.
– Закончила второй класс и не знаешь, что такое симбиоз? – ещё более распалялась старушка. – И тебе не стыдно? Да я, чтоб тебе было известно, вообще никогда не училась. И, несмотря на это, я знаю, что такое симбиоз. Знаю, но ничего тебе не скажу, – довольная собой, она поджала губы.
– Почему? – удивилась я.
– Тебе известно, что такое самообразование? – будто экзаменовала меня Стратосфера Пещеровна.
– Да, – чистосердечно ответила я. – Самообразование – это когда надо много узнавать самому, кроме того, что тебе задали в школе. Надо быть любознательной и больше читать книг, а не играть в интернете.
– В самую точку, – подтвердила старушка, добавив тихонько с сожалением, так, чтобы не услышала я. – Если бы я ещё читать умела.
Но поскольку у меня острый и к тому же абсолютный музыкальный слух, я разобрала последние слова и с нескрываемой жалостью спросила у неё:
– Наверное, когда вы были маленькой, это было так давно, что тогда ещё никто не умел читать, поэтому вы и не научились?
– Вот именно. Тогда не только читать не умели, а такое на свете творилось, что… – осеклась старушка. – Лучше тебе об этом ничего не знать.
– Почему? – спросила я.
– Потому, что кончается на «у»! – отрезала Стратосфера Пещеровна. – Кто у нас должен отвечать на вопросы? Ты! Вот и отвечай, – тут старушка озадаченно почесала затылок. – А на чём мы, собственно говоря, остановились?
– На симбиозе, самообразовании и чтении, – напомнила я.
– Каком ещё симбиозе? – удивление в голосе новой знакомой было неподдельным.
– Я не знала, что такое симбиоз, а вы отказались мне объяснить значение этого слова, – ещё раз напомнила я и еле слышно добавила:
– Сама, наверное, не знает, вот и придумала про самообразование.
– Я?! – возмутилась Стратосфера Пещеровна, которая, несмотря на свои годы, обладала ничуть не худшим слухом, чем сама Лиза. – Это я-то не знаю? – ещё раз воскликнула она и, совсем как девочка
