Иисус Христос учил, что в обществе людей, которое стало Его Церковью, завоевание земли будет достигнуто не орудием, но перенесением обид, терпением и воздаянием за зло добром, что законы будут предписаны и власть будет проявляться не силой, но убеждением и духовным образом, что те, которые будут осуществлять кротость, обретут в своей деятельности награду за свою доброту.
Блаженство кротких начинается еще здесь, на земле. Оно заключается в том, что они вышли победителями в борьбе со страстями, стали на истинный путь спасения. Но полное блаженство наступит в обновленном Богом Царстве Небесном.
Блаженны алчущиеи жаждущие правды, ибоони насытятся (Мф. 5, 6; Лк. 6, 21). «Правды» – значит «праведности». В Евангелии от Луки Господь объявляет счастливыми тех, кто голоден теперь, апостол Матфей же, вероятно, добавил слово «праведность» с целью уточнения смысла. Прежде всего надо установить, в каком значении он употребил это слово, ведь оно многозначно и у разных авторов Нового Завета употребляется по-разному. У евангелиста Матфея оно встречается в значении «исполнение заповедей Закона» и «исполнение воли Бога». Многие комментаторы полагают, что здесь это слово употреблено в классическом значении «справедливость». Ведь бедняки – это люди, испытывающие недостаток не только в пище, но и, как правило, лишенные справедливости. Богачи отняли у них землю и тем лишили средств к существованию, они верховодят в судах, так что бедняки не способны помочь себе и могут только взывать к Богу с мольбой о восстановлении справедливости. Они просят Его о том, чтобы Бог установил или, вернее, восстановил на земле нормы и законы Своего Царственного правления, при котором они «не будут терпеть голода и жажды».
Хотя Священное Писание обещает, что Бог в буквальном смысле насытит голодных и нуждающихся, голод и жажда часто выступают в роли метафор, которыми описывается жажда познания Бога, стремление к Нему.
Это блаженство может быть переведено так: «Как счастливы испытывающие голод и жажду в отношении праведности», т. е. оно обращено к людям, которые жаждут исполнения воли Господней больше, чем еды и питья. Без пищи и воды человек не может существовать, но «не только хлебом должен жить человек».
В четвертом Евангелии Иисус часто сравнивал себя с хлебом, дающим жизнь, и с живой водой. В таком случае слово «праведность» может означать праведность самого Бога или, иными словами, Его суверенное правление, т. е. Царство Небесное. Ни в коем случае это не может означать, что такой праведный порядок может быть достигнут усилиями самих людей, личной праведностью или революциями и социальными реформами.
И еще одно важное замечание. Слова четвертого блаженства обращены не к людям, уже достигшим праведности, но к тем, кто стремится к ней, кто добивается ее. Это люди с открытым и живым сердцем, не закостеневшие в холоде и равнодушии. Воля Божия никогда не может быть исполнена раз и навсегда; христианство есть длинный путь, и тот, кто призван первым, может оказаться последним, и наоборот.
Слова «алкать» и «жаждать» выражают неудержимое стремление к чему-либо. В этом смысле четвертое блаженство представляет собой вопрос и в то же время вызов: насколько нам нужна правда? Жаждем ли мы ее так же, как жаждет пищи и питья умирающий от голода и жажды? Насколько сильно мы желаем присутствия добра и правды в нас самих и во всем мире?
У многих есть инстинктивное желание добродетели, но это скорее туманное и неясное желание, нередко воспитанное на романтической литературе, без твердого основания, для чего именно необходимо стремление к правде. Такое желание не острое и сильное, и в то время, когда настанет решительный момент, такой человек останется не способным сделать усилие и принести жертвы, которых требует подлинная добродетель. Души многих больны отсутствием стремления к добру. Мир был бы совсем иным, если бы добродетель была нашим самым сильным желанием и стремлением.
В основе этой заповеди лежит идея, говорящая нам, что блажен не только человек, ставший добродетельным, но и тот, кто жаждет добродетели всем своим сердцем. Если бы блаженство ждало только тех, кто достиг добродетели, то такого блаженства не достиг бы никто. Но блаженство обретают те, кто, несмотря на все неудачи и падения, имеют в сердце любовь и стремление к совершенной правде. В Своем милосердии Господь судит нас не только по нашим делам и достижениям, но также и по нашим желаниям и мечтам, ибо мечты – это сокровище нашего сердца, к которому оно стремится. Даже если человек никогда не достигнет вершины добродетели, к которой стремился, даже если он до конца дней своих будет испытывать чувство голода или жажды по добродетели, но стремление его будет искренним, чистосердечным, самоотверженным, он сподобится блаженства, по слову Господа.
В этом блаженстве есть еще один интересный пункт, который отчетливо виден только в греческом тексте. Смысл заключается в следующем. Грек говорит: «Я алчу хлеба». Значит, он хочет немного хлеба, какую-то его часть, а не весь каравай. Грек говорит: «Я жажду воды». Следовательно, он хочет выпить немного воды, но не всю воду, находящуюся в кувшине.
На самом деле люди редко хотят восстановления всецелой правды и довольствуются ее небольшой частью. Человек, например, может быть добрым в глазах других людей в том смысле, что, сколько бы и как бы ни искали, в нем все же внешне нельзя найти моральных недостатков. Его честность, нравственность и почтенность не подвергаются сомнению. Но вполне может быть, что в его душе нет места для того, кто ищет в нем утешения, кто мог бы прийти к нему и выплакать на его груди свою боль. Он содрогнулся, если бы кто-нибудь захотел сделать это. Существует добродетель, которая сочетается с жестокостью, со склонностью осуждать, с отсутствием сочувствия и любви. Это только внешняя добродетель, а в строгом смысле вовсе не добродетель.
Иной человек может быть и полон всевозможных недостатков и пороков. Он может пить, играть в азартные игры и выходить из себя, и в то же время когда кто-нибудь окажется в беде или будет нуждаться в его заботе, он отдаст последнюю копейку из своего кармана и последнюю рубашку. Но и это также не будет в подлинном смысле добродетелью. Поскольку полнота помощи, какую только может дать человек другому человеку, может излиться через очищенное сердце.
Чувство духовной жажды в человеке есть признак духовного его здоровья, так же как чувство голода при отсутствии пищи есть признак физического здоровья. Поэтому кто не знает святых желаний праведной жизни перед Богом, тот, скорее всего, тяжело болен по своему внутреннему человеку, если только уже не духовно мертв. Болезнь эта именуется самооправдание, смерть – это безучастное равнодушие к жизни по правде Божией или нравственное ожесточение.
Алчущие и жаждущие получат насыщение в оправдании через веру в Иисуса Христа. Кто исполняет эту заповедь, тот получает пищу духовную, необходимую для жизни души, а истинной пищей является Христос. Недаром Царство Небесное часто метафорически описывается как пир, где люди будут есть и пить за Божьим столом.
Наш голод будет полностью насыщен в жизни будущего века. Как и все качества, включенные в заповеди блаженства, голод и жажда являются постоянными характеристиками учеников Иисуса Христа, такими же постоянными, как нищета духа, кротость и плач. Лишь когда мы достигнем небес, не будем «ни алкать, ни жаждать», ибо лишь тогда Христос, Пастырь наш, будет нас «водить… на живые источники вод».
Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут (Мф. 5, 7). В еврейской традиции милосердие всегда ставилось чрезвычайно высоко. Во-первых, милосердным называли Бога, который избрал себе народ Израиля не в силу его заслуг или достоинств, но по Своей великой милости. Именно поэтому люди должны подражать этому свойству Бога в своих отношениях с ближними. Это выражалось прежде всего в том, что Бог ожидал от них деятельной любви и помощи нуждающимся братьям. Обязанность делиться с неимущим, т. е. раздавать милостыню, распространялась на всех. Милость – это центральная тема проповеди Иисуса Христа. Он призывал к любви и милосердию по отношению ко всем: к женщинам, детям, грешникам, изгоям общества, даже к врагам. В Его глазах самый страшный грех – это отказ человека, прощенного Богом, простить своего ближнего. Особенно важно, что это блаженство следует сразу за блаженством, в котором говорились о жаждущих справедливости. Все мы хотели бы, чтобы Бог судил нас не по справедливости, а по милости.
Среди слушателей Христа наверняка было много язычников, которые в своих нравственных стремлениях собственной мыслью не могли возвыситься к милостивому отношению и к состраданию своим братьям, а тем более к врагам. Поэтому мы вправе назвать эту заповедь по преимуществу христианской.
Древний мир, как известно из истории, всегда славил людей знатных. Эта знаменитость могла заключаться в героизме, в знании, в красоте, в силе, в богатстве. Бедные люди, кроме их эксплуатации со стороны привилегированных классов, не могли ничего лучшего и ожидать. Одним сдерживающим стимулом был закон правды: «Не делай другому того, чего себе сам не желаешь». Возвышенных идеалов христианства, предписывающих братскую, жертвенную любовь своего «я» ради ближнего, дохристианский мир не знал.
