Другими словами, христианская община с самого начала воспринимала себя, в отличие от иудеев и от язычников, солью земли, светом мира, градом Божьим, поставленным на возвышении, бессмертной душой в умирающем теле; и подобное уважение к себе было не заблуждением гордости, но правдой и реальностью, действующей в жизни и в смерти и открывающей через ненависть и гонения путь к внешней победе над миром.
После Реформации католические и евангелические историки вели споры о доникейском периоде, причем те и другие находили в нем основания для своих символов веры. Но отождествлять христианство этого периода мучеников либо с католицизмом, либо с протестантизмом было бы сектантским злоупотреблением историей. Это, скорее, общий корень, от которого произошли сначала ортодоксальная церковь (Восточная православная и Римская католическая), потом протестантизм. Это естественный переход от апостольского века к никейскому веку, в котором сохранились многие важные истины от первого (прежде всего учение Павла), получившие развитие и разработанные в последующие века. Мы можем проследить в нем зачатки католического[5] символа веры, организации и поклонения, а также зародыши практически всех последующих искажений греческого и римского христианства.
В отношениях со светской властью доникейская церковь была просто продолжением апостольского периода, и у нее нет ничего общего ни с иерархической, ни с эрастианской системой. Она не была противопоставлена светскому правительству как таковому, но светский языческий характер правления был чужд христианству. Церковь целиком основывалась на принципе добровольности, как само себя поддерживающее и самоуправляемое тело. В этом отношении ее можно сравнить с церковью Соединенных Штатов, но с той существенной разницей, что в Америке светское правительство не преследует христианство, а признает его и защищает по закону, обеспечивая христианам полную свободу публичного поклонения и любой деятельности в стране и за ее пределами.
Богословие II — III веков представляло собой в первую очередь апологетику против язычества Греции и Рима, а также полемику против разных форм гностической ереси. В этом противостоянии выдвигаются с великой выразительностью и оригинальностью основные аргументы в пользу божественного происхождения и характера христианской религии и намечаются очертания истинного учения о Христе и Святой Троице, более полно разработанного позже, в никейскую и посленикейскую эпоху.
Церковная организация этого периода может быть определена как примитивный, ранний епископат, отличный как от предшествовавшего апостольского устройства, так и от иерархии митрополитов и патриархов, которая его сменила. В богослужении также совершается переход от апостольской простоты к литургическому и церемониальному великолепию развитого католицизма.
Первая половина II века сравнительно мало изучена, хотя последние открытия и исследования проливают на события этого периода новый свет. После смерти Иоанна осталось лишь немного свидетелей, способных рассказать о чудесах апостольской эпохи; их произведения немногочисленны, кратки по объему, и происхождение их отчасти сомнительно: ряд посланий и исторических фрагментов, рассказы о мучениках, труды двух — трех апологетов; к этому следует добавить неумелые эпитафии, поблекшие рисунки и разбитые скульптуры подземных церквей в катакомбах. Людям той эпохи лучше удавалось отстаивать христианскую веру в своей жизни и смерти, нежели в литературных произведениях. После неустроенностей апостольского периода наступила передышка, время непритязательной, но плодотворной подготовки к следующей эпохе развития. Тем не менее почва язычества была уже вспахана, и новое семя, посаженное руками апостолов, постепенно укоренялось.
Затем, во второй половине того же столетия, разгорелся великий литературный конфликт между апологетами и защитниками вероучения, и уже примерно к середине III века богословские школы Александрии (и Северной Африки вообще) заложили основания для богословия греческой и латинской церквей. В начале IV века церковь на западе и востоке уже настолько утвердилась в учении и дисциплине, что легко перенесла удары последнего и самого ужасного гонения, смогла воспользоваться плодами длительных страданий и оказывать влияние на власть древней Римской империи.
Глава I. Распространение христианства
Источники
Статистики или точных сведений нет, есть только отдельные намеки у следующих авторов: Плиний (107): Ер. х. 96 sq. (Послание к Траяну). Игнатий (около ПО): Ad Magnes., с. 10. Ер. ad Diogn. (около 120) с. 6.
Иустин Мученик (около 140): Dial. 117; Apol. I. 53.
Ириней (около 170): Adv. Haer. I. 10; III. 3, 4; v. 20, etc.
Тертуллиан (около 200): Apol. I. 21, 37, 41, 42; Ad Nat. I. 7; Ad Scap., c. 2, 5; Adv. Jud. 7, 12, 13.
Ориген (умер в 254): Contr. Cels. I. 7, 27; II. 13, 46; III. 10, 30; De Princ. 1. IV, с. 1, §2; Com.
in Matth., p. 857, ed. Delarue.
Евсевий (умер в 340): Hist. Eccl. III. 1; v. 1; vii, 1; viii. 1, также книги ix. и x. Руфин: Hist. Eccles. ix. 6.
Августин (умер в 430): De Civitate Dei. Английский перевод: M. Dods, Edinburgh 1871; new ed. (Schaffs «Nicene and Post–Nicene Library»), N. York 1887.
Труды
Mich. Le Quien (ученый доминиканец, умер в 1783): Orlens Christianus. Par. 1740. 3 vols. fol. Полная церковная география Востока, поделенного на четыре патриархата — Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский.
Mosheim: Historical Commentaries, etc. (ed. Murdock) I. 259–290.
Gibbon: The Decline and Fall of the Roman Empire. Chap. xv.
A. Reugnot: Histoire de la destruction du paganisms en Occident. Paris 1835, 2 vols. Удостоен награды Académie des inscriptions et belles–letters.
Etienne Chastel: Histoire de la destruction du paganisme dans L'empire d'Orient. Paris 1850. Эссе, награжденное Академией.
Neander: History of the Christian Relig. and Church (tr. Torrey), I. 68–79.
Wiltsch: Handbuch der kirchl. Geographie и. Statistik. Berlin 1846.1, p. 32 sqq.
Chs. Merivale: Conversion of the Roman Empire (Boyle Lectures for 1864), republ. N. York 1865. См. также его History of the Romans under the Empire, Lond. & N. York, 7 vols, (от Юлия Цезаря до Марка Аврелия).
Edward A. Freeman: The Historical Geography of Europe. Lond. & N. York 1881. 2 vols. (vol. I, chs. II. & III, p. 18–71.)
Сравни с Friedländer, Sittengesch. Roms. III. 517 sqq.; and Renan: Marc–Aurele. Paris 1882, ch. xxv, pp. 447–464 {Statistique et extension géographique du Christianisme).
V. Schultze: Geschichte des Untergangs des griech römischen. Heidenthums. Jena 1887.
В течение первых трех веков христианство развивалось в самых неблагоприятных обстоятельствах, за счет чего получило возможность продемонстрировать свою моральную силу и одержать победу над миром исключительно духовным оружием. До правления Константина оно не имело права законно существовать в Римской империи, но сначала его игнорировали как секту иудаизма, потом хулили, запрещали и преследовали как предательское нововведение, и принятие христианства каралось конфискацией имущества и смертью. Кроме того, христианство не допускало ни малейшей поблажки, какую впоследствии дало магометанство порочным склонностям сердца человеческого, а выдвигало на фоне иудейских и языческих идей того времени такие невыполнимые требования покаяния и обращения, отказа от себя и от мира, что люди, по словам Тертуллиана, держались подальше от новой секты не столько из любви к жизни, сколько из любви к удовольствиям. Иудейское происхождение христианства, нищета и незнатность большинства его приверженцев представлялись в особенности оскорбительными для гордости греков и римлян. Цельс, преувеличивая этот факт и не обращая внимания на многие исключения, насмешливо замечает, что «ткачи, сапожники и сукновалы, самые безграмотные люди» проповедуют «неразумную веру» и умеют делать ее привлекательной особенно «для женщин и детей».
Но несмотря на эти чрезвычайные трудности христианство добилось успеха, который можно было считать поразительным свидетельством божественного происхождения этой религии и того, что она отвечала глубочайшим потребностям человека. Ириней, Иустин, Тертуллиан и другие отцы церкви того периода указывают на это. Сами трудности стали в руках Провидения средствами распространения веры. Гонения привели к мученичеству, а мученичество не только внушает страх, но и обладает притягательностью, пробуждает самые благородные и бескорыстные амбиции. Каждый настоящий мученик был живым доказательством истинности и святости христианской веры. Тертуллиан мог восклицать, обращаясь к язычникам: «Все ваши бесхитростные жестокости ничего не дадут; они — лишь соблазн для нашей церкви. Чем больше вы уничтожаете нас, тем больше нас становится. Кровь христиан — это их семя». Моральная искренность христиан резко контрастировала с преобладающей в тот век развращенностью, и христианство своим осуждением фривольности и сладострастия просто не могло не произвести большое впечатление на самые серьезные и благородные умы. То, что Благая Весть прежде всего была предназначена нищим и угнетенным, придавало ей особую утешающую и искупительную силу. Но среди сторонников новой религии уже с самого начала были также, хотя и в небольшом количестве, представители высших, более образованных классов, — такие как Никодим, Иосиф Аримафейский, апостол Павел, проконсул Сергий Павел, Дионисий из Афин, Ераст из Коринфа и представители императорского дома. Среди пострадавших от гонений Домициана были его близкая родственница Флавия Домитилла и ее муж Флавий Климент. В древнейшей части катакомб Каллиста, названной в честь Святой Люцины, похоронены представители известного gens Pomponia[6] и, возможно, дома Флавия. Явные или тайные обращенные были среди сенаторов и всадников. Плиний жалуется, что в Малой Азии в христианство обращаются люди всех сословий (omnis ordinis). Тертуллиан утверждает, что христианство исповедовала десятая часть жителей Карфагена, среди которых были сенаторы, благороднейшие дамы и ближайшие родственники проконсула Африки. Многие отцы церкви середины II века, такие как Иустин Мученик, Ириней, Ипполит, Климент, Ориген, Тертуллиан, Киприан, превосходили самых выдающихся языческих современников талантом и уровнем образования или, по крайней мере, были равны им.
