Ознакомительная версия.
18 мая было уже близко. 16 Владыка собирался уезжать по обозрению епархии, а потому 15 я и явился к нему принять напутственное благословение. Мне навсегда останется памятным тот полный благожелания, истинно отеческий прием, который нашел я у Владыки. Осведомившись о найденных денежных средствах, которыми я мог теперь свободно располагать в пути, и о местах предполагаемых остановок за границей, он начал давать ценные, дорогие для меня советы и наставления относительно того, где непременно нужно остановиться, у кого побывать, чего остерегаться и чем запасаться; и в то же время сообщал собственные свои впечатления, вынесенные им в свое время из поездки в Палестину. Много говорил владыка о маститом столетнем, здравствовавшем еще Блаженнейшем Патриархе Александрийском Афанасии (на самом деле – Софроний – К.Б.), о свежести его сил и величественности, о внимании к нему, тогда паломнику законоучителю (Патриарх предложил за литургией в установленное время прочитать символ веры на славянском языке); говорил немало и о некоторых членах Иерусалимской Миссии (русской), из которых один продолжал служить и в настоящее время. Но этого мало. Владыка собственноручно при мне написал письмо одному из старейших петербургских протоиереев, бывшему в Палестине и немало писавшему о ней, прося и его снабдить меня необходимыми и полезными указаниями, и письмо это вручил мне для передачи. Растроганный до глубины души, вышел я от Владыки, напутствованный его святительскими благожеланиями, незаметно пробыв у него часа полтора. Ни чума в Александрии, ни трудности далекого пути, ничто уже теперь не смущало меня. В отеческом напутствии Владыки я видел волю Божию, видел, что Господь благоустрояет мой путь, и верил, что Он поможет мне и благополучно совершить его. Итак, с Господом в путь!
20 мая. В Петербург прибыли в девятом часу утра. Долго задерживаться здесь не приходилось, а потому наскоро собравшись, прямо же с парохода отправился я в Палестинское Общество, чтобы представиться одному из его членов и кстати приобрести паломническую книжку. По пути заходил в Казанский собор помолиться перед чудотворной иконой Божией Матери и приложиться к ней. Зашел было и к о. протоиерею, на имя которого у меня было письмо; но его не оказалось дома: по словам прислуги, о. протоиерей рано утром уехал куда-то со св. иконою в окрестности Петербурга и возвратится не ранее 6 или 7 часов вечера. Что было делать? Видеть о. протоиерея было нужно; крайне желалось побеседовать с ним о Палестине и путешествии туда; но в то же время и ожидать его возвращения было нельзя – нужно было выехать из Петербурга не позже 3^ часов дня, иначе могла произойти неприятная задержка в Москве, которая, в свою очередь, могла повлечь за собой несвоевременный приезд в Одессу. В раздумье пошел я отсюда в Палестинское Общество. Свидание с одним из его членов, которому писали обо мне, поддерживало бодрость духа и умеряло неприятные неудачи у о. протоиерея. Но в Палестинском Обществе ожидало меня подобное же испытание. В канцелярии сообщили, что спрошенного мною лица совсем нет в Петербурге и скоро не будет. А так как мне нужно было разрешить здесь некоторые недоумения и навести справки, то говоривший со мною любезно предложил собственные услуги. Сначала спросил я о документах: достаточно ли их со мною, чтобы беспрепятственно получить в Одессе заграничный паспорт. Тот пересмотрел документы и сказал, что вполне достаточно. «Правда, – оговорился он, – вам следовало бы иметь увольнительное свидетельство за границу и от епархиального начальства; но у вас есть вот свидетельство местного Владыки (при этом он указал на свидетельство, выданное мне на право беспрепятственного совершения священнослужения за границей), где упоминается, между прочим, что вы уволены им за границу, – его (это свидетельство) и приложите, когда будете подавать Одесскому градоначальнику прошение о выдаче заграничного паспорта, только не забудьте оговориться, чтобы свидетельство это возвратили вам при выдаче заграничного паспорта, иначе (без него) вам не позволят священнодействовать ни в Иерусалиме, ни в его окрестностях и не в греческих только церквах, но и в русских». У меня напрашивался было вопрос, слушая эти слова, почему же о таком нужном документе, как увольнительное свидетельство за границу от местного епархиального начальства вовсе не упоминается в «Наставлении паломнику», когда там говорится о духовных лицах; но так как это во-первых была только неточность, мелочь, а в отношении ко мне исключительный случай, и во-вторых к делу мало относилось, а между тем были более серьезные недоумения и вопросы, то я и перевел речь на паломническую книжку. Книжки этой до поездки в Палестину мне вовсе не приходилось видеть и я, понятно, совсем не представлял, как по ней совершают путешествие по железным дорогам. Мне, например, необходимо было заехать среди пути на родину, а я не знал, можно ли это сделать, имея книжку, и если можно, то как. Последнее свое недоумение я сообщил служащему. Тот объяснил, что паломническая книжка состоит из отрывных купонов, по которым на известных пунктах берутся паломниками обычные билеты, с которыми они и совершают путь на общих основаниях. А так как мне нужна была так называемая «смешанная» паломническая книжка (до Одессы по железной дороге в 3 классе и от Одессы на пароходе во 2-м без продовольствия), и в Москве, равно как и в Киеве, задерживаться я не намерен был, то говоривший со мною и не советовал мне брать паломническую книжку в Петербурге: «пользы и экономии, – сказал он, – от нее не будет, а беспокойство может быть. – По паломнической книжке, – пояснил он, – до Одессы вам придется брать билет 4 раза: здесь, т. е. в Петербурге, в Москве, Курске и Киеве, – а это во всяком случае сопряжено с беспокойством; между тем, без книжки вы можете взять билет здесь только однажды – прямо до Одессы и в этом последнем случае даже выгадаете несколько в плате за проезд, правда очень мало, но все-таки выгадаете». – «Тогда зачем же существуют паломнические книжки?» – невольно спросил я. Он объяснил и это. – «Паломнические книжки, – сказал он, – существуют и очень полезны для тех паломников, которые по пути останавливаются в Москве и Киеве; но они важны, нужны и для всех вообще бедных паломников, совершающих путешествие во Святую Землю в 3-м классе, обеспечивая этим последним их возвратный путь. Обитатели Иерусалима, как быть может и вам известно, любят очень деньги и всячески стараются выманить их у паломников. Отсюда нередко бывают случаи, когда бедные простосердечные паломники истрачивали там до отъезда все свои путевые деньги и возвратиться на родину им было уже не с чем; при паломнической же книжке последнего случиться не может». Выслушав это, я стал настаивать на необходимости паломнической книжки и для себя, в тех видах, чтобы и себе обеспечить ею возвратный проезд. «Если так, – сказал мне служащий, – то самое лучшее сделать вам это в Киеве; так, кстати, не мешало бы вам побывать и у хорошо известного мне протоиерея (он назвал фамилию его), который не раз путешествовал по Палестине; наверное, он сообщит вам много полезного». Я с благодарностью обещал поступить именно так, как мне советовали, т. е. взять книжку в Киеве и непременно побывать у о. протоиерея, и продолжил вопрос о гимназистах: состоится ли их заграничная поездка ввиду неблагоприятных слухов из Александрии? Оказалось, что в канцелярии Общества по этому вопросу не знали ничего. Служащему известно было только то, что и мне, т. е. что только печаталось в газетах. Он, однако, нашел возможным высказать и свое мнение на этот счет и высказал мнение отрицательного свойства ввиду чумных заболеваний; но в то же время он уверял, что для паломников, едущих в Св. Землю, серьезного или опасного в этих заболеваниях ничего нет, так как во-первых заболевания эти, как известно, не эпидемического характера, единичны, а во-вторых Палестинское Общество всячески хлопочет, чтобы пароходы Русского Общества с палестинскими паломниками нигде на пути не подвергались карантину. Больше спрашивать было нечего. Поблагодарив за разъяснения и указания и купив на дорогу книжку В.Н. Хитрово «К животворящему Гробу Господню»[4], а также (по предложению говорившего) и три чтения о Святой Земле того же автора, я вышел из канцелярии и отправился на пароход, чтобы перевесть свои вещи на железнодорожный вокзал. – Из поездов Николаевской железной дороги с вагонами 3-го класса, следующих в Москву, только почтовый, отходящий в 3 часа дня, и добавочный к нему, отходящий через полчаса, бывают в пути 17 часов (остальные не менее 22-х) и приходят в Москву к началу делового утра (в 9 и 9^ ч. по московскому времени). Отсюда поезда эти всегда бывают полны пассажиров и особенно первый. Сколько ни пытался я в разное время попасть в этот последний поезд, это мне не удавалось, хотя я иногда являлся в вокзал за час или за полтора до его отхода: места всегда бывали все разобраны, и приходилось ехать с добавочным. То же случилось и теперь. Несмотря на то, что я прибыл на вокзал за ½ часа до отхода почтового поезда, свободных мест в нем уже не было; не было свободных спальных мест и в добавочном, – приходилось тесниться в общем вагоне. Но я торопился, а потому и обращать внимание на тесноту не приходилось. В 3½ часа дня поезд быстро понес нас по направлению к Москве. Вагон был полон. Одни из пассажиров читали газеты, другие разговаривали или смотрели в окно, а иные просто сидели задумавшись. Хотел было я сосредоточиться, дать себе отчет в событиях дня, но ничего как-то не выходило: мысли не вязались, перескакивали с предмета на предмет. То выплывал вопрос, поедут ли гимназисты, и я думал, как бы повернее узнать об этом в Москве; то припоминался разговор о паломнической книжке, и я пытался уяснить, не лучше ли было взять эту книжку в Петербурге, или ставил вдруг такой вопрос: зачем это от Петербурга до Одессы приходится брать билет (по паломнической книжке) четыре раза, а не три? Почему бы не прямо брать от Москвы до Киева? и подобные. Говорить с своим соседом не чувствовал расположения да и вряд ли было о чем; в окно смотреть тоже долго не приходилось – слишком однообразен вид: лес и лес, иногда разве болото, покрытое водою. Я достал чтения о Св. Земле В.Н. Хитрово и стал читать первое из них – «Путь до Иерусалима». «Чтение» оказалось прекрасным, чрезвычайно интересным и общедоступно изложенным к тому же. Задавшись целью наглядно изобразить пред образованным обществом, как чувствует себя и ведет русский паломник за все время неблизкого пути до Иерусалима, высокопросвещенный автор предварительно решает очень важный в паломничестве вопрос, – устанавливает «те внутренние побудительные причины, которые влекут русских паломников к паломничеству». В самом деле, что заставляет русского человека паломничать, предпринимать далекие и трудные путешествия для богомоления?…Помню, и меня когда-то, очень давно, нечто подобное спрашивал один вдумчивый юноша. В славной обители преподобного Сергия постоянно почти можно видеть массу разнообразных богомольцев, которые приходят сюда из разных концов необъятной России. Как-то однажды, смотря на эту двигающуюся туда и сюда по обители толпу богомольцев, юноша задал мне вопрос: зачем это люди ходят сюда из далеких окраин? Молились бы дома у себя, – не все ли равно? Я сказал ему тогда, что он, заметно, не знает склада и потребностей религиозного человека, каким и есть в большинстве случаев русский человек. Религиозный человек хотя и живет в мире обычною жизнью, несет мирские заботы и хлопоты, но не считает этой жизни, как она есть, жизнью настоящею, а потому и не лежит к ней душа его. Настоящая жизнь с ее суетою и неправдою гнетет, стесняет дух его, производит в нем разлад. И когда разлад этот, разлад духа с жизнью, становится слишком велик и тяжел, религиозный человек покидает, улучив благоприятное время, обычные свои дела и занятия и идет в места, где живут свято, по-Божьи, живут в Боге и для Бога, и где Бог ближе к людям, идет туда, чтобы подышать святою жизнью, вдохнуть ее в себя. И он идет в святые именно места, в святую обитель, где и изливает свою скорбь пред Богом, умиротворяется духом и затем, запасшись новыми силами, снова возвращается к обычным своим занятиям. Но В.Н. Хитрово гораздо шире поставляет вопрос и несколько иначе, несравненно глубже решает его. Он имеет в виду, главным образом, уяснить, что собственно заставляет действительного русского простого паломника «идти от веси до веси, от обители до обители, проходя нередко все обширное пространство Святой Руси (и далее до Иерусалима), терпя голод и холод?» – «прирожденная страсть к мыканью?» – Нет, отвечает он и так объясняет: «У каждого человека, как бы он ни казался груб и невежественен, есть свой идеал, и затем стремление к достижению этого идеала, который, именно потому, что он идеал, недостижим. И у заскорузлого на вид простого паломника есть также свой идеал и, смею полагать, что идеал этот по своей чистоте, по своей возвышенности куда выше идеалов многих из нас (т. е. образованных). Идеал этот – сладостное ощущение возносящейся от сердца молитвы. Проследите его жизнь от рождения, и вы увидите, что он ощущал эти сладостные минуты даже в своей родной сельской церкви, может быть редко, развлекаемый обыденною жизнью, еще реже потому, что чувства грубели от привычки; чтобы возбудить это ощущение, он начинал, может быть, даже бессознательно, посещать соседние обители, новость которых возбуждала в нем молитвенное настроение, которого душа его жаждала, но и тут с привычкою притуплялись его чувства, он шел далее в новые обители…. пока не достигал высшей земной святыни – Святого Града с Голгофой, где совершилось искупление человечества. Выше на земле идти некуда; казалось, что душа достигла, чего желала, а между тем, нет, и тут привычка заглушает сердце. Удовлетворенный отчасти, он возвращается на родину и опять чрез некоторое время у него является непреодолимое желание идти туда, где были испытаны такие сладостные минуты. Вот в чем заключается так сказать психология русского простого паломника», по мнению автора.
Ознакомительная версия.
