«Госпожа бузина, удели нам от твоего дерева, тогда я дам тебе и от своего, когда оно вырастет в лесу». Так, филиппинцы просили разрешения у равнин и гор, когда им предстояло по ним путешествовать, и считали преступлением срубить какое-нибудь старое дерево. Так же брамин едва решается пить воду и ступать ногами по земле, потому что каждый шаг, каждый глоток воды может вызвать страдания и смерть чувствующих существ, растений и животных; поэтому он должен каяться, «чтобы искупить смерть тварей, которых он и днем и ночью может не намеренно уничтожить. Сюда также относятся многие правила поведения, которые в древних религиях человек должен был соблюдать в отношении природы, чтобы ее не осквернить и не оскорбить. Так, например, ни один служитель Ормузда не смел касаться земли босыми ногами, ибо земля священна; ни один грек не осмеливался переходить через реку с невымытыми руками.
В жертвоприношении становится наглядной и сосредоточивается вся сущность религии. Жертвоприношение коренится в чувстве зависимости – в страхе, сомнении, неуверенности в успехе, в будущем, в угрызениях совести из-за совершенного греха; а результат, цель жертвоприношения лежит в самочувствии – в храбрости, наслаждении, уверенности в успехе, свободе и блаженстве. Рабом природы приступаю я к жертвоприношению, а после жертвоприношения я чувствую себя хозяином природы. Поэтому корень религии – в чувстве зависимости от природы; упразднение этой зависимости, освобождение от природы составляет цель религии. Другими словами, божественность природы в самом деле есть источник, основа религии, а именно всяческой религии, также и христианской; конечной же целью религии является обожествление человека.
Предпосылка религии заключается в противоположности или противоречии между хотением и умением, между желанием и исполнением, между намерением а осуществлением, между представлением и действительностью, между мышлением и бытием. В хотении, желании, представлении человек не ограничен, свободен, всесилен, он – бог, а в умении, осуществлении, в действительности он обусловлен, зависим, ограничен, он – человек, человек в смысле конечного, противоположного богу существа. «Человек предполагает, а бог располагает», «У человека свои планы, Зевс же делает по-своему». Мышление, хотение – в моей власти, но то, чего я домогаюсь и что я мыслю, принадлежит не мне; это
– вне меня, это зависит не от меня. Религия стремится и ставит себе целью устранить это противоречие или эту противоположность; божественное же существо и есть то существо, где это противоречие разрешается, где оказывается возможным или, вернее, действительным все то, что возможно согласно моим желаниям и представлениям, но невозможно для меня по моим силам.
Исконный, подлинный, коренной элемент религии заключается в том, что не зависит от человеческой воли и знаний; это дело бога. Апостол Павел говорит: «Я насадил, Аполлон поливал; но возрастил бог. Посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а все – бог, взращивающий». Также Лютер: «Мы должны… восхвалять бога и благодарить его, взращивающего нам хлеб, мы должны признать, что не нашей работой, но его благословением и его малостью произрастают зерно, вино и всевозможные плоды, доставляющие нам еду, питье и удовлетворение всяческих потребностей». Гезиод говорит, что усердный земледелец соберет богатую жатву, если Зевс обеспечит удачное завершение. Итак, вспахать поле, посеять, полить всходы зависит от меня; жатва же не в моей власти. Жатва – в руке божией; отсюда поговорка: «Без бога ни до порога». Но что такое бог? В первоначальном смысле не что другое, как природа или сущность природы, но как объект молитвы, как существо, которое мы просим, следовательно, как существо, проявляющее волю. Зевс – причина или сущность метеорологических явлений природы; но это еще не составляет его божественный, его религиозный элемент, и для нерелигиозного человека дождь, гром, снег имеют причину. Он бог только потому и только в силу того он бог, что он – владыка метеорологических явлений природы, что эти явления природы зависят от его усмотрения, составляют акты его воли. Итак, независимое от человеческой воли ставится религией в зависимое положение от воли божией, со стороны предмета (объективно); со стороны же человека (субъективно) оно делается зависимым от молитвы, ибо то, что зависит от воли, составляет предмет молитвы, есть нечто изменчивое, есть то, о чем можно просить. «Сами боги могут оказаться послушными. Ладаном и смиренными обетами, возлиянием вина и благовониями смертный может их направить в другую сторону».
Где человек возвысился над безграничной свободой выбора, над беспомощностью и случайностью подлинного фетишизма, там во всяком случае предметом религии, исключительно или главным образом оказывается то, что составляет предмет целеустремленной деятельности и потребностей человека. Именно поэтому безусловно всеобщим и преимущественным религиозным почитанием пользовались те естественные существа, которые были наиболее необходимы человеку. А то, что составляет предмет человеческих потребностей и целеустремленной деятельности, и есть как раз объект человеческих желаний. Мне нужен дождь и солнечный свет, чтобы мой посев взошел. Поэтому-то при продолжительной засухе я желаю дождя, при продолжительном дожде – солнца. Желание есть стремление, исполнение которого не в моей власти, оно есть воля, бессильная добиться желаемого; если я и добиваюсь желаемого и, как таковое, оно мне доступно, то оно может быть не в моей власти в данный момент, при данных обстоятельствах и условиях; если принципиально мое желание и осуществлено, то не так, как того хочет человек с религиозной точки зрения. Но то, что недоступно моему телу, вообще моим силам, то – во власти самого моего желания. К чему я стремлюсь, чего я желаю, то я зачаровываю, одухотворяю своими желаниями. На старонемецком языке wiinschen (желать) – значит зачаровывать. В аффекте человек полагает свою сущность за пределы самого себя, и только в аффекте, ибо в чувстве коренится религия; в аффекте он принимает безжизненное за жизненное, непроизвольное за произвольное, одухотворяет предмет своими вздохами, ибо, находясь в аффекте, он не может обращаться к бесчувственному существу. Чувство переходит за пределы, предписанные рассудком, оно льется через края человеческой природы, чувству слишком тесно в груди, оно должно перейти во внешний мир, превратив бесчувственное существо природы в существо сочувствующее. Природа, зачарованная человеческим чувством, ему соответствующая и с ним ассимилировавшаяся, следовательно, сама преисполненная всяческого чувства, и есть та природа, которая составляет предмет религии, божественное существо. Желание есть источник, есть самая суть религии, сущность богов есть не что иное, как сущность желания. Боги – сверхчеловеческие и сверхприродные существа. Боги – это те существа, от которых исходит благословение. Благословение есть результат, есть плод, цель действия, от меня независимая, но мною желаемая. Лютер говорит: «Благословлять – собственно, значит желать чего-то хорошего». «Когда мы благословляем, мы только желаем добра; однако не можем дать того, чего мы хотим; но божие благословение приумножает и составляет силу». Это значит: люди – существа, которые желают; боги – такие существа, которые исполняют желания. Так, столь часто употребляемое в обычной жизни слово «бог» есть выражение желания. «Дай тебе бог детей» означает: я желаю тебе детей. Только в последних словах это желание выражено субъективно, не религиозно, по-пелагиански, а в первом случае – объективно, следовательно, религиозно, по-августиновски. Но разве желания не сверхчеловеческие и не сверхприродные существа? Разве я, например, остаюсь еще человеком в своем желании, в своей фантазии, если я мечтаю стать бессмертным существом, избавившимся от оков земного тела? Нет! У кого нет желаний, у того нет и богов. Почему греки так подчеркивали бессмертие и блаженство богов? Потому что они сами не хотели быть смертными и лишенными блаженства. Где ты не слышишь жалобных песен о смертности и злоключениях человека, там ты не услышишь и хвалебных гимнов бессмертным и блаженным богам. Слезы сердца испаряются в небо фантазии, в туманный призрак божественного существа. Гомер выводит божества из мирового потока океана, но этот божественный поток в действительности есть лишь излияние человеческих чувств.
Антирелигиозные явления в области веры всего нагляднее раскрывают происхождение и сущность религии. Таким антирелигиозным фактом, с горьким упреком подмеченным еще благочестивыми язычниками, является, например, то обстоятельство, что вообще люди только в несчастии прибегают к религии, только в несчастии обращаются к богу и думают о нем, но как раз этот факт приводит нас к источнику самой религии. Человек приходит к мучительному выводу, что он не может того, чего хочет, что у него связаны руки, когда он находится в несчастии, в нужде, своей ли собственной или чужой. Но расслабление двигательных нервов не есть одновременно расслабление чувствующих нервов; оковы моих телесных сил не оказываются оковами моей воли, моего сердца. Наоборот, чем больше у меня связаны руки, тем свободнее мои желания, тем сильнее моя жажда избавления, тем энергичнее мое стремление к свободе, тем сильнее мое желание не быть ограниченным. Чрезмерно возбужденная, сверхчеловеческая сила сердца и воли, взвинченная у людей до последней степени властью нужды, и есть божественная сила, не знающая ни нужды, ни границ. Боги в состоянии сделать то, чего хотят люди, другими словами, они реализуют заколы человеческого сердца. Чем люди являются по своей душе, таковы боги телесно; то, что людям доступно только в хотении, в воображении, в сердце, то есть только духовно (например, разом перенестись в отдаленное место), то находится в физической власти богов. Боги – воплощенные, овеществленные, осуществленные желания человека, упраздненные естественные пределы человеческого сердца и воли, существа с неограниченной волей, существа, чьи телесные силы равны сипе их хотений. Антирелигиозное проявление этой сверхъестественной религиозной силы есть волшебство у некультурных народов: здесь простая воля человека совершенно явно оказывается богом, который властвует над природой. Если израильский бог по требованию Иисуса Навина приказывает солнцу остановиться, если он посылает дождь по просьбе Илии, если христианский бог для доказательств своей божественной природы, то есть своей силы, выполняет все пожелания людей, одним своим словом успокаивает разбушевавшееся море, исцеляет больных, воскрешает мертвых, то здесь так же, как при волшебстве, простая воля, простое желание, простое слово объявляются силой, господствующей над природой. Разница лишь в том, что волшебник реализует цель религии антирелигиозно, а иудей, христианин – религиозно, причем первый усматривает в себе то, что вторые переносят в бога; первый превращает в объект настойчивого желания, приказа то, в чем последние усматривают объект тихого, покорного волеизъявления, скромного желания, словом, первый действует через себя и для себя, а вторые – через бога и с богом. Но известная поговорка: guod quis per alium fecit, ipse fecisse putatur, иначе говоря, то, что один делает при помощи другого, то ему приписывается в качестве собственного деяния – находит здесь свое применение: то, что человек делает через бога, то в действительности делает он сам.
