Ознакомительная версия.
В наши дни представители так называемой «формальной критики» утверждают, что материалы, составившие Новый Завет, передавались изустно вплоть до момента, когда они были записаны в форме Евангелий. Хотя эти критики признают, что временной разрыв был значительно меньше, чем это считалось прежде, они, тем не менее, убеждены, что евангельское описание событий приняло фольклорные формы (легенды, сказки, мифы, притчи).
Важнейший аргумент против идеи фольклорного развития заключается в том, что период устной передачи материала (как его определяют критики) был слишком коротким, чтобы могли возникнуть все те изменения в материале, о которых эти критики говорят.
Вот что говорит о краткости временного промежутка, предшествовавшего написанию Нового Завета, Саймон Кистемейкер, преподающий Библию в Дортском колледже:
Накопление фольклора у примитивных народов, — это всегда постепенный процесс, растягивающийся на столетия. Он требует участия многих и многих поколений. Если же послушать «формальных критиков», то получается, что евангельские истории были и созданы, и собраны чуть ли не при жизни одного поколения! Создание отдельных элементов евангелий у них превращается в некий скоростной процесс, спрессованный во времени.
А. Х. Мак-Нил, в прошлом Королевский профессор богословия в Дублинском университете, опровергает гипотезу устного развития, выдвинутую формальными критиками. Он указывает, что им следовало бы обратить внимание на традиции сохранения слов Иисуса. Если внимательно прочесть Первое послание к Коринфянам 7:10, 12, 25, то ясно видно, что речи Иисуса тщательно запоминались, что существовала традиция записи его слов.
В еврейской религии принято, чтобы ученик запоминал слова раввина наизусть. Хороший ученик подобен «запечатанному сосуду, из которого не прольётся ни одна капля» (Мишна, Абот, ||, 8). По теории К. Ф. Бёрни («Поэзия нашего Господа», 1925), слова Христа передавались в виде стихов на арамейском языке — так их было легче заучивать наизусть.
Пол Майер, профессор древней истории в Университете Западного Мичигана, пишет:
Утверждение, будто христианство «высиживало» пасхальный миф на протяжении столетий, или что источники были написаны много позже событий, просто не соответствует фактам.
Анализируя формальную критику, У. Олбрайт писал:
Только современные гуманитарии, не владеющие ни историческим методом, ни исторической перспективой, могли наплести такую паутину спекулятивных рассуждений, какой «формальные критики» окружили Евангелие.
По мнению самого Олбрайта, «двадцать или даже пятьдесят лет — слишком малый срок, чтобы суть и даже конкретные слова, сказанные Иисусом, могли подвергнуться сколько-нибудь значительным искажениям».
Часто, говоря с кем-нибудь о Библии, я слышу саркастические замечания:
— Да разве можно верить Библии? Ведь она написана чуть не 2000 лет назад. В ней полно ошибок и противоречий.
Я всегда говорю таким собеседникам в ответ:
— Я считаю, что я могу положиться на Библию.
А потом описываю случай, который произошёл со мной, когда я читал лекцию студентам-историкам. Я, в частности, сказал на этой лекции, что в пользу подлинности Нового Завета можно привести доказательств больше, чем, практически, для любых десяти произведений античной литературы, вместе взятых.
Их профессор сидел в уголке и ухмылялся, как бы говоря:
— Да бросьте вы, чего там!
Тогда я его спросил:
— А что вы ухмыляетесь?
А он мне:
— Знаете, говорить историкам про достоверность Нового Завета — это просто наглость!
Я обожаю, когда мне кто-нибудь выдаёт такого рода сентенции: тут я всегда задаю один и тот же вопрос (и ещё ни разу не услышал толкового ответа). Я его спросил:
— Скажите, пожалуйса, вот вы — историк; и какие же критерии вы применяете к литературному или историческому произведению, чтобы определить, насколько оно точно или подлинно?
Самое поразительное, что никаких критериев у него не нашлось. А у меня они были, о чём я ему тут же и сказал.
Я считаю, что историческая подлинность и достоверность Священного Писания должна проверяться по тем же критериям, какие используются при проверке любого другого исторического документа. Военный историк К. Сандерс описал и разъяснил три основополагающих принципа историографии. Это — проверка библиографическая, проверка внутренних показаний и проверка внешних показаний.
Библиографическая проверкаБиблиографическая проверка заключается в рассмотрении последовательности текстов, в которых документ дошёл до нас. Другими словами (когда мы не располагаем оригиналом), насколько точны копии, имеющиеся у нас: сколько имеется рукописных источников, и какой период времени отделяет оригинальный документ от известной нам копии.
Легко оценить, как мы богаты рукописными источниками Нового Завета: достаточно сравнить его с любыми другими древними текстами.
«История» Фукидида (460–400 до н. э.): у нас есть всего восемь рукописей, датированных примерно 900 г. н. э. — т. е. 1300 лет после его смерти.
Так же редки рукописи «Истории» Геродота. Они тоже датируются поздним периодом, и всё же, как говорит Ф. Ф. Брюс,
Ни один филолог-классик не поставит под сомнение подлинность Геродота или Фукидида только потому, что известные нам рукописи их сочинений отделены от оригиналов 1300 годами.
Аристотель написал свою «Поэтику» примерно в 343 г. до н. э., а самый ранний список, известный нам, датирован 1100 г. н. э.: разрыв почти в 1400 лет, и есть всего пять рукописей.
Цезарь написал «Историю Галльских войн» между 58 и 50 г.г. до н. э. и подлинность её устанавливается на основании девяти или десяти списков, сделанных на 1000 лет позже.
Напротив, обилие рукописей Нового Завета, по сравнению с этими работами, кажется просто поразительным. Уже после того, как были обнаружены ранние папирусы, заполнившие пробел между временами Христа и вторым веком н. э., было найдено множество других рукописей. Сегодня нам известно более 20000 рукописей Нового Завета. Для сравнения: известно 643 списка знаменитой «Илиады»; по обилию рукописных источников она занимает второе место после Нового Завета.
Сэр Фредерик Кенион, в прошлом директор и главный библиограф Британского Музея, не имеет соперников в науке о рукописях. Ему принадлежит следующее заключение:
В этом случае промежуток времени, отделяющий первоисточник от самого раннего из известных нам списков, настолько невелик, что им можно пренебречь. Больше нет оснований сомневаться в том, что Священное Писание дошло до нас, во всех существенных частях, в том виде, в котором оно было написано. Можно утверждать, что подлинность и единство книг Нового Завета окончательно установлены.
Дж. Гарольд Гринли, специалист по новозаветному греческому языку, добавляет:
Поскольку учёные принимают как достоверные и подлинные сочинения античных классиков (несмотря на то, что самые ранние дошедшие до нас списки этих сочинений сделаны на много веков позже оригинальных сочинений, и число таких списков весьма невелико), постольку можно считать установленной и подлинность Нового Завета.
Применение библиографического критерия к Новому Завету приводит нас к убедительным выводам: по числу рукописных списков он значительно превосходит любое другое литературное произведение античности. Если к этому прибавить 100 лет интенсивных текстологических изысканий, можно смело утверждать, что мы располагаем подлинным текстом Нового Завета.
Проверка внутренних показанийБиблиографическая проверка показала пока лишь одно: текст, которым мы располагаем, не отличается от того, который был создан в оригинале. Но нам ещё предстоит проверить, насколько можно доверять записанным сведениям. Это проблема внутренних показаний — т. е. второй критерий, вторая проверка историчности документа, по системе К. Сандерса.
На этом этапе литературный критик следует правилу Аристотеля: «Существующие сомнения следует разрешать в пользу документа, а не в пользу самомнения критика».
Другими словами, по Джону У. Монтгомери:
К утверждениям исследуемого документа надо прислушиваться; нельзя исходить из предпосылки ошибочности или подложности, если только автор не скомпроментировал себя противоречиями или установленными фактическими ошибками.
Д-р Луи Готтшальк, в прошлом профессор истории Чикагского университета, описал свой метод в пособии, широко используемом в исторических исследованиях. Готтшальк останавливается на «способности автора или свидетеля говорить правду».
Ознакомительная версия.
