Ознакомительная версия.
Обращаясь к зороастризму, западные монотеистические религии говорят о космической битве двух противоположных начал и молятся о полной победе света над тьмой. К этому источнику припадают даже авторы голливудских фильмов. Но в «Дао дэ цзин» Дао не является ни хорошим, ни плохим. Конфуцианцы могут сколько угодно искать различия между красотой и безобразием, высшим и низшим, сильным и слабым, а Лао-цзы считает подобные суждения и ложными, и опасными. «Дао дэ цзин» изобилует упоминаниями о всевозможных парах, которые почти все мы считаем противоположностями. И в каждом случае оказывается, что противоположности на самом деле взаимно дополняют и даже перетекают друг в друга. Поэтому любые попытки принять ту или другую сторону тщетны и только вызывают раздражение. Зато надежду дарит гармония наряду с пониманием, что на самом деле все меняется: день сменяется ночью, лето – зимой, и наоборот.
«Дао дэ цзин» начинается двумя загадочными строками, которые тысячелетиями дразнили, злили и радовали переводчиков. Обычно их переводят следующим образом: «Дао, которое может быть высказано, не есть вечное Дао. Имя, которое может быть названо, не есть вечное имя». Такая передача смысла указывает на мистическое прочтение: Дао
Цель всех рассуждений о долине и пустоте, простоте и спокойствии, – гармония
является неизреченным и неописуемым, как Аллах для суфиев и Бог для каббалистов. Однако мой коллега Томас Майкл предлагает другую интерпретацию. В этих строках говорится о переменах и созидании, утверждает он. Вместо того, чтобы служить мистическим утверждением, это наблюдение относится к переменам и оправдывает созидание. Ключ к смыслу каждой фразы – не в субъекте, а в объекте, то есть ключевые слова здесь – «нет» и «вечное», или, в переводе Майкла, «постоянное»: «Дао может вести, но не существует постоянных Дао. Имена могут называть, но не существует постоянных имен»27.
Вторая строка чуть проще поддается разбору. Именем «профессор» можно назвать меня в одном контексте (например, когда я веду занятия), однако оно не подойдет в других контекстах (например, когда я «тренер» футбольной команды, в которой играет моя дочь, или «сын» за столом в доме моих родителей в День благодарения). Первая строчка каверзнее, но и ее можно объяснить. Существует множество Дао – в смысле, «способов» делать что-либо. Следование им может привести нас туда, куда мы хотим прийти. Но эти Дао не остаются постоянными, так как постоянно меняются обстоятельства, в которых эти Дао применяют. Возьмем пример с баскетболом, приведенный Майклом: дао игры в баскетбол существовало в те времена, когда Джеймс Нейсмит изобрел эту игру, и в 90-х годах XIX века это дао могло привести к победе.
«Дао дэ цзин» начинается двумя загадочными строками, которые тысячелетиями дразнили, злили и радовали переводчиков. Обычно их переводят следующим образом: «Дао, которое может быть высказано, не есть вечное Дао. Имя, которое может быть названо, не есть вечное имя»
Однако оно не годилось для Майкла Джордана и Ларри Берда из НБА 90-х годов ХХ века. Почему? Потому что обстоятельства меняются. Потому что игроки стали выше ростом, быстрее и, помимо всего прочего, предпочитают забрасывать мяч в прыжке и сверху, с положения над корзиной.
Религиозные институты обычно лишь усугубляют стремление уцепиться за то, что остается неизменным. В отличие от них,
«Дао дэ цзин» призывает нас радоваться метаморфозам. Даосская традиция содержит предание о сотворении, которое переиначивает американский девиз «E Pluribus Unum»
(«Из многих – единое»), утверждая, что «из единого – многое». В начале было Дао – неизменное, бесформенное и неделимое, но вместе с тем порождающее, преображающее и плодовитое – мать всего, чему предстояло появиться. Из этого изначального единства возникает ци, жизненная сила, присутствующая в любой материи, в том числе и в человеке. Затем эта жизненная сила порождает инь-ян, а они, в свою очередь, – три мира: небеса, мир людей и землю; пять стихий – воду, металл, огонь, дерево и землю, а также десятки тысяч вещей, то есть все прочее. Все, в том числе и люди, сделано из ци с разными пропорциями инь и ян. Бесконечное взаимодействие ци инь и ци ян вечно порождает новое и преображает старое. В итоге эта космология одного, двух и десяти тысяч отвечает не только на вопрос «как появилось все, что существует в мире?», но и «как меняется все сущее?»
Немецкий богослов Пауль Тиллих дал известное определение Бога как «принципа бытия»28. Это определение относится и к безличному Дао, но в первую очередь Дао – «принцип становления», естественный процесс, фундамент генеративности и перемен. Эта творческая трансформация происходит на виду в мире природы, где ежедневно свет сменяется тьмой, ежегодно чередуются весна, лето, осень и зима и в каждой жизни присутствуют и рождение, и смерть. То же самое относится к богатству и бедности, порядку и хаосу, войне и миру. Природа вещей не статична, а изменчива. И Дао – принцип этого становления.
«Дао дэ цзин» – не просто мистический, метафизический и мифологический текст, но и справочник по жизни, в том числе политической. Так что вторая половина этого классического труда посвящена «дэ», то есть силе или добродетели. Здесь отличие Лао-цзы от его конфуцианских друзей становится очевидным. Конфуций утверждал, что проблема хаоса в обществе будет решена методами общественной гармонии, только когда правители, равно как и подданные, приобретут классическое образование и будут взращивать в себе такие добродетели, как жэнь (благоволение). Лао-цзы дает прямо противоположный совет. Он велит правителям «отказаться от знаний» и «прекратить благоволение», добавляя, что «это будет в сто раз лучше для людей»29. В англиканском молитвеннике говорится о признании как в совершенных грехах, так и в тех, которые не были совершены. По мнению Лао-цзы, то, что так и не было совершено, представляет гораздо меньшую опасность.
Считается, что книга «Дао дэ цзин» была написана Лао-цзы перед тем, как он удалился в горы, в ней жизнь отшельника на лоне природы названа более предпочтительной, чем поддельная жизнь чиновника, которую он вел ранее. Лао-цзы говорит, что человек не должен жить под гнетом правителя, отца или мужа, человек должен быть свободным. В отличие от английского философа XVII века Томаса Гоббса, известного утверждением, что в натуральном состоянии жизнь человека была бы «омерзительна, жестока и коротка», Лао-цзы убежден, что в обществе, где все действуют естественным и непосредственным образом, жизнь человека приятна, гуманна и продолжительна. Но Лао-цзы не анархист. «Мягкая сила» для него предпочтительнее отсутствия силы. Ему представляются небольшие и не конкурирующие друг с другом сообщества, существующие в гармонии потому, что их правительства, в соответствии с у-вэй, стараются совершать как можно меньше действий и предоставляют остальное природе. Известный судья Верховного суда США Луис Брэндайс ссылался на Лао-цзы, когда говорил о высшем судебном органе Америки и утверждал, что «самое важное из наших действий – когда мы не действуем»30.
Следующий классический даосский труд, авторитетностью уступающий только «Дао дэ цзин», – «Чжуан-цзы», названный по имени Чжуан-цзы (369–286 годы до н. э.), последователя Лао-цзы и современника конфуцианского мыслителя Мэн-цзы. О Чжуан-цзы мы знаем больше, чем о Лао-цзы, но все равно немного. Биографический очерк I или II века до н. э. изображает его автором антиконфуцианских аллегорий, рассмеявшимся в лицо главному министру, предложившему ему должность управляющего. «Да я лучше буду плескаться в какой-нибудь зловонной сточной канаве, – говорит Чжуан-цзы, – чем вести жизнь раба у правителя царства»31.
Признанный шедевром мировой литературы трактат «Чжуан-цзы», появившийся, вероятно, в IV–II веках до н. э., состоит из семи «внутренних глав», скорее всего, написанных самим Чжуан-цзы, пятнадцати «внешних глав» и одиннадцати «прочих глав», авторами которых могли являться последователи Чжуан-цзы. Эта книга оказала заметное влияние не только на даосизм, но и на чань-буддизм, известный в Японии под названием дзэн-буддизма. Как и дзэн-буддизм, «Чжуан-цзы» с помощью языка подвергает язык сомнению. С дзэн-буддизмом эту книгу также роднит убежденность, что предметы, наиболее заслуживающие внимания, можно найти повсюду, куда ни глянь. В известном коане сказано: «Что есть Будда?» – «Сухое дерьмо». «Чжуан-цзы» извещает нас, что Дао можно обнаружить даже в экскрементах.
Как видно из последнего замечания, «Чжуан-цзы» – озорной текст. Его предполагаемого автора называли «мистиком, сатириком, нигилистом, гедонистом, романтиком», а также «глубоко мыслящим и блистательным паяцем, сокрушающим нашу тягостную усерьезненность»32. Приписываемые ему слова можно истолковать как угодно, зачастую одновременно. Задолго до того, как американский поэт Уолт Уитмен писал: «По-твоему, я противоречу себе? Ну что же, значит, я противоречу себе», Чжуан-цзы утверждал (наверняка с хитрой усмешкой), что споры – это тупик. Пока его современники, конфуцианцы, моисты и легисты обращались к логике и риторике, развивая аргументы, Чжуан-цзы рассказывал притчи. В обществе, которое ценило пользу, «Чжуан-цзы» отстаивал бесполезность, пел хвалу дереву, настолько изогнутому и неухоженному, что оно годится разве что давать тень, в которой можно вздремнуть среди дня. Чжуан-цзы не хотел, чтобы Дао приносило пользу в политике или даже в философии. Он хотел, чтобы оно ни на что не годилось. То же самое относится к каждому из нас. Вместо того, чтобы становиться полезными, он советовал стать бесполезными. И тогда все оставят вас в покое.
Ознакомительная версия.
