Увы! Как теперь отличалась эта Ниоба от той, что раньше увела людей со священных ритуалов, и держала свой величавый путь через город – первая была предметом зависти друзей, а вторую жалели даже враги. Она склонилась на колени над безжизненными телами своих сынов и целовала то одного, то другого. Подняв мертвенно-бледные руки к небесам, она сказала:
– Жестокая Латона, насыть свою ярость моей болью! Насыть свое каменное сердце, когда я хороню семь моих сынов. И в чем твой триумф? Лишенная сыновей, я все же богаче тебя, моей победительницы». Только она это сказала, как прозвучала стрела и поразила ужасом все сердца, кроме Ниобы. Она была смелой от непомерного горя.
Образ безутешной матери Ниобы стал наглядным примером античного фатализма – необходимости покоряться неумолимой судьбе
Сестры, ее дочери, стояли в траурных одеждах над могилами своих мертвых братьев. Одна упала, пораженная стрелой, и умерла на теле, которое оплакивала. Другая, пытавшаяся утешать свою мать, внезапно замолчала и осела на землю замертво. Третья попыталась сбежать, а четвертая – спрятаться, другая стояла, трепеща, не зная, что предпринять. Шестая уже была мертва, и осталась одна, которую мать держала, сжав руками и закрывая своим телом.
– Сохраните мне одну, самую юную! О, сохраните мне хотя бы одну из такого множества! – плакала она; и пока это говорила, та упала мертвая.
Ниоба села, одинокая, среди сынов, дочерей, мужа – всех мертвых, и казалась оцепеневшей от горя. Ветер не шевелил ее волосы, щеки были бледны, глаза светились, застывшие и неподвижные, она не подавала признаков жизни. Язык прилип к нёбу, вены перестали передавать ток жизни. Шея не ворочалась, руки не жестикулировали, ноги не ступали. Она превратилась в камень снаружи и внутри. Только слезы продолжали течь, и, унесенная вихрем на свою родную гору, она до сих пор остается скалой[13], из которой течет струящийся поток, символ никогда не прекращающегося горя.
Образ Ниобы используется Байроном в «Чайльд Гарольде»(IV. 79) как прекрасная иллюстрация состояния упадка современного Рима:
О Древний Рим! Лишенный древних прав,
Как Ниобея – без детей, без трона,
Стоишь ты молча, свой же кенотаф.
Останков нет в гробнице Сципиона,
Как нет могил, где спал во время оно
Прах сыновей твоих и дочерей.
Лишь мутный Тибр струится неуклонно
Вдоль мраморов безлюдных пустырей.
Встань, желтая волна, и скорбь веков залей!
Перевод В. Левика
Эта трогательная история стала сюжетом знаменитой статуи в императорской галерее Флоренции. Она является главной фигурой группы, как предполагается, изначально установленной во фронтоне храма.
Фигура матери, сжавшей руками своего погибающего ребенка – одна из самых восхитительных античных статуй. Среди произведений искусства она стоит в одном ряду с Лаокооном и Аполлоном. Далее следует перевод греческой эпиграммы, предполагаемо связанной с этой статуей:
Боги в камень ее обратили – напрасны усилья;
Скульптор-волшебник ей снова дыханье вложил.
При всей трагичности истории Ниобы, мы не можем удержаться от улыбки, как сделал это Мур в «Ритмах по дороге»:
В своей возвышенной манере
Сэр Ричард Блэкмор рифмовал
И, если ум его не подводил,
То он привольно время проводил,
Меж эпикой и смертью, не страдая,
Свои стишата день-деньской кропая
И этим время злостно убивая;
Как Феб в своей злащеной колеснице
То песней величавой разразится,
То юную Ниобу пристрелит.
Сэр Ричард Блэкмор был врачом, и в то же время очень плодовитым и очень безвкусным поэтом, чьи работы сейчас забыты, и упоминаются Муром лишь для остроумной шутки.
От редактора. Судьба Ниобы и ее детей была одной из любимых тем античного искусства. В числе древнегреческих скульптур на эту тему особенно славилась группа, украшавшая собой фронтон одного из малоазийских храмов Аполлона, впоследствии перевезенная в Рим и поставленная в тамошнем храме Аполлона Созиана. Воспроизведение ее представляет собой известная группа Ниобид, хранящаяся в музее Уффици во Флоренции, а также отдельные ее части и копии, находящиеся в других музеях, напр. в Ватикане («Убегающая дочь Ниобы»), в Дрездене и Мюнхене (две фигуры убитых сыновей и так наз. «Илионей»). Части группы, хранящиеся в Уффици, изображают Ниобу с припавшей к ней дочерью, шесть сыновей, трех дочерей и педагога; вся же группа состояла, по всей вероятности, из 16 фигур: 8 мужских и 8 женских.
Историки искусства еще не пришли к окончательному заключению относительно того, кому из великих греческих ваятелей принадлежал оригинал, повторением которого являются дошедшие до нас фигуры Ниобид – Праксителю или Скопасу, но, судя по смелости их движений, тонкой обработке форм и патетичности выражения, с наибольшей вероятностью можно приписать этот оригинал второму из названных мастеров.
Историю Ниобы рассказывает замечательный русский поэт А. Н. Апухтин в одноименном стихотворении:
Над трупами милых своих сыновей
Стояла в слезах Ниобея.
Лицо у ней мрамора было белей,
И губы шептали бледнея;
«Насытиться, Латона, печалью моей,
Умеешь ты мстить за обиду!
Не ты ли прислала мне гневных детей:
И Феба, и дочь Артемиду?
Их семеро было вчера у меня,
Могучих сынов Амфиона,
Сегодня… О, лучше б не видеть мне дня…
Насыться, насыться, Латона!..
Вы, боги, всесильны над нашей судьбой,
Бороться не можем мы с вами:
Вы нас побиваете камнем, стрелой,
Болезнями или громами…
Но если в беде, в униженьи тупом,
Мы силу души сохранили,
Но если мы, павши, проклятья вам шлем,
Ужель вы тогда победили?
Стоит Ниобея безмолвна, бледна,
Текут ее слезы ручьями…
И чудо! Глядят: каменеет она
С поднятыми к небу руками.
Тяжелая глыба влилась в ее грудь,
Не видит она и не слышит,
И воздух не смеет в лицо ей дохнуть,
И ветер волос не колышет.
Затихли отчаянье, гордость и стыд,
Бессильно замолкли угрозы…
В красе упоительной мрамор стоит
И точит обильные слезы…
Глава IV. Юнона и ее соперницы
Однажды жена царя богов Юпитера богиня Юнона заметила, как небо внезапно потемнело, и сразу же заподозрила, что ее муж поднял тучу, чтобы скрыть какие-то свои темные дела. Она мигом расчистила небо и увидела мужа на берегу прозрачной реки, а рядом с ним стояла прекрасная телочка. Юнона заподозрила, что за обличьем телки скрывается какая-то прекрасная нимфа или кто-то из смертных – так и было на самом деле; потому что это была Ио, дочь речного бога Иноха, с которой Юпитер заигрывал, а когда он стал опасаться приближения своей жены, то изменил внешний вид своей пассии.
Юнона присоединилась к своему мужу, а заметив телку, похвалила ее красоту, и спросила, чья она была и из какого стада. Юпитер, чтобы прекратить вопросы, ответил, что это было его новое творение из земли.
Бюст Юноны, найденный в Италии на вилле Лудовизи
Юнона попросила ее себе в подарок. Что мог в такой ситуации сделать Юпитер? С одной стороны, ему не хотелось отдавать свою возлюбленную жене; но… как отказать царице богов в таком пустячном подарке как простая телка? Он не мог этого сделать, не вызвав подозрения; потому и согласился. Богиня все еще не освободилась от подозрений, поэтому она передала телку своему верному слуге Аргусу, чтобы тот за ней строго присмотрел.
У Аргуса было сто глаз, и из них одновременно могли спать не более двух, так что он следил за Ио постоянно. Он мучил ее, кормя через день, а ночью он обвязывал ее мерзкой веревкой вокруг шеи. Она бы протянула руки, чтобы вымолить свободу у Аргуса, но у нее не было рук для этого, а вместо голоса она мычала, что пугало даже ее саму. Ио видела своего отца и сестер, проходящих мимо нее, и страдала от того, что они похлопывали ее по спине и восхищались ее красотой. Отец протянул ей пучок травы, и она лизнула протянутую руку. Она очень хотела, чтобы он узнал ее и выполнил бы ее желание; но, увы! для этого ей нужны были слова. Наконец, она додумалась писать, и написала рогом на песке свое имя – оно было коротким. Инох узнал его, и поняв, что под таким обличьем скрыта его дочь, которую он давно и безуспешно ищет, стал скорбеть по ней и, обняв ее белую шею, воскликнул:
«Увы! Дочь моя, меньшим горем было бы потерять тебя навсегда!» Когда он так плакал, Аргус, наблюдая, подошел и угнал ее, и сел сам высоком берегу, с которого он мог видеть все вокруг во все стороны.
Бедняжке Ио пришлось пережить немало неприятных часов в облике коровы
