Смысл этого учения в иудейской апокалиптике совершенно ясен, и ничего подобного такому смыслу в Откровении Иоанна нет и быть не может по самому существу дела. Там оно вызывалось потребностью видеть осуществление, хотя бы временное, национально-мессианских чаяний, здесь же о таком мотиве или тенденции, конечно, не может быть и речи. В иудейской апокалиптике участники временного мессианского царства — оставшиеся ко времени пришествия Мессии в живых евреи; в Апокалипсисе Иоанна — "души обезглавленных за свидетельство Иисуса и за слово Божие, которые не поклонились зверю, ни образу его, и не приняли начертания на чело свое и на руку свою". На блаженство чувственного характера в Апокалипсисе нет ни одного намека. Наконец, как бы мы ни объясняли это, — в Апокалипсисе, в связи с его хилиазмом, находится учение о двойном воскресении; между тем в иудейской апокалиптике нет и этого. В виду этого здесь мы пока можем высказать положение, что хилиазм Апокалипсиса не иудейский или керинфианский, но христианский» 43. Мы видим, что Четыркин отделяет от хилиазма иудейского и хилиазма еретиков «христианский хилиазм», который мы называем святоотеческим «хилиазмом».
Евсевий Памфил от игнорирования церковного Предания о «начале нетления» перешел к его подрыву. Он не нашел ничего лучшего, как поставить под сомнение «главное русло церковного Предания» о святоотеческом «хилиазме» через умаление мужа апостольского Папия Иерапольского: «…Говорит, что по воскресении мертвых наступит царство Христово на этой самой земле — телесно, и будет продолжаться тысячу лет. Такую мысль он вывел, думаю, из апостольских сказаний, не понявши чего-либо, сказанного Апостолами таинственно, в образах: потому что был человек ума, кажется, весьма ограниченного…» 44. Четыркин высказывает удивление нападкам Евсевия на мужа апостольского Папия Иерапольского, потому что это ничего не меняет в отношении церковного предания о «тысяче лет», поскольку св. Ириней ясно пишет: «Так и пресвитеры, видевшие Иоанна ученика Господня, сказывали, что они слышали от него, как Господь учил о тех временах и говорил: "придут дни, когда будут расти виноградные деревья, и на каждом будет по десяти тысяч лоз, на каждой лозе по 10 тысяч веток, на каждой ветки по 10 тысяч прутьев, на каждом пруте по 10 тысяч кистей и на каждой кисти по 10 тысяч ягодин и каждая выжатая ягодина даст по двадцати пяти метрет вина…"» 45. И лишь дальше св. Ириней упоминает Папия Иерапольского: «Об этом и Папий, ученик Иоанна и товарищ Поликарпа, муж древний, письменно свидетельствует в своей четвертой книге…» 46. То есть не из книги Папия узнал священномученик Ириней о природном изобилии, что наступит во времена «тысячелетнего царства», но лично от «пресвитеров, видевших Иоанна, ученика Господня», и подтверждает далее, что свидетельство Папия «об этом» соответствует словам тех, что видели Апостола Иоанна Богослова и слышали это свидетельство из его уст.
Четыркин приходит к следующему заключению: «Если для подрыва авторитета Иринея, как проводника апостольского предания, возводят свидетельства пресвитеров в его сочинениях только к произведению Папия, то в этом случае основываются не на словах Иринея, а на чем-то слишком субъективном. Епископ Лионский ясно различал между устными изречениями пресвитеров и письменными подтверждениями Папия…» 47. Совершенно очевидно, что это «слишком субъективное» не что иное, как «корпоративная солидарность» амилленаристов, пытавшихся заглушить голос церковного Предания в вопросе о «тысячелетнем царстве».
Четыркин делает следующий вывод: «На основании всего вышеизложенного, свидетельство Иринея вообще мы можем считать достоверным как первоизвестие, а не простое предание (выделено — В. М.). <…> Что касается самого Иринея, — продолжает Четыркин, — то он является свидетелем признания богодухновенности Апокалипсиса, как происходящего от Св. Духа. Писателем его он считает "Иоанна, ученика Господа", — стереотипная фраза для обозначения Апостола Иоанна. Писатель этой свящ. книги тожественен с писателем четвертого Евангелия. Приводятся Иринеем и буквальные выдержки из Апокалипсиса. Затем, св. Ириней удостоверяет подлинность числа 666… <….> Наконец, высказывается св. Ириней и относительно времени происхождения Апокалипсиса…» 48 Совершенно очевидно, что без устранения епископа Лионского из числа главных свидетелей Апокалипсиса невозможно было ставить под сомнение Откровение как каноническую книгу Нового Завета. Как и невозможно было проигнорировать учение Церкви о «тысяче лет», изложенное священномучеником Иринеем в пятой книге «Обличения и опровержения лжеименного знания», почему соответствующие главы и «утеряли».
Блаженный Иероним Стридонский был, если верить тому, что написано в одной из его книг, единственным из противников буквального понимания первого воскресения, который решился открыто привязать святителя Иринея Лионского к еретическому хилиазму. Иероним Стридонский, согласно своему призванию занимавшийся переводами произведений Оригена, был твердо убежден в том, что не подцепит ни одну оригеновскую заразу. Действительно, судя по всему, ему удалось избежать этого, но ему не удалось устоять перед обаянием аллегорического метода, пропагандистом и мастером которого был Ориген: «…Образ понимания Ветхого Завета и способ толкования его, под влиянием духа времени и великой личности Оригена, такие пустил глубокие корни в древнюю литературу толковательную, что некоторые даже из противников и порицателей Оригена, незаметно может быть для себя, подчинялись ему и порой предавались также неумеренному аллегоризму. Примером этого служит особенно блж. Иероним, с жаром восставший против Оригена и основательно опровергавший его способ толкования» 49.
У многих возникает убеждение, что с помощью этого метода можно осветить все тайное в Священном Писании, вот только иногда мешает… церковное Предание Конечно, это было проявлением ревности блж. Иеронима, желанием немедленно покончить с еретическим хилиазмом. Но подобное действие, если блж. Иероним действительно написал такое, было уже за гранью икономии: то была атака на св. Иринея Лионского как хранителя Предания.
Вот как она происходила: «И не безизвестно мне, как велико разнообразие мнений между людьми. Я говорю не о таинстве Троицы, правое исповедание которой есть неведение для знания, но о других церковных догматах, именно о воскресении и состоянии душ и плоти человеческой, об обетованиях будущего: как следует принимать их и как должно понимать Откровение Иоанна, которое, если понимать буквально, то следует иудействовать, а если духовно объяснять, как написано, то мы, по-видимому, стали бы в противоречие с мнениями многих древних, — латинян: Тертуллиана, Викторина, Лактанция, и греков, — чтобы опустить других, упомяну только об Иринее, епископе Лионском, против которого красноречивейший муж Дионисий, епископ александрийской церкви, написал прекрасную книгу, осмеивая баснословие о тысяче лет, и земной Иерусалим, украшенный золотом и драгоценными камнями, восстановление храма, кровь жертв, покой субботы, неправду обрезания, браки, рождения, воспитание детей, наслаждение на пиршествах и порабощение всех народов, и снова войны, войска и триумфы и умерщвления побежденных и смерть столетнего грешника. Ему в двух книгах отвечал Аполлинарий,
